Пианисты - Кетиль Бьёрнстад

Впрочем, его уже никогда не забудут. Все присутствующие в зале в тот вечер запомнят его, как страшный сон, как что-то, чему они предпочли бы не быть свидетелями. Злорадство получает пищу, когда падает конькобежец, когда критики зарубают какой-то роман, когда премьер-министр вынужден уйти в отставку. Но всем неприятно видеть, как семнадцатилетняя слишком худенькая девушка перестает играть во время второй части фортепианного концерта соль мажор Равеля.

Кажется, что аплодисментам не будет конца. Зрители как будто подбадривают инвалида, думаю я. Аня играет даже на бис — «Скарбо» из «Ночного Гаспара». Звучит потрясающе, несмотря на сумасшедшие технические трудности. Она сумела сделать то, чего не смогла Ребекка, — выложилась да конца даже после того, когда скандал стал уже фактом. Неужели такое все-таки возможно? — думаю я. Как она все это переживет? Нет, думаю я, пока еще звучат крики «браво!» и я украдкой кошусь на Брура Скууга, который сидит, так сжав челюсти, как будто вознамерился их раскрошить. То, что случилось, не должно было случиться. Независимо от того, как хорошо она играла до случившегося и последние десять минут, у нее уже нет возможности сделать свой дебют сенсацией, о которой они с отцом мечтали.

Однако судя по внешнему виду, Человеку с карманным фонариком хуже, чем ей. Лицо у него побагровело. Он встает одновременно с женой. Я не знаю, что мне следует делать. Осмелюсь ли я взять с них пример и последовать за ними? Ведь Аня лучше, чем кто бы то ни было, знает, кто именно виноват в случившемся. Да, я должен пойти за ними. Я не могу оказаться настолько трусливым, чтобы не пойти поздороваться с ней и выслушать все, что она мне скажет. Лучше уж после этого покончить жизнь самоубийством.

Очередь желающих поздравить Аню невелика. Я иду сразу за Бруром и Марианне Скууг, направляющимися в артистическое фойе. Однако между этажами они неожиданно останавливаются. Я смотрю вниз на площадку лестницы.

Там без сознания лежит Аня.

Аня в артистическом фойе со своими родителями. Дверь закрыта. Очередь желающих ее поздравить значительно увеличилась. Все самые верные. Ребекка, Маргрете Ирене, не считая Катрине и кого-то, кого я не знаю.

Но я — первый, сразу после родителей.

Наконец дверь открывается, и выходит Брур Скууг. Он по очереди смотрит на каждого из нас, ждущих на лестнице. И серьезно кивает в ответ на свои мысли. Мы ничего не понимаем.

— Кое-кто из вас приглашен после концерта в «Блом». Ужин, естественно, отменяется, — говорит он.

Ребекка не может сдержаться.

— Почему отменяется? — спрашивает она.

— Как будто это и так неясно? Аня упала в обморок.

— Против этого лучшее лекарство — бокал красного вина, — дерзко заявляет Ребекка.

Человек с карманным фонариком пытается пригвоздить ее взглядом.

— Здесь решаю я.

Марианне становится рядом с ним. Она очень похожа на Аню, даже подкрасилась так, как красятся молодые. Она берет мужа за руку. Потом неуверенно смотрит на меня. Я предпочитаю отвести глаза.

Наконец мы с Аней одни. Несколько коротких минут. Я попросил разрешения закрыть дверь.

— Маргрете Ирене подменила мой билет, — говорю я.

Она прикасается к моей руке. Рука у нее ледяная.

— Это пустяки, Аксель. Твоей вины в этом нет.

— Я тебя отвлек.

— Нет. В этом никто не виноват. Я сама отвлеклась.

— Это мелочь.

— Ты так думаешь? — Она внимательно смотрит на меня, пытаясь понять, не лгу ли я.

— Потом ты играла великолепно.

— Тот, кто упал, не может выиграть лыжные гонки. Если он упал лицом в снег, никакой рекорд его уже не спасет.

— Музыка не спорт, Аня! Речь идет не о том, чтобы выиграть забег!

— Не скажи. Мы принимаем участие в самом важном «забеге» из всех. И ты это прекрасно понимаешь.

Я не знаю, что ей ответить. Она еще очень бледная после обморока. Сидя рядом, я хорошо вижу, до чего же она худая. От нее неприятно пахнет. Чем-то затхлым и нездоровым.

— Жалко, что отменили ужин, — говорит она.

— Поужинаем как-нибудь в другой раз. Тебе надо поехать домой и отдохнуть.

— Да, наверное. А утром я проснусь и вспомню все, что случилось, как я опозорилась, играя концерт Равеля с Филармоническим оркестром. Завидовать нечему.

— Ты была великолепна.

— Не лги мне, Аксель. А то у нас не будет общего будущего.

