Орден Ассасинов - Колин Уилсон

Идея танатоса, человеческого разрушительного импульса, быстро нашла широкое применение, поскольку она, казалось, объясняла странную саморазрушительную природу человеческого насилия. Пока Роберт Эрдри не предположил в своей книге «Происхождение Африки» (1961), что человек в основе своей является обезьяной-убийцей, у этой теории не было серьезных конкурентов.

На первый взгляд теория Фрейда предлагает абсолютно удовлетворительное объяснение случая Мэнсона. Жизненный инстинкт (который включает в себя сексуальный стимул) соединен в непрерывной борьбе с инстинктом смерти. И когда кажется, что инстинкт смерти начинает побеждать, инстинкт жизни пытается направить его наружу, на остальных людей, словно слабый король, который мог попытаться избежать революционного насилия, начав войну. Это, как указывает биограф Фрейда Эрнест Джонс, явилось причиной, по которой Австрия вступила в Первую мировую войну. Фрейдистский взгляд на Мэнсона заключался бы в том, что его долгое пребывание в тюрьме дало его импульсу саморазрушения шанс получить власть. На Хейт-Эшбери он пытался нейтрализовать это с помощью беспорядочного секса. Но такая беспорядочность является саморазрушением. Д. X. Лоуренс сказал: «То, что не может дать множество женщин, может дать одна», и наоборот, то, что может дать одна женщина, не может дать много женщин. Создание «семьи» казалось, по Фрейду, попыткой удержать душевные стремления к саморазрушению, но это не принесло пользы. Деструктивные импульсы взорвались, и он даже не доверял убийство помощникам, в отношении которых он не был уверен, что они сохранят все в тайне...

Но по сравнению с объяснением по Маслоу все это слишком запутано. Мэнсон утверждал себя, его прогресс был заблокирован на всех уровнях. С ранних лет у него не было безопасного дома[51] - именно из-за этого его вполне устраивала тюрьма, и он боялся ее покинуть[52]. До двадцати лет у него не было ни одной возможности нормально удовлетворить сексуальное желание. И когда за один год семья предоставила ему полную безопасность и сексуальное удовлетворение, в котором он нуждался, в то время как мужчины-последователи - например, Брюс Дэвис и Чарльз Уотсон - потворствовали его потребности утвердить чувство собственного достоинства. Он внезапно развил взрывную скорость; после года в тюрьме это было подобно взбалтыванию бутылки шампанского, когда вылетает пробка. И этот тип усиленного развития может быть более губительным, чем чувство неудовлетворенности. Лучший тип - медленный и неторопливый, позволяющий укрепить моральные критерии и создать новый образ самого себя. Остальные типы создают проблему личности, которую можно сравнить с «кессонной болезнью», которую испытывают ныряльщики, слишком быстро снизившие давление. Результатом этого является «отказ жизненных ресурсов», глубоко сидящее психологическое истощение.

Этого могло не произойти, если бы способность Мэнсона к самоутверждению была больше. Но его «стихи» и песни демонстрировали талант объективно низкого уровня. Его интеллектуальные аргументы, процитированные очевидцами и журналистами, звучат поверхностно; на самом деле они являются его «волшебными» оправданиями собственных эмоций. Его неприязнь к книгам была реакцией самозащиты. Взбираясь по «иерархии ценностей» с максимальной скоростью, Мэнсон неожиданно остановился, столкнувшись с недостатком тренировки и подготовки. У него просто не было возможности для внутреннего управления, для того, чтобы работать в одиночку; толпа обожателей была необходимой для его благополучия. Состояния дезориентации, созданные наркотиками, больше не помогали. «Порочный круг», который становился видимым в течение последнего года, является результатом изнеможения и срыва на творческом уровне - уровне самоутверждения. В этом состоянии смятения и эмоционального утомления Мэнсон сделал то, что сделал бы почти каждый в подобной ситуации - вернулся к более раннему уровню своего развития, тюремному уровню негодования против общества.

В течение этого последнего года харизма Мэнсона была его несчастьем. Он нуждался в ком-то своего рода равном, кто бы мог ему нравиться и вызывать восхищение - желательно кто-нибудь с творческими способностями. Но у него были только последователи и рабы - никто не мог помочь ему сохранить чувство меры. Концепция Грега Якобсена описывает, что случилось с сознанием Мэнсона в последние месяцы: «Когда Чарли танцевал,... он был подобен огню, неукротимому взрыву, механической игрушке, которая неожиданно сошла с ума». Трудно было бы найти лучший символ для Одержимого Человека.

