Лицо ее закройте - Филлис Джеймс

Филлис Дороти Джеймс

Лицо ее закройте

Глава 1

1

Ровно за три месяца до убийства в Мартингейле миссис Макси устроила прием. Спустя годы, когда судебный процесс почти стерся в памяти – остались лишь скандальные подробности да заголовки на пожелтевших газетных страницах, которыми застилали полки в кухонном буфете, – Элеонора Макси вспомнила тот весенний вечер как первый эпизод трагедии. Память, капризная и своевольная, воскрешала картину ничем не примечательного ужина, окутывая ее аурой дурных предчувствий и тревоги. Теперь, в ретроспективе, он казался ритуальной встречей под одной крышей жертвы и подозреваемых. Прологом к сцене убийства. На самом деле на ужине присутствовали не все подозреваемые. Во-первых, Феликс Херн в тот уик-энд не был в Мартингейле. Но в воображении Элеоноры Макси он тоже сидел за столом, следя насмешливым и пытливым взглядом за гримасами и ужимками входящих в роль актеров.

Конечно же, вечер был заурядным и скучным. Трое гостей – доктор Эппс, викарий и мисс Лидделл, смотрительница приюта св. Марии для девочек, – слишком часто сиживали за одним столом, чтобы ждать друг от друга чего-нибудь новенького или испытывать от подобного соседства особый восторг. Кэтрин Бауэрз была непривычно молчалива, а Стивен Макси и его сестра Дебора Рискоу с трудом сдерживали раздражение: Стивен не приезжал домой из своей больницы больше месяца, и пожалуйста – именно в этот день устроили прием. Миссис Макси только что взяла в горничные мать-одиночку из приюта мисс Лидделл, и девушка первый раз прислуживала гостям. Но напряжение, сковавшее всех участников трапезы, вряд ли было вызвано присутствием Салли Джапп, ставившей блюда перед миссис Макси и убиравшей тарелки с завидной сноровкой, которую отметила не без удовлетворения мисс Лидделл.

Судя по всему, по крайней мере, один гость был безмятежно счастлив. Бернард Хинкс, викарий Чадфлита, был холостяком, и любая возможность увильнуть от сытной, но неудобоваримой стряпни своей сестрицы, которая вела его хозяйство, – она-то никогда не разъезжала по гостям! – оборачивалась для него истинным праздником, так что ему было не до светской болтовни. Милый, приятный мужчина, он казался старше своих пятидесяти четырех лет, слыл нерешительным и робким во всех вопросах, за исключением веры. Теология была его главной, практически единственной страстью, случалось, правда, прихожане не всегда понимали его проповедей, хотя принимали их восторженно и считали, что он шибко умный, оттого и говорит непонятно. Однако в деревне знали, что священник никому не отказывает ни в помощи, ни в совете, и если предыдущий был малость туповат, то на теперешнего можно было положиться.

Для доктора Чарлза Эппса ужин означал отличную еду, общество очаровательных женщин, с которыми можно поболтать, и передышку от его нудной деревенской практики. Он овдовел, жил уже тридцать лет в Чадфлите, досконально знал почти всех своих пациентов и мог без ошибки сказать, кому грозит смерть, а кому нет. Он был уверен, что нет на свете такого врача, который способен повлиять на исход болезни, что мудрость состоит как раз в том, чтобы знать, когда твоя смерть причинит ближним твоим как можно меньше хлопот, а тебе – печали, считал также, что новейшие достижения медицины продлевают жизнь больному лишь на несколько никому не нужных месяцев к вящей славе того, кто его лечит. И все-таки он был совсем не глуп и обладал куда большими познаниями, чем полагал Стивен Макси, и совсем немного его пациентов предстали перед неизбежным концом раньше предписанного им часа. Он дважды принимал роды у миссис Макси, был домашним доктором и другом ее мужа, впрочем, Саймон Макси не мог долее поддерживать эту дружбу и ценить ее – он помутился в уме. Сейчас доктор сидел за столом семейства Макси и поддевал вилкой суфле из цыпленка с видом человека, который заслужил честным трудом свой ужин и не намерен поддаваться настроению прочих.

– Так вы взяли Салли Джапп с ребенком, Элеонора? – Доктору Эппсу никогда не возбранялось формулировать очевидное. – Милые создания эти обе крошки. Да и вам стало повеселее – снова малыш в доме.

– Хочется надеяться, что и Марта так считает, – сказала сухо миссис Макси. – Ей, конечно, без помощницы не обойтись, но она такой консерватор. Эта ситуация может оказаться ей не по душе.

– Да справится она с ней. Моральные соображения отступят, все же на кухне появилась лишняя пара рабочих рук. – Душевные колебания Марты Балтитафт не очень, видно, волновали доктора, что он и подтвердил взмахом короткопалой руки. – Очень скоро она в младенце души чаять не будет. Джимми прелестный ребенок, какое кому дело, кто его отец.

В этот момент мисс Лидделл сочла необходимым довести до слушателей свое мнение умудренного опытом человека.

– Не думаю, доктор, что нам следует с такой легкостью относиться к этому явлению. Естественно, мы, христиане, должны быть милосердны, – при этих словах мисс Лидделл чуть заметно поклонилась в сторону священника в знак того, что не забывает, среди них – специалист в этой области, и она приносит извинения, что вторгается в нее, – но не могу отделаться от мысли: общество в целом слишком снисходительно к этим девицам. Моральные нормы в нашем обществе будут неуклонно падать, если к таким детям относиться с большей заботой, чем к рожденным в лоне семьи. А это уже имеет место! Бедные, достойные всяческого уважения матери не видят и половины заботы и ласки, которыми мы одариваем этих девчонок!

Она обвела взглядом сидящих за столом, побагровела и с новым рвением принялась за еду. Ну и что с того, что она их огорошила? Это надо было сказать. Ее святой долг. Она посмотрела на священника, ища поддержки, но мистер Хинкс, озадаченно взглянув на нее, снова занялся едой. «Уж больно святой отец усердствует над тарелкой», – с раздражением подумала мисс Лидделл, оставшись без союзника. Но тут она услышала голос Стивена Макси:

– Да, эти дети, без сомнения, ничем не отличаются ото всех остальных, разве что мы больше перед ними в долгу. Я тоже не считаю, что их матери такие уж замечательные. Но в конце концов, много ли найдется людей, соблюдающих законы морали, за нарушение которых они презирают этих девиц?!

– Очень много, доктор Макси, уверяю вас. – Мисс Лидделл по роду своей профессии не привыкла, чтобы ей перечили младшие. Стивен Макси, может, обещающий молодой хирург, но это вовсе не значит, что он специалист по оступившимся девицам. – Да мне страшно подумать, что мерзости, о которых мне приходится слышать по долгу службы, – в порядке вещей для современной молодежи.

– Поскольку я представитель современной молодежи, поверьте мне, мы частенько позволяем себе презирать тех, кто просто попал в беду. Эта девушка, по-моему, ведет себя совершенно нормально и достойна уважения.

– Да, она тихая, у нее прекрасные манеры. К тому же достаточно образованна. Закончила классическую[1] школу! Я бы и помыслить не смела рекомендовать ее вашей матушке, если бы она не была самой безупречной воспитанницей приюта святой Марии. Она сирота, ее воспитала тетка, но, надеюсь, эта подробность не разжалобит вас. Салли предстоит потрудиться, чтобы использовать выпавший ей шанс. Прошлое позади и забыто навсегда.

– Должно быть, нелегко забыть прошлое, когда оно оставляет о себе столь осязаемое напоминание, – сказала Дебора Рискоу.

Доктора Эппса утомлял этот разговор, у него грозило испортиться настроение и, может, даже пищеварение, потому он поспешил внести свою лепту. Отчего, к сожалению, собеседники еще более разошлись во мнениях.

– Она хорошая мать и славная женщина. Может, повстречает еще парня и выйдет замуж. Самое лучшее. Не нравятся мне такие семьи – мать-одиночка и ребенок, слишком уж они замыкаются друг на друге, и ничего путного из этого не выходит. Иногда мне кажется, – понимаю, мисс Лидделл, это звучит дико, – что самое лучшее – отдавать этих малышей со дня рождения в нормальную семью.

– За ребенка несет ответственность его мать, – изрекла мисс Лидделл. – Ее долг растить его и заботиться о нем.

– Все шестнадцать лет, без отцовской помощи?

– У нас действует закон об установлении отцовства, доктор Макси, мы прибегаем к его помощи, когда можем. К сожалению, Салли заупрямилась, не сказала нам фамилии отца, так что мы бессильны.

– На несколько шиллингов теперь далеко не уедешь. – Стивен Макси явно настроился продолжать эту тему. – Думаю, Салли даже не платят пособие на ребенка.

– Мы живем в христианской стране, дорогой мой брат, и расплата за грех – смерть, а не восемь шиллингов налогоплательщика.

Дебора произнесла эту фразу едва слышно, но мисс Лидделл услышала ее и поняла, что она предназначалась для нее. Миссис Макси почувствовала, что ей пора вмешаться. По крайней мере, двое из гостей полагали, что ей следовало сделать это раньше. Миссис Макси никогда ничего из-под своего контроля не выпускала.