60-е. Мир советского человека - Петр Вайль

После наивных споров о количестве школ в Биробиджане и частоте выпуска журнала «Советиш геймланд» стало очевидным, что проблему придется решать на уровне метафизических обобщений.

Единственный разумный аргумент в пользу эмиграции состоял в том, чтобы доказать принципиальное единство всех евреев в мире, в том числе и советских.

Евреи пытались апеллировать к иудаизму. Поспешно совершались хупы, вешались мезузы, вводился кошер. Но светский характер советских евреев был настолько очевидным, что скороспелый иудаизм не мог обмануть ни власть, ни их самих.

Гораздо успешнее была попытка доказать свою несовместимость с государством. Разрыв активистов алии с диссидентами, в сущности, служил доказательством нелояльности евреев к России. Они исключали себя из системы, вместо того чтобы ее менять. Хотели уехать не в Израиль, а из России. Эдуард Кузнецов:

Осознав себя евреем, не ощущая в себе ни склонности к властвованию, ни любви к безропотному подчинению, не питая надежд на радикальную демократизацию исконно репрессивного режима в обозримом будущем, считая себя ответственным за все мерзости, ею совершаемые, я решил покинуть пределы СССР. Бороться с советской властью я считаю не столько невозможным, сколько ненужным, так как она вполне отвечает сердечным вожделениям значительной – но, увы, не лучшей – части населения9.

Кузнецов утверждает, что, осознав себя евреем, он перестал быть советским гражданином (в лагере он сделал соответствующее заявление). Этим он как бы подтвердил исключительное право евреев на свободу. В том числе и на свободу от решения проблем России, свободу быть ей чужими.

Евреи изъяли себя из системы на том основании, что ценности советского государства несовместимы с их национальным характером. Размежевание с Россией потребовало определения сути этого характера, то есть той же самой самоидентификации.

Этой проблемой занялся еврейский самиздат, достигший к середине 70-х своего расцвета в журнале «Евреи в СССР». Несмотря на бурную полемику, к которой вскоре подключились и эмигрантские издания, найти универсальное определение евреям никому не удалось. Зато в процессе поисков авторы самиздата создали специфическую модель еврея.

В начале 60-х интернационалистское общество вполне удовлетворялось определением Эренбурга: «Я – еврей, пока будет существовать на свете хотя бы один антисемит»10. По этой же причине, кстати, объявил себя евреем и Евтушенко: «Я всем антисемитам как еврей»11.

Негативный оттенок – от противного – сквозит и в идеологии зрелых шестидесятников: «Демократическое движение начиналось с евреев… Они искали справедливости для других и освобождения от еврейских комплексов для себя»12.

Но эпохе борьбы за эмиграцию нужны были идеалы позитивные. Что же делает евреев евреями? А. Воронель в лучшей книге еврейского самиздата «Трепет иудейских забот» дает целый ряд определений:

Традиционное, сохраняемое в семьях уважение к образованности, любовь к учению, пиетет к мудрецам и книжникам, по-видимому, объединяет евреев сильнее, чем общий язык и взгляды на жизнь13.

По отношению к русскому народу евреи выступают как «нонконформистский и подвижный элемент». Еврейская система ценностей «необычайно близка к нашей общечеловеческой или, выражаясь осторожнее, – к системе ценностей, характерной для нашей европейской гуманистической цивилизации»14.

Определение сиониста Воронеля дополняет его оппонент:

Тяга к абстрактной, общечеловеческой гуманности, это стремление стать на сторону слабых и угнетенных, этот космополитизм, преодолевающий и стирающий все национальные различия, и составляет самую сущность современного еврея, сущность, не зависящую от его взглядов и убеждений – религиозных и политических15.

Легко заметить, что поиск того исключительного, что определяет евреев как нацию, приводит к общечеловеческому идеалу. Описывая идеального еврея, деятели еврейского национального возрождения описали идеального человека. Ничего специально еврейского в нем не было. Можно даже обнаружить источник, который послужил им прототипом. Это – русский интеллигент.

