Три доллара и шесть нулей - Вячеслав Денисов

А вот так, чтобы от души... Чтобы вместе с терновскими педиками, в одном автобусе... Чтобы палками по спине и заднице... Чтобы оштрафовали на тридцатку да выпустили... Знали бы эти режиссеры, что весь кайф заключается не в том, чтобы из «вальтера» вертолет сбить, а чтобы вовремя его в канализацию сбросить! Вот это жизнь! Это по-нашему...

Забыв, где находится, Полетаев с яростью плюнул под ноги.

Раздался короткий свист, и палка омоновца с треском опустилась на его кожаный пиджак...

Глава 6

До встречи с Хорошевым оставалось около часа, когда в кармане Пащенко проиграла увертюра к «Лебединому озеру». Ловко, словно «кольт» из набедренной кобуры, Вадим выдернул телефон, посмотрел на определитель, изобразил разочарование по поводу увиденного и прижал трубку к уху.

– Говорите!

– Это Гранцев!

– Какой Гранцев?..

– Ну, ваши люди меня насильно привезли в прокуратуру, а потом я сам ушел. Вспомнили?

– Я помню многих, кого мои люди привозили, но вот чтобы они потом...

– Да переводчик это наш! – раздраженно вмешался Струге, который в тишине кабинета очень хорошо слышал весь разговор.

Бросив на Пащенко недовольный взгляд, Антон забрал у прокурора телефон.

– Здравствуйте, Гранцев! А меня вы вспомнили?

– А! Да, да, конечно! Вы меня извините, что отрываю вас от дел, однако я снова перечитал рукопись Бауэра...

– Вы сделали вторую копию? – изумился судья. – А вы в курсе, что по этому поводу вам можно задать пару вопросов?

Гранцев принес тысячу извинений и сознался, что его попутал бес, отвечающий в его душе за профессиональную деятельность.

– Я вам обязательно ее верну, можете верить мне на слово! Я переписал текст на тот случай, если не смогу вам помочь, но буду в силах сделать это, посидев в спокойной обстановке вне кабинета, пахнущего толстыми папками со слежавшейся бумагой...

Так вот, я снова перечитал записи Бауэра и пришел к интересным выводам. Вы в течение этого часа свободны?

– Только сорок минут от него, – посмотрев на часы, ответил Струге.

Гранцев прибыл так быстро, что Антон даже не успел опустить в предложенный Милой стакан чая пластик лимона. Профессионал в деле, но совершенно рассеянный в быту, переводчик вошел в кабинет прокурора, сжимая в одной руке тонкую папку, а в другой – несколько купюр. Судья сделал вывод, что Гранцев, не желая терять драгоценные мгновения, примчался в прокуратуру на такси.

Теперь он чувствовал себя в прокурорском кабинете как рыба в воде. Махнув рукой транспортному прокурору, от чего у последнего взметнулась вверх бровь, он распахнул на столе папку и стал водить по тексту деньгами как указкой.

– Понимаете, я, переведя записи, вначале решил, что это бессвязные для постороннего глаза слова, смысл которых известен лишь автору. Однако потом мне пришло в голову, что Бауэр, пытаясь закамуфлировать текущие события и будущие планы, заменял их цитатами немецких авторов разных лет. Вот, посмотрите, Антон Павлович...

«Позднее, когда наступила полная темнота, Хайни Хаузер вышел на дорогу, приподнял чужака и потащил его по размокшей земле, по деревянным ступеням в свою лачугу, где вся семья совместными усилиями уложила его на раскладушку. Они стащили с него куртку. У чужака на спине были две огнестрельные раны...» Прочитали? – Гранцев посмотрел на Струге тем лукавым взглядом, которым смотрит на первокурсника профессор, задавая вопрос, заведомо зная, что ответа он не дождется.

– Прочитал, – сознался судья. – Дальше что?

– Дальше снова будем читать. «Все закончилось трагически. Едва чужак набрался сил, он убил Хаузера, когда тот вернулся из деревни, убил его жену, Снежану. Не убил он лишь маленькую Любляну и совсем крошечного Горана. За сутки до того, как произошло злодейство, Хайни отослал внуков к их родителям. Уходя из страшного дома, чужак забрал все ценное, что было в этом доме: тридцать тысяч, золотое ожерелье Снежаны, жены Хайни, и маленького мальчика из чужой семьи». Ну как?

– Бред, – заключил Пащенко.

– Да, может показаться. Однако первый абзац – это дословное цитирование Зигфрида Ленца из его «Краеведческого музея», а второй абзац – полная выдумка. В связи с этим у меня возникает вопрос – почему в немецкой семье двое детей с сербскими именами?

Струге провел рукой по лицу, вынул из кармана пачку сигарет и направился к окну рассматривать улицу. Вскоре ему это надоело, и когда он повернулся в сторону продолжающегося литературного коллоквиума, в его глазах искрились огоньки.

