Орден Ассасинов - Колин Уилсон

Неудовлетворенность требует чего-нибудь, на что она могла бы излиться; и она находит идеального козла отпущения в той абстракции, которая называется «обществом». Поскольку общество является абстракцией, созданной неправильным использованием языка. Общество состоит из исполненных благих намерений людей, все живут своими собственными жизнями и делают все для того, чтобы жить. Когда мы говорим о преступнике: «Он выплачивает свой долг обществу», мы совершаем преступление против логики; это то же самое, что сказать «Он выплачивает свой долг атмосфере». Он не может быть должным «обществу» до тех пор, пока не ограбит каждого члена персонально.

И преступник также верит, что «общество» существует и что «оно» посадило его в тюрьму. И если с ним плохо обращались в тюрьме, в нем может развиться одержимость тем, чтобы «отомстить обществу» - что опять же невозможно до тех пор, пока он может только грабить и стрелять в индивидуумов. Кюртен, Дюссельдорфский садист, сумел убедить себя в том, что его убийства были совершены не ради сексуального желания, а ради стремления заставить общество «заплатить» за то, что он пережил в тюрьме. Когда люди открывали газеты и читали, что еще один ребенок найден убитым, - это он наказывал их за то, что они посадили его в тюрьму...

Позиция политического убийцы (ассасина) в чуть большей степени морально оправдана по логическим мотивам. Иногда жертвой действительно является тиран, и его смерть меняет ход истории на относительно бескровный путь. Но, взглянув мельком на список королей и правителей, которые были убиты с 1870 года, можно обнаружить, что лишь несколько убийств были совершены ради этого. Российский царь Александр II был либеральным царем, и его смерть не принесла никому добра. Итальянский король Умберто I, убитый анархистом по имени Брески в 1900 году, был довольно безобидным, если не считать, что он был отчасти консервативным старым джентльменом. Таким же был французский президент Сади Карно, которого в 1894 году зарезал анархист. (Эдвард Хюамс, который приводит доводы в пользу политического убийства в своей книге «Лишение жизни - не убийство», признает, что Сади Карно был не более чем «козлом отпущения».) Австрийская императрица Елизавета, зарезанная в 1898 году «социалистом» по имени Лючени, была убита исключительно потому, что была императрицей. («Но это должен быть кто-то важный, тогда об этом напишут газеты...»). Смерть двух американских президентов, Гарфилда и Мак-Кинли, не служила для каких-нибудь видимых целей, за исключением того, чтобы сделать их эксцентричных убийц (Гито и Цолгоша) знаменитыми. Герцог Франц Фердинанд, убитый славянскими патриотами, сам был защитником славян в Австро-Венгерской империи[56]. Большинство подобных убийств проникнуты духом абсурдности, словно это были несчастные случаи или жертв с кем-то перепутали. Ассасин убивает, поскольку он скучает и разочарован, и его голова полна некоторыми беспорядочными идеями о справедливости, и любой, кто «привилегирован», является подходящей мишенью, вне зависимости от того, связан он с действительной несправедливостью или нет...

«Между революционерами и обществом идет война на смерть», как сказал Нечаев в «Революционном Катехизисе», который он сочинил вместе с Бакуниным - странное утверждение, которое приводит к тому, чтобы спросить, чем он подразумевал заменить общество? Это типично для запутанного и «волшебного» мышления «ассасина». Ему не хватает проницательности, чтобы понять, к чему эта самонеудовлетворенность, и он обращает ее против «общества» подобно тому, как раздражительный человек «отрывается» на своей семье.

Это приводит нас к сути проблемы «немотивированного убийства». Олдос Хаксли, описывая свои ощущения под наркотиком мескалином, признался, что он может породить состояние параноидального страха: «Если вы начали двигаться по неправильному пути, все, что случилось, может быть доказательством заговора против вас...» Психоделические наркотики, несомненно, способствовали параноидальным склонностям Мэнсона: но не обязательно принимать психоделические наркотики для того, чтобы стать параноиком в современном мире. Хаксли объясняет проблему шизофреника:

«Он напоминает человека, постоянно находящегося под воздействием мескалина, и поэтому не может выключить чувство реальности, которая недостаточно священна для того, чтобы жить в ней. Он не может объяснить ее, потому что она - самый упрямый из основных фактов. Поскольку она никогда не позволит ему смотреть на мир просто человеческими глазами, она пугает его необходимостью беспрестанно интерпретировать эту странность, это интенсивное горение значимости, как будто олицетворения недоброжелательности других людей или даже космической. Это может толкать на самые безнадежные контрмеры, от смертельного насилия на одном конце шкалы до кататонии или психологического суицида - на другом». («Двери Восприятия».)