Вот что пишет один из самых активных сионистов Илья Рубин о себе и о своих товарищах, защищавших в начале 70-х право на еврейскую уникальность:

Наша секта наделена всеми необходимыми признаками тайных еретических сект: гонимостью, твердой убежденностью в своем высшем предназначении, особым жаргоном… специфическим, только ей присущим бытом – уютным, обшарпанным и печальным. Лишь названия ей еще не придумано – хотя многие из нас в судорожных попытках самоидентификации чаще всего употребляют два эрзац-имени – «еврей» и «российский интеллигент». Думаю, что второе ближе к нашей сущности…16

После этих слов уже не удивляет признание другого сиониста: «Русский язык – это и есть для меня единственное отечество»17. И не покажется странным, что журнал «Евреи в СССР» с увлечением вводил в самиздат неизданную Цветаеву.

Оказалось, что идеалы 60-х, возродившие утопическую фигуру русского интеллигента, отнюдь не исчезли из воображения советских евреев вместе с декларативным отказом от участия в российских делах.

Сионизм стал только новой формой прежней мечты. Израиль в представлении русской алии мог дать идее новый шанс. Не зря А. Воронель переворачивает тезис «Москва – новый Иерусалим», пытаясь превратить Иерусалим в идеальную Москву:

Я уверен, что для русских евреев, для которых приоритет творческой жизни перед материальной остался жизненным принципом, а не предметом обсуждения в гостиных, именно Израиль (и только он) остался страной обетованной18.

Так советскую алию возглавили не русские евреи, а русские интеллигенты, перенесшие за границу решение задач, поставленных 60-ми.

Советское правительство согласилось признать тезис об исключительности евреев и их непригодности в социалистическом государстве. Но самим себе евреи этот тезис не доказали. Разочаровавшись в России, они увозили ее с собой. Утопия меняла лишь адрес, но сохранила признаки своего российского происхождения: веру в возможность осуществления Царства Божьего на земле; веру в творческий коллектив свободных людей, одухотворяющих вселенную радостным трудом; веру в равенство, братство и счастье – для всех и навсегда. И под каким бы скепсисом, иронией, цинизмом ни скрывался этот идеал, именно его, путано и неясно, постулировали идеологи алии.

Поэтому для советских евреев 60-е закончились только в эмиграции, когда выяснилась непримиримость их идеала к свободному обществу, когда стало ясно, что «реальная свобода делает нашу жизнь совершенно индивидуальной»19.

Только на Западе советская история окончательно слилась с мировой, растворившей в себе последние иллюзии шестидесятников20.

Эмиграция была логическим завершением 60-х. Путь, пройденный обществом за эти годы, неизбежно вел к потере уникальности советского образа жизни. Брешь в государственной границе – естественное следствие этого процесса.

Как ни мала была сама эмиграция, она помогала России возвращаться к исторической реальности. Развеяв миф о Западе, она разрушает и миф об исключительности России – уже тем, что позволяет их сравнивать.

Что касается советских евреев, то, раскрыв тайну своего существования, они обрекли себя на проблему выбора.

Присоединившись, хотя бы теоретически, к остальному человечеству, советские евреи вынуждены решать более существенные, чем вопрос о национальной самоидентификации, проблемы – личности, свободы, цивилизации.

Впрочем, и тут евреи не представляют исключения.

Культ личности. Прага

Двадцать первое августа одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года выпало на среду. Потом даже этой случайности придавали какое-то значение: «А день, какой был день тогда? Ах да, среда…» – пел Высоцкий о своем, но переглядывались понимающие автора слушатели. Задним числом все, что печаталось в газетах от 21 августа 1968-го, казалось символичным.

Синоптики обещали для Москвы переменную облачность, но в западных районах СССР – ближе к границе – тучи сгущались. Вторая программа Центрального телевидения демонстрировала фильм «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Институт марксизма-ленинизма рапортовал о завершении работы над полным собранием сочинений В. И. Ленина. «Литературная газета» опубликовала отрывок из романа Н. Задорнова под названием «Конец вольницы». И еще – в этот день советские войска оккупировали Чехословакию.

Двадцать первое августа 1968 года – года, который Организация Объединенных Наций посвятила правам человека, а геофизики объявили годом активного Солнца, в Советском Союзе досрочно закончились шестидесятые и начались – никакие.