– Вадим, ты помнишь наш разговор с Валентином в ресторане? Из-за чего он почти месяц провалялся в госпитале? – Он держал паузу до того момента, пока не убедился, что старый друг его понял. – И, кажется, я знаю, что за маленького мальчика он с собой увел. Теперь понимаешь, что это за тетрадь?

Не понимал этого только переводчик по фамилии Гранцев, который приехал поразить своими знаниями группу товарищей из прокуратуры. Приехал, удивил, осенил, а теперь сам стоял в недоумении, переводя взгляд больших серых глаз, увеличенных линзами очков, с одного на другого.

– Господин Бауэр приехал поменять содержимое этой тетрадки на маленького мальчика, которого кровожадный чужак когда-то увел из дома, где проживала бабушка Снежана. Та самая Снежана, в которую был безумно влюблен рядовой Волокитин... Или я ошибаюсь, Вадим?

Вернувшись к столу, Струге размял в пепельнице окурок.

– Вы гений, Гранцев. Вы знаете об этом?

Гранцев не знал. В последний момент ему даже показалось, что этот крепкий мужик издевается над ним, умело пряча сарказм за совершенно непонятными переводчику словами.

До встречи с Хорошевым оставалось полчаса.

– Нам пора собираться, дружище. – Это относилось к прокурору. – Выйди из комы, Вадим Андреевич. Наш ждут, если не великие, то важные – точно, дела. А вам, Гранцев, большое прокурорское спасибо. Если что-нибудь важное еще раз придет в голову – не стесняйтесь, звоните.

Струге хотел было дать ему визитку, но вовремя одумался. На его дорогих пластиковых карточках была изображена Фемида и золотыми буквами оттиснено: «Центральный районный суд общей юрисдикции г. Тернова. СТРУГЕ Антон Павлович. СУДЬЯ».

Разбрасываться в подобных ситуациях такой информацией было бы по меньшей мере глупо, поэтому Антон склонился над столом и написал номер своего мобильного на листке бумаги.

Полиглот уходил оскорбленный и расстроенный. Было совершенно ясно, что его знания и талант в этом заведении никому не нужны. Он зря старался и зря потратил на такси пятьдесят рублей. Каким изощренным, спокойным издевательством встретили в этом кабинете его догадки и литературные познания!

Начальник уголовного розыска ГУВД, вздохнув, поднял трубку.

– Эйхель, ты чем занимаешься?

– Бумаги перед отпуском разбираю. Да еще «гаишники» на выезде из города «Марк-2» тормознули. Если им верить, то «японец» в розыске за Приморьем. Сейчас поеду.

– Не нужно никуда ехать. – Начальник покусал ус, пытаясь самому себе растолковать, как объяснить оперу, что работа, на которую он сейчас его направит, важнее, нежели задержание автомашины, находящейся в розыске. – Ты это... спустись в «дежурку». Там от фонтана группу любителей грязных танцев омоновцы привезли... Надо помочь разобраться.

– Чего??

– Пидорков, говорю, привезли! «Чего», «чего»... Помоги протоколы по «мелкому» составить и выпни их в любвеобильные задницы!

– Опять?! – заорал пораженный ужасом Генка. – Мне смотреть на них тошно!! У меня дело стоит, Александр Егорович!! А я пойду «голубых» разводить?!

– Хватит базлать! – оборвал начальник. – Капустин в субботу разбирался? Разбирался. Ермолаев в воскресенье разбирался? Разбирался! В понедельник – Пономарев, во вторник – Рагилис! Чем в среду Эйхель лучше, нежели Пономарев в понедельник?! Начальник приказ подписал – всеми групповыми сборищами в городе отныне занимается ГУВД! Вам что, по отдельности это каждый день недели рассказывать?! Шагом марш в дежурную часть!..

Бросив трубку, он облегченно прикурил и откинулся на спинку кресла. Завтра точно такой же разговор состоится с Савицким, послезавтра с Крыловым, в воскресенье с Воробьевым, а в понедельник опять с Пономаревым...

Эйхель вошел в дежурную часть с таким видом, словно выбирал кандидата на плаху. За решеткой, вдоль стены, сидели около десятка сомнительных личностей и с привычной неприязнью рассматривали Гену.

– Думаете, свободу людей тридцатью рублями штрафа сломать можно? – нараспев проговорил один из них, по наивности думая, что это тема для разговора. – Нас на колени все равно не поставить.

– Для представителя сексуального меньшинства это более чем нелепое заявление. – Генка хотел быть беспристрастным, но все пошло кувырком с первой минуты знакомства.

По ту сторону решетки послышался возмущенный ропот и выкрики шепотом: «Что мы, не люди, что ли?!», «За что нас сюда привезли и какую статью закона мы нарушили?!».