Справедливость. Как поступать правильно? - Майкл Сэндел

Побуждаемая этим беспокойством, либеральная политическая теория утверждает, что общественные роли следует распределять по выбору, а не в соответствии с пригодностью. Вместо того чтобы приспосабливать людей к ролям, которые, как мы думаем, будут соответствовать их природе, нам следует позволить людям выбирать себе роли самостоятельно. Согласно этому мнению, рабство неправильно, поскольку оно принуждает людей к выполнению ролей, которые эти люди себе не выбирали. Решение проблемы — отбрасывание этики телоса и пригодности в пользу этики выбора и согласия.

Но это слишком поспешный вывод. Защита Аристотелем рабства — не доказательство неправильности телеологического мышления. Напротив, выдвинутая самим Аристотелем теория справедливости дает достаточно возможностей для критики его же взглядов на рабство. Собственно говоря, Аристотелева концепция справедливости как пригодности более требовательна в моральном отношении (и несет в себе больший потенциал критики существующего распределения работ), чем теории, основанные на выборе и согласии. Чтобы понять, что это так, изучим его аргументы.

По Аристотелю, для того чтобы рабство было справедливо, необходимо удовлетворение двух условий: рабство должно быть необходимым, и оно должно быть естественным. Аристотель доказывает: рабство необходимо потому, что, если граждане должны проводить время в собрании, размышляя об общем благе, кто-то же должен присматривать за домашним хозяйством. Полис требует разделения труда. Пока мы не изобретем машины, которые могут выполнить все низкие, лакейские дела, некоторые люди должны заботиться о повседневных потребностях, чтобы другие люди могли свободно заниматься политикой.

Итак, Аристотель приходит к выводу о том, что рабство необходимо. Но необходимости недостаточно. Чтобы рабство было справедливо, должно случиться так, чтобы некоторые люди по своей природе подходили для выполнения этой роли.278 И Аристотель спрашивает, есть ли «люди, для которых быть рабами и полезно и справедливо»279, или же дело обстоит прямо противоположным образом, и всякое рабство противно природе. Если людей, по природе пригодных к рабству, нет, то политической и экономической необходимости в рабах недостаточно для оправдания рабства.

Аристотель заключает, что такие люди существуют. Некоторые люди рождены для того, чтобы быть рабами. Они отличаются от обычных людей так же, как тело отличается от души. Такие люди — «по своей природе рабы, для них... лучший удел — быть в подчинении».280

«Ведь раб по природе — тот, кто может принадлежать другому (поэтому он и принадлежит другому) и кто причастен к рассудку в такой мере, что способен понимать его приказания, но сам рассудком не обладает, а если и участвует в рассуждении, то лишь в той степени, которая создает угрозу порабощения другому человеку, сколь сильно бы этот другой человек ни нуждался».281

«Одни люди по природе своей свободны, другие — рабы, а этим последним быть рабами и полезно, и справедливо».282 По-видимому, Аристотель чувствовал, что в его утверждении есть что-то сомнительное, потому что быстро делает оговорку: «Нетрудно усмотреть, что правы в некотором отношении и те, кто утверждает противное».283 Глядя на рабство в том виде, в каком оно существовало в Афинах его времени, Аристотель должен признать, что в доводах критиков рабства есть зерно истины. Многие рабы оказались в рабском состоянии по чистой случайности: ранее они были свободными людьми, которые попали в плен на войне. Их рабское состояние не имеет ни малейшего отношения к их пригодности к такой роли. Их рабство неестественно; оно — результат невезения. Согласно стандарту самого Аристотеля, рабское состояние этих людей несправедливо. «Одни не являются по природе рабами, а другие — свободными».284

Аристотель спрашивает, как можно сказать, кто самой природой предназначен к рабству? В принципе надо посмотреть, благоденствует ли кто-то, будучи рабом, а кто тяготится рабским состоянием или пытается бежать. Потребность в насилии, в принуждении — хорошее указание на то, что данный человек не пригоден к исполнению роли раба.285 По Аристотелю, принуждение — признак несправедливости. И не потому, что согласие узаконивает все роли, а потому, что необходимость принуждения предполагает естественную негодность человека к уделу раба. Тех, кто ввергнут в рабство в соответствии с их природой, принуждать не надо.

В либеральной политической теории рабство несправедливо потому, что оно принудительно. В телеологических теориях рабство несправедливо потому, что оно противно нашей природе: принуждение — один из симптомов несправедливости, а не ее первопричина. В пределах этики телоса и пригодности вполне можно объяснить несправедливость рабства, и Аристотель проходит в этом направлении некоторое расстояние, впрочем, не доходя до конца.