Проще говоря, мескалин, как и шизофрения, создает «широко открытое» состояние сознания, так что вы не можете задвинуть заслоны, скрывающие пылающий свет реальности, который пробивается внутрь. Подвергнутое этой бесконечной агрессии, сознание становится напуганным и изнуренным; развивается недоверие ко всему. В современном городе это состояние все чаще и чаще становится всеобщим. Жизнь является беспорядочной, странной и обезличенной. Но приходит время, и каждому человеку, даже самому экстравертному, хочется уйти в себя, свернуться комочком, подобно ребенку в теплой кровати, и накрыться одеялом. Социологи часто комментируют, что люди в больших городах не знают своих соседей - обычное объяснение заключается в том, что вокруг слишком много людей, чтобы всех их узнать. Это абсурд; теоретически познакомиться с жителями из соседней квартиры не сложнее, чем с обитателями соседнего дома в деревне. Истинное объяснение подобного явления заключается в том, что напряжение городской жизни вызывает отвращение, сжатие как самозащиту, желание заниматься своим делом. Деревенские жители, успокоенные убежденностью в том, что горизонты узки, готовы проявить интерес по отношению к соседям. Человек, выросший в маленькой деревне, обычно воспринимает людей как порядочных и добрых, поскольку видит, что они проявляют активный интерес к делам друг друга. Большой город оглушает своих жителей шумом и многообразием; им приходиться учиться игнорировать это; и, делая это, они игнорируют остальных людей. Решение «заниматься своим делом» является, на самом деле, легкой формой шизофрении, самостоятельно выбранным чувством изоляции, которое может легко превратиться в отчужденность.

Несколькими веками раньше главенствовала религия; спустя век после этого - гуманизм Диккенса. К 1960 году общее влияние Дарвина, Маркса, Фрейда, Шпенглера, и двух поколений пессимистической интеллигенции - чей пессимизм, похоже, объяснялся созданием водородной бомбы - разрушил все возможные причины для оптимизма по поводу настоящего или будущего. Не было противодействующей силы, способной оказать сопротивление «неврозу цивилизации», который превратил Мэнсона и его последователей в мстителей, назначивших себя самостоятельно. «Я не испытывала таких чувств к Шарон Тейт, как все, для меня она была манекеном в магазине, - говорила Сьюзен Эткинс. - Она звучала словно персональный компьютер. Она продолжала просить и умолять, просить и умолять, я устала это слушать и поэтому зарезала ее». Прокурор спросил Сьюзен: «Семь мертвых тел, - не слишком ли много для вас?». «Разве? Миллион смертей от напалма, от вашего правосудия, - не слишком ли много?». Нелогичность расшатывает сознание - до тех пор, пока не найдет ключ к разгадке. Шарон Тейт была манекеном, компьютером, а значит, была приговорена по целому набору стандартов членами «семьи». Но как живой человек может произвести впечатление статуи? Потому что она была частью «заговора»: заговора статуй и роботов против «настоящих людей». Сьюзен Эткинс страдала от реальности двадцатого века, - подобные иллюзии заставляли монахов верить в то, что люди, корчащиеся на полу, одержимы демонами. Она жила в параноидальном мире вселенской враждебности.

Более поздний случай подтверждает преимущество предположения о «страхе и ненависти». Виктор Охта, глазной хирург, добившийся больших успехов, построил роскошный дом недалеко от Сокуэла, рядом с Санта-Круз, Калифорния. 19 октября 1970 года этот дом видели горящим. Пожарный обнаружил в бассейне пять тел: доктора Охты, сорока семи лет, его жены Вирджинии, тридцати девяти лет, их двух детей, Таггарта и Деррика, одиннадцати и двенадцати лет, и секретарши доктора Охты, Дороти Кадвалладер. Доктор Охта был убит тремя выстрелами; остальные были убиты выстрелом в затылок, как на казни. Роллс-ройс доктора был припаркован поперек дороги, перегородив ее; под дворником на лобовом стекле была записка, в которой было написано: