Черная башня - Филлис Джеймс

Для соблюдения всех формальностей Дэлглиш спросил у Дэниела разрешение вернуться в «Надежду». Эрик Хьюсон уже ушел. Инспектор задал ему лишь несколько самых необходимых коротких и бережных вопросов, а потом посоветовал присоединиться к остальным в Тойнтон-Грэйнж. Дэлглиш заметил, что после ухода Хьюсона все почувствовали себя легче. Даже непроницаемые эксперты двигались свободнее, не испытывая необходимости сдерживаться перед лицом чужого горя. Провожая Дэлглиша, инспектор не ограничился коротким кивком, а сказал:

— Благодарю вас, сэр. Если можно, перед отъездом я еще заеду перемолвиться с вами словечком.

И снова склонился над телом.

Ничего особенного, по мнению Дэлглиша, с приездом полиции не случилось — торжествовала давно знакомая рутина, неизменно связанная с неестественной смертью. Хотя на мгновение он увидел все происходящее глазами Джулиуса — эзотерический ритуал некромантов, исполняемый мрачными жрецами в полном молчании или под сопровождение хмыканья и отдельных невнятных слов — тайная служба по умершему. Похоже, Джулиуса процедура просто заворожила. Не выказывая ни малейшего желания уходить, он шагнул в сторону от двери и, не сводя загипнотизированного взгляда с инспектора Дэниела, отворил ее для Дэлглиша. Дэниел не предложил Корту тоже уйти, однако коммандер не думал, что инспектор просто-напросто забыл о его присутствии.

Лишь три часа спустя машина Дэниела остановилась перед коттеджем «Надежда». Инспектор был один. Сержант Верней и остальные, объяснил он, уже уехали. Инспектор зашел в дом, внеся с собой остатки тумана и волну холодного сырого воздуха. На волосах у него блестели капельки влаги, а продолговатое кирпичное лицо лоснилось, как после прогулки по жаркому солнцу. По приглашению Дэлглиша он снял шинель и расположился в кресле-качалке перед камином. Взгляд черных, очень бойких глаз скользил по комнате, замечая потертый ковер, тонкую решетку, ветхие обои на стенах.

— Так здесь и жил тот пожилой джентльмен? — спросил он.

— И жил, и умер. Хотите виски? Или, если предпочитаете, кофе?

— Спасибо, мистер Дэлглиш, виски. Не очень-то уютно устроил священника мистер Энсти, а? Но должно быть, все деньги у него уходят на больных, да это и правильно.

Ну, часть денег таки уходит на самого Энсти, подумал Дэлглиш, вспомнив сибаритскую келью, что служила Уилфреду спальней.

— На самом деле здесь лучше, чем кажется, — отозвался он. — Мои ящики не слишком добавляют уюта. И сомневаюсь, чтобы отец Бэддли обращал внимание на обветшалость. А если и обращал, то его это не заботило.

— Во всяком случае, здесь тепло. Этот туман с моря так и вгрызается в кости. Впрочем, чуть дальше, за деревней, уже поприличнее. Поэтому нам-то неплохо.

Инспектор с признательностью отхлебнул виски, а еще через пару минут произнес:

— Это нынешнее дело, мистер Дэлглиш… На первый взгляд все просто. На бутылке отпечатки самой потерпевшей и Корта, на телефоне — ее и Хьюсона. С выключателя, конечно, особо отпечатков не снимешь, да и с ручки тоже. Мы нашли несколько образцов ее почерка. Наши спецы-графологи, конечно, свое слово скажут, но мне — и, кстати, доктору Хьюсону — совершенно ясно, что она написала предсмертную записку сама. Поразительно твердый и разборчивый почерк для женщины.

— Если не считать последних трех строчек.

— Упоминание о черной башне? Ну, когда она это дописывала, то была уже сильно не в себе. Кстати, мистер Энсти предполагает, что именно она разожгла там огонь, в котором он чуть не погиб. И по его словам, это не первая попытка покушения. Вы, без сомнения, слышали о перетершейся веревке? Он дал мне полный отчет о происшествии в черной башне, включая и то, как вы нашли сутану.

— В самом деле? А вот тогда он стремился не доводить дело до полиции. Теперь же все улики и подозрения аккуратно складываются к дверям Мэгги Хьюсон.

— Меня всегда удивляет — хотя, казалось бы, уже можно и не удивляться, — как насильственная смерть развязывает языки. Энсти говорит, что с самого начала подозревал ее, что она не делала секрета из того, как ненавидит Тойнтон-Грэйнж и терпеть не может его самого.

— И впрямь не делала, — согласился Дэлглиш. — Я бы сильно удивился, если бы женщине, столь откровенно и с таким удовольствием выражавшей свои чувства, потребовались бы иные способы для разрядки. Огонь, протертая веревка — все это кажется мне либо частью тщательно продуманного плана, либо проявлениями затаенной и бессильной ненависти. Мэгги Хьюсон демонстрировала неприязнь к Энсти весьма открыто.

— Мистер Энсти считает поджог частью продуманного плана. По его словам, она пыталась запугать его и вынудить продать Тойнтон-Грэйнж. Мечтала увезти мужа отсюда.

— Тогда она плохо рассчитала. Подозреваю, Энсти не станет продавать поместье. Завтра он примет решение передать Тойнтон-Грэйнж «Риджуэл траст».

— Он принимает решение сейчас, мистер Дэлглиш. По всей видимости, смерть миссис Хьюсон как раз помешала окончательному голосованию. Энсти торопил меня, чтобы я поскорее опросил обитателей дома, дабы они могли приступить к делу заново. Не то чтобы мне потребовалось особо много времени — в смысле, на сбор основных фактов. Никто из них не был замечен покидающим Тойнтон-Грэйнж после того, как все вернулись с похорон. Кроме доктора Хьюсона и сестры Рейнер, признавшихся, что провели отведенный на размышление час вместе в ее комнате, остальные утверждают, будто оставались одни. Комнаты пациентов, как вы, без сомнения, знаете, находятся в глубине дома. Любой — в смысле, любой неинвалид — мог покинуть дом незамеченным. Однако нет никаких доказательств, чтобы кто-нибудь этой возможностью воспользовался.

— А даже если и воспользовался, — промолвил Дэлглиш, — туман его бы отличным образом спрятал. Кто угодно мог незаметно пройти по мысу. Кстати, вы получили доказательства того, что именно Мэгги Хьюсон подожгла башню?

— Мистер Дэлглиш, я не расследую ни поджог, ни покушение на убийство. Мистер Энсти сказал мне все это частным образом и выразил желание, чтобы эту тему более не поднимали. Возможно, подожгла и она, однако доказательств никаких. Он вполне мог и сам поджечь.

— Сомневаюсь. И мне интересно, уж не приложил ли к этому руку Генри Каруардин. Конечно, он не мог сам поджечь, зато мог заплатить своему сообщнику. По-моему, он не слишком жалует Энсти. Хотя это едва ли можно считать мотивом… Ему-то вовсе не обязательно оставаться в Тойнтон-Грэйнж. Но он очень умен и, сдается мне, обладает утонченной натурой. Трудно представить, чтобы Каруардин затевал такие детские выходки.

— Да, только ведь он не слишком хорошо пользуется своим умом, не правда ли, мистер Дэлглиш? Вот в чем его беда. Он сдался слишком легко и слишком быстро. И кто может знать всю правду о мотивах поступков того или иного человека? Сильно подозреваю, что иной раз преступник и сам точно не знает, что им движет. Смею заметить, такому, как он, не слишком легко жить в столь ограниченном обществе, всегда зависеть от других, вечно быть обязанным мистеру Энсти. Впрочем, не сомневаюсь, что он благодарен мистеру Энсти — они все ему благодарны. Но благодарность порой может сослужить дьявольскую службу — особенно когда приходится испытывать ее за услуги, без которых ты предпочел бы обойтись.

— Наверное, вы правы. Я знаю о чувствах и переживаниях Каруардина или еще кого-либо из Тойнтон-Грэйнж крайне мало. Я очень старался и не узнавать о них. Значит, близость к насильственной смерти побудила и остальных раскрытьсвои маленькие тайны?

— Миссис Холлис внесла собственный вклад. Не знаю, что, по ее мнению, это доказывает, или почему вдруг решила, что это достойно упоминания. Должно быть, хотела привлечь к себе внимание, почувствовать себя важной персоной. С блондиночкой, кстати, вышла похожая история… Мисс Пеграм, так ее, кажется, зовут? Все намекала, будто давно знает, что доктор Хьюсон с сестрой Рейнер любовники. Само собой, никаких настоящих доказательств — просто злоба и больное самомнение. Про эту парочку мне бы хотелось выяснить побольше фактов и доказательств, чем я получил сегодня, прежде чем начну обдумывать возможность преступного сговора с целью убийства. А история миссис Холлис даже не очень-то была связана со смертью Мэгги Хьюсон. Она говорит, что в ночь смерти Грейс Уиллисон видела, как миссис Хьюсон проходила по коридору спального крыла в коричневой сутане, с надвинутым налицо капюшоном. По всей видимости, у миссис Холлис вошло в привычку по ночам выскальзывать из постели и ездить по полу комнаты на подушке. Она говорит, будто это всего лишь упражнение, она просто учится быть подвижнее и самостоятельнее. Во всяком случае, в ту ночь миссис Холлис ухитрилась приоткрыть свою дверь — без сомнения, с тайной мыслью покататься по коридору — и увидела фигуру в чем-то вроде плаща. Впоследствии она пришла выводу, что это была Мэгги Хьюсон. Никто, у кого там имелось бы какое-то дело — а туда могла заглянуть добрая половина персонала, не стал бы накидывать капюшон на лицо.