Я устал демонстрировать то, что нет никакой единой теории, предоставляющей полное понимание сознания ассасина. Теория иерархии Маслоу является основой, но она является всего лишь наброском. Ван Вогт и Сартр помогли разработать психологию самоуважения, в то время как теория воображаемого образа является необходимым основанием психологии самовыражения. Существует огромное количество уже созданных работ, и в конце этой книги я попытаюсь предложить возможные методы подхода. Мы имеем дело с психологией свободы.

Тенденция к повторению, которую наблюдал Фрейд, является одной из самых любопытных наименее понятых особенностей человеческого сознания. Человек - эволюционирующее животное. Он находится в наилучшем состоянии, когда продвигается вперед с четким осознанием цели. Он нуждается и хочет идти вперед: это его глубочайший импульс. И если он не может найти свой путь к новой модели, тогда он будет повторять старую модель. Что угодно, лишь бы колеса вращались.

Это объясняет все «маниакальное» поведение. Уильям Джеймс рассказывает о девушке, которая ела, почти не останавливаясь, и о другой девушке, которая все время шла, следуя за легковым автомобилем, в котором была еда, так что она могла есть, пока шла. Джойс упоминает в «Улиссе» профессора, который испытывал потребность постукивать по каждому фонарному столбу своей тростью. Доктор Джонсон всегда пытался избегать наступать на трещины на тротуаре. На самом деле, Джонсон был типичной маниакальной личностью: его нелюбовь к деревне (потому что она ставила его лицом к лицу с собственной свободой), и его любовь к Лондонским толпам и кофейням, его потребность разговаривать до раннего утра и держать нескольких «пенсионеров» в своем доме (для того, чтобы была компания для пивной). Но главным образом его нездоровый страх смерти и проклятия. (Долгое время он был уверен в том, что проклят.) Но самая эксцентричная особенность Джонсона заключается в том, что столь замечательный человек мог оставить после себя такие обыкновенные произведения: один короткий роман из жизни поэтов по модели «Кандида», который мог быть написан любым наемным писакой, словарь, издание Шекспира, дюжина банальных эссе, созданных на основе Аддисона... Он был интеллектуальным тяжеловесом, который не знал, что делать со своими необычными талантами. И если творческие энергии человека не могут течь, то результат бывает столь же болезненным, словно человек не может помочиться.

Максим Горький описывает русского убийцу, страдающего от маниакального невроза[53]. Судья, который рассказал Горькому об этом случае, Л. Н. Святохин, упоминает: «Среди всех убийц, которые прошли передо мной за последние тринадцать лет, только один, погонщик вьючных лошадей Меркулов, вызвал у меня чувство террора, совершенного перед человеком и ради человека. Обычный убийца является безнадежно глупым и тупым созданием, наполовину человеком, наполовину зверем, неспособным осознать значимость своего преступления; или хитрым, грязным и мелким типом, визжащей лисой, пойманной в ловушку; или же истеричным маньяком, отчаянным и ожесточенным. Но когда Меркулов стоял передо мной на месте подсудимого, я тотчас почувствовал запах чего-то рокового и необычного, исходивший от него». Лицо Меркулова было интеллигентным, с тонкими чертами, и симпатии судьи привели его к попытке объяснить его преступления. Меркулов был очень могучим, однажды он ударил человека, который украл сахар из его повозки. Он убил человека одним ударом. И Меркулова беспокоило именно это, - что совершить убийство было слишком просто. Это могло случиться с любым; это могло случиться с ним… Мысль стала навязчивой идеей. Меркулова отправили в мужской монастырь для того, чтобы выполнить наложенную на него епитимью. Но слова доброжелательного священника разбивались об него, как не имеющие смысла. Весь этот разговор был о важности добродетели, о спасении - и тем не менее этот священник тоже мог быть убит одним смертельным ударом. После освобождения одержимость осталась, и однажды в приступе ярости Меркулов ударил тяжелым куском дерева душевнобольную девушку, которая надоедала ему. Удар убил ее. Меркулов стал даже более одержимым, поскольку эта девочка, казалось, обладала удачей лунатика; она постоянно падала и натыкалась на стены, но никогда не получала сильных повреждений. После тюремного заключения Меркулов снова убивает, на этот раз своего работодателя. Его работодатель был хорошим человеком, и, несомненно, столь же мужественным, как и неунывающим. Именно это склонило Меркулова убить его - и пытать перед этим: это что-то вроде мучительного чувства, что не должно быть так просто его убивать. В итоге Меркулов повесился в тюрьме на своих цепях.