Неужели она действительного так сказала? Весь остаток вечера я думаю об этом. И всю оставшуюся жизнь тоже.

Марианне и Человек с карманным фонариком увозят Аню, как только ее поздравили уже все желающие. В это время из своей артистической уборной выходит Каридис. Лицо у него все еще в испарине.

— I never thought anything like this could happen, and with such a talent![13]

Он знает, кто мы. Молодые и многообещающие. Он как будто оправдывается, но Ребекка не позволяет ему отделаться так легко.

— You should have gone directly to the third movement, — говорит она. — You made it so difficult for her![14]

Он пожимает плечами.

— I only did my job[15], — говорит он и уходит от нас.

Мы с Маргрете Ирене лежим в кровати. Вот уж не думал, что этот вечер закончится именно так. Мы, наша старая компания, выпили красного вина у «Ремесленника», но весело никому не было.

— Ты не должен предпочесть ее мне, — говорит Маргрете Ирене.

Я не отвечаю. У меня в голове слишком много мыслей и картин. В некоторых из них люди отсутствуют. Куда, например, делась Сельма Люнге? Ее не было в артистическом фойе, где ей полагалось бы быть. Я понимаю, что сержусь на нее. Сейчас я мог бы ее даже ударить.

Маргрете Ирене замечает, что я о чем-то задумался.

— О чем ты думаешь?

— Обо всех, кто изменил.

— Вот именно. — Она с удовлетворением потягивается. — Именно поэтому мы и не должны изменять друг другу.

— Ты неправильно меня поняла. Я думаю о Сельме Люнге. Более эгоцентричного человека я не знаю.

— Эгоцентричные люди обычно получают то, что хотят.

— Правда? Значит, Аня не эгоцентрична.

Маргрете Ирене безнадежно вздыхает.

— Все, Аксель, больше мы о ней не говорим. Сегодня она и так отняла у нас слишком много времени.

— Ты забываешь, все-таки это был ее вечер.

— А теперь он наш!

Мы делаем это второй раз. Это уже последний раз, думаю я. Я вижу только Аню. Она сидит у рояля, худая как смерть, в черном платье. Смотрит на белые и черные клавиши. Пытается вспомнить забытую фразу. Ищет смысл в своей жизни. Но больше всего она ищет Равеля.

Наступает весна. Наконец-то. Тем временем многое изменилось. Аня уехала неизвестно куда. Даже Катрине, которая обычно узнает все, не знает, где она находится.

На улице я встречаю Марианне. Похоже, ей не хочется говорить со мной.

— Аксель! — говорит она, предостерегающе подняв руку.

— Где Аня? — спрашиваю я, сердясь на нее, на всех, но больше всего на самого себя.

Ее лицо смягчается — она видит мое волнение.

— Не спрашивай. Ане хорошо, но мы ее оберегаем.

— От чего?

— Прежде всего, от нее самой. У нее слишком большие амбиции.

— А как ее физическое состояние? Вы заставляете ее есть?

У Марианне в глазах слезы.

— Не знаю, — говорит она.

Больше я ни о чем не спрашиваю.

Она отворачивается, подносит руку к лицу.

— Нам сейчас очень трудно. Надеюсь, ты это понимаешь.

Я киваю, тогда наконец она поднимает на меня глаза и улыбается.

— Ты хороший человек, Аксель.

— Неужели?

Мы обнимаемся, неожиданно и крепко. Не знаю, чей это был порыв, мой или ее, но это не имеет значения. Ее щека прижимается к моей. Собственные чувства смущают меня, и я ее отстраняю.

— Передай ей привет от меня.

— Передам.

— Она будет сдавать выпускной экзамен?

— Непременно. Это входит в наши планы. Не надо так беспокоиться.

Растревоженный, я иду в ольшаник. Мокрый снег, на асфальт бегут ручейки. Но внизу под деревьями сухо.

Ее щека у моей щеки.

Марианне Скууг.

Как она похожа на Аню!

Не знаю, чего я ищу или чего жду. Аня просто испарилась. Критики были снисходительны. Ее признавали, но как-то не с тех позиций. Как будто писали о музыканте-инвалиде. Как будто входили в ее положение. Унижающе положительно. Даже сострадательно. Превосходная степень в их статьях отсутствовала.

Я не на месте, думаю я. Слишком многое меня отвлекает. И Ребекке, и Ане — обеим не повезло в достижении заветной мечты своей юности. Не повезло с дебютом. С прорывом. Ребекка бросила музыку, но как собирается поступить Аня? И чья следующая очередь?

Я сижу под деревьями и смотрю на другой берег реки, где живет Сельма Люнге. Как близко. Всего пара бросков камня. После Аниного дебюта она уезжала, хотела отдохнуть. Но сегодня вечером у меня с ней урок.