Сон-трава. Истории, которые оживают - Воздвиженская Елена

– И вот на тебе – увидела Тоня ночью ведьму в окне. То ли почудилось девке, думала мать про себя, то ли и взаправду душа её неупокоенная по земле ходит.

– Подождём пока, а ежели повторится, тогда и пойду к батюшке – решила она.

А в следующее утро пронеслось по селу – у Катерины ребёнок грудной помер этой ночью. Обезумевшая мать рыдала и всё твердила собравшимся бабам о каких-то жёлтых глазах в окне, да о том, как дверь скрипела в избе, когда она прилегла, покормив младенца. А потом сон на неё навалился крепкий, как в дурмане, и встала она лишь под утро, как петухи запели. А малютка-то в люльке уж бездыханный лежит.

– Умом тронулась, – шептали бабы.

– Не тронулась она, – выступила вперёд Тоня, стоявшая позади, за спинами женщин, – Я тоже второго дня видела её. Бабку Таисью. Она к нам в избу ночью заглядывала.

Шёпот пронёсся по избе, примолкли бабы.

– Бабоньки, айда к батюшке, – нарушила тишину бабушка Дарья.

Женщины вышли из избы и пошли в сторону церкви.

***

На кладбище было тихо и мирно, солнце стояло высоко, день был жаркий и безветренный, в кроне деревьев пели птицы, устремлялись к небу деревянные кресты кругом, пахло крапивой и мятой – царство усопших, спящих глубоким сном в ожидании Страшного Суда.

У могилы ведьмы столпился сельский народ, мужики держали в руках лопаты, бабы стояли полукругом и подпевали священнику, читавшему молитвы и окроплявшему могилу святой водой. Когда батюшка кивнул мужикам, те принялись копать. До того, как пришли они все сюда, состоялся у них разговор с батюшкой, и уговорились они, что если увидят что нехорошее в могиле, то поступят как надобно и батюшка не будет чинить препятствий, всё равно сделают по своему.

Когда под лопатой раздался глухой стук, на соседний крест с карканьем приземлилась огромная чёрная ворона, она смотрела на людей и сверкала чёрными глазами. Начали поднимать гроб. В эту минуту ворона сорвалась с креста и налетела на мужиков, она била их крыльями, клювом и когтями. Те замахнулись на неё и прогнали прочь. Она отлетела в сторону и усевшись на дальние кресты, оттуда принялась наблюдать за дальнейшими действиями.

Спустя минуты гроб был открыт и ужасная картина предстала перед глазами людей – в гробу, повернувшись набок, лежала молодая женщина с распущенными волосами, лицо её было искажено гримасой ненависти, на губах запеклась алая кровь, словно ведьма только что вернулась с кровавого пира, но самое страшное было то, что глаза ведьмы были открыты – и казалось, что она следит мёртвым взглядом за каждым, оглядывая толпу.

Бабы вскрикнули, некоторые отвернулись, не в силах смотреть на то, что лежало в гробу.

– Убить чудовище! Убить ведьму! – закричали мужики.

И через мгновение в грудь ведьмы вбили приготовленный заранее осиновый кол. Изо рта её вырвался рычащий вздох и по щекам потекла свежая кровь. Гроб забили освященными гвоздями и закопали могилу. Крест поставили снова на место и пошли в село. Когда же проходили люди мимо ведьминой избы, то увидели, что крепкая и добротная изба рухнула, крыша провалилась и теперь лишь печь стояла посреди руин. Все перекрестились.

– Ушла проклятая, – сказал кто-то из толпы.

Заброшенная деревня

Мальчишками ещё поехали мы с друзьями в лагерь, ну как поехали, родители по путёвке отправили. В то время давали такие путёвки бесплатно. Мы, три дворовых друга – Колька, Влад и я, дружили с малых лет и всюду были вместе, и на хоккей зимой, когда во дворе коробку заливали, и лужи, размером с небольшое озеро, сапогами мерить весной, и летом на речку, в общем не разлей вода были. А этим летом исполнилось нам по тринадцать лет.

И вот родители устроили нам подарок, всех в одну смену в один лагерь отправили, сюрприз надо сказать получился. До этого мы ещё ни разу вместе не ездили, всё выходило в разное время, и поэтому рады мы были неимоверно.