Этика телоса и естественного соответствия фактически устанавливает более требовательный нравственный стандарт справедливости на работе, чем либеральная этика выбора и согласия.286 Рассмотрим монотонную, опасную работу — скажем, долгие трудовые смены на поточной линии фабрики по переработке цыплят. Является ли такой труд справедливым? Или несправедливым?

Для либертарианцев ответ на данный вопрос будет зависеть от того, свободно ли работники обменивают свой труд на заработную плату. Если они делают это свободно, работа справедлива. По мнению Роулза, такое устройство будет справедливо, только если свободный обмен труда на заработок происходил в изначально справедливых условиях. А для Аристотеля даже согласия в изначально справедливых условиях недостаточно; чтобы работа была справедливой, она должна соответствовать природе выполняющих ее людей. Некоторые виды работ не выдерживают этого теста. Они настолько опасны, монотонны и отупляющи, что непригодны для людей. В таких случаях справедливость требует, чтобы работа была реорганизована так, чтобы соответствовать человеческой природе. В противном случае такие работы несправедливы в том же смысле, в каком несправедливо рабство.

Кейси Мартин и его тележка для гольфа

Кейси Мартин — профессиональный гольфист. Но у него проблемы с ногой. Из-за нарушения кровообращения Мартину очень больно ходить по полю, и он постоянно подвержен риску кровотечения и разрыва сосудов. Несмотря на инвалидность, Мартин всегда показывал высокие спортивные результаты. Будучи студентом, он играл в команде Стэнфордского университета, а затем стал профессиональным гольфистом.

Мартин обратился в Ассоциацию профессиональных игроков в гольф с просьбой разрешить ему пользоваться тележкой во время турниров. Ассоциация отклонила его просьбу, сославшись на свое правило, запрещающее использование тележек на профессиональных турнирах высшего уровня. Тогда Мартин обратился в суд. Он утверждал, что Закон 1990 г. об американцах-инвалидах требует разумных удобств для людей, страдающих физическими недостатками, при условии, что необходимые для этого изменения «фундаментально не меняют природу» соответствующей деятельности.287

Свидетельские показания по делу дали многие известные люди. Арнольд Палмер288, Джек Никлаус289 и Кен Вентури290 выступили в защиту запрета на использование тележек для гольфа. Эти люди сказали, что усталость — важный фактор в турнирах по гольфу и что езда на тележке, а не передвижение пешком даст Мартину несправедливое преимущество.

Дело перешло в Верховный суд США, членам которого пришлось бороться с тем, что казалось нелепым вопросом. Этот вопрос одновременно был и ниже достоинства судей Верховного суда, и выходил за пределы их компетентности: «Может ли человек, переезжающий по полю от лунки к лунке, действительно быть гольфистом?»291

Однако это дело, в сущности, поставило вопрос справедливости в классической, аристотелевской форме. Чтобы решить, имел ли Мартин право на тележку для гольфа, Верховному суду надо было определить природу игры в гольф. Является ли перемещение пешком по полю существенной характеристикой игры или просто случайной чертой?

Если перемещение пешком было, как утверждала Ассоциация профессиональных игроков в гольф, существенным аспектом этого вида спорта, тогда данное Мартину разрешение перемещаться по полю на тележке «изменяло природу» игры. Для решения вопроса прав суду надо было определить телос, или сущность, игры.

Суд семью голосами против двух постановил, что Мартин имел право пользоваться тележкой для гольфа. Судья Джон Стивенс, в письменной форме изложивший мнение большинства, проанализировал историю гольфа и пришел к выводу, что использование тележек не противоречит фундаментальному характеру игры. «С ранних времен сущность игры — удары, использование клюшек для того, чтобы заставить мяч перемещаться с части площадки, где находится метка, к лунке, находящейся на таком расстоянии от метки, что возможны несколько ударов».292 Что касается утверждения о том, что перемещение по полю пешком является испытанием физической выносливости игроков, то Стивенс сослался на показания профессора психологии, который подсчитал, что на передвижение пешком по всем 18 лункам человек затрачивает всего лишь 500 калорий, что энергетически эквивалентно «менее чем одному бигмаку293»294. Поскольку гольф — «деятельность низкой интенсивности, усталость от игры в основном обусловлена психологическим явлением, ключевыми составляющими которого являются стресс и возбуждение».295 Суд пришел к выводу, что поблажка, сделанная инвалидности Мартина, и разрешение ему разъезжать по полю на тележке фундаментально не меняет игру и не дает Мартину несправедливых преимуществ.