Ранним утром ребят и вожатых забирали с городской площади несколько автобусов. Дорога прошла спокойно и вот мы уже в лагере. Среди высоких сосен, на берегу реки, расположились корпуса, в которые нам предстояло заселиться, чуть поодаль виднелись медпункт, столовая и клуб. Пели птицы, дул лёгкий летний ветерок, со стороны реки навевало свежестью, слышался шум волн и крики чаек, жужжали насекомые и всё это смешивалось в сладкое, томящее предвкушение замечательного отдыха, который запомнится надолго. Тем более в толпе девчонок виднелись и симпатичные особы, а мы уже начали засматриваться тогда на девчонок. В общем, смена обещала быть прекрасной.

Нас разделили на отряды и повели по комнатам, мы с друзьями заселились в комнату номер шесть, вместе с ещё одним парнишкой в очках, стеснительного вида. Вначале он даже показался нам занудой. Однако первое впечатление оказалось обманчивым. Когда в первый же вечер мы познакомились поближе, то выяснилось, что Женька, так звали пацана, мировой парень. А зрение он испортил, упав в детстве с высоты и получив сотрясение. Женька всерьёз увлекался историей родного края, знал много всего интересного, информацию он находил в книгах в библиотеке, расспрашивая старожилов, работников музея, и изучая доступные документы. Он-то и рассказал нам в одну из ночей про ту деревню. Историю эту поведал ему бывший житель той деревни, бывший в ту пору ещё ребёнком, а сейчас уже пожилой мужчина.

Находилась деревня, а точнее то, что от неё осталось, где-то недалеко от лагеря в лесу. С этим местом связана была загадка и даже некая мистика. Дело в том, что до войны это была обычная в общем-то деревня, жители которой занимались хозяйством, разводили скот, работали на полях. И была в той деревне, как полагается, своя ведунья, знахарка. К людям она выходила редко, чем она там занималась в своей избушке одному чёрту ведомо, в лес часто ходила, а в остальное время из избы носу не казала.

Добра и помощи от неё никто не видел, одно вредительство. По крайней мере, всё, что происходило в деревне плохого, приписывали её козням. Да и то дело, вид у старухи был всегда злобный, взгляд исподлобья, волосы косматые, нос крючком, ну истинно Баба Яга. В те редкие мгновения, когда она выходила на улицу и шла по деревне, люди старались спрятаться, и детей с улицы в избы заносили, потому что боялись. Поравнявшись с человеком, ведьма останавливалась и сначала долго смотрела в глаза, будто оценивала, и если ей виделось что-то своё, что привлекало её, то она улыбалась жуткой беззубой улыбкой, а потом тыкала корявым пальцем в грудь человека и шептала:

– Хорошее сердце, мне такое нужно, очень нужно!

Ну а если не нравилось ей чего, то она проводила своей палкой вокруг человека и уходила. А у того после беда случалась непременно, то корова окочурится, то дома кто заболеет, то урожай не уродится, то пожар случится.

А вот с теми, чьё сердце «понравилось» старой ведьме, дело было так. Жили они ровно до следующей полной луны. С каждым днём, пока луна прибывала, человеку становилось всё хуже, и никто не мог понять что у него болит и как ему помочь, человек просто высыхал, как растение без воды. А лишь только наступало полнолуние, умирал.

Однажды местный крестьянин божился, что видел ночью возле кладбища старую ведьму в окружении четверых полупрозрачных сущностей, и разглядел он, что были это те люди, которые в последнее время умирали у них в деревне, как раз те, к кому старуха подходила. Правда это или нет, но ему поверили, и с той поры стали бояться ведьму ещё больше.

И кто знает, как бы шли дела дальше, но наступила война. На фронт ушли все мужчины, что ещё были в силе, остались в деревне лишь дряхлые старики, да бабы с детьми. Ведьма лютовала пуще прежнего, не было у неё больше «хороших сердец», не из кого стало помощников себе для колдовства делать. Старая Маланья, которой было уже за девяносто, и которая тоже ведала кой-чего, и помогала людям, лечила, сказала однажды, мол, хватает ведьме одной души на год, ровно год служит она, а после не действует уже колдовство и уходит душа в мир иной, а ведьме новые помощники требуются.