Антропология революции - Александр Гриценко

О революционных встрясках можно рассказывать по-разному: излагая историю перемен, пережитых сообща и представляемых как исторические, поскольку они затронули все сообщество в целом; или же повествуя о личных потрясениях, отметивших жизненный путь человека, его личную историю. Эти два подхода не сводятся к классическим противопоставлениям коллективного индивидуальному, публичного частному или же макрофеноменов микроявлениям. Жизнь в сообществе предполагает модальности самых разных уровней социальных взаимодействий (mise еп соттип): от того общего, что составляет основу лишь самых близких отношений, до общности всего человечества, включая множество промежуточных этапов, представляющих различные формы сообществ и совместного существования. Так же и жизнь человека предполагает формы вовлеченности разного уровня и разной значимости: от любовной близости до политического участия. В ходе майских событий эти два подхода, исходящие из сообщества или личности, подверглись совместному пересмотру и взаимной переработке.

2. Перевернуть порядки величия, упорядочивающие оценки в сообществе

Чтобы прояснить беспорядок, существующий в интерпретациях Мая 68-го, нам необходимо обойти понятия индивидуализма и свободы, являющиеся недостаточно полисемическими, и применить аналитическую модель, которая хотя и была разработана уже после майских событий, но имеет, однако, определенное отношение к критическим вопросам, поставленным именно тогда.

Политическая и моральная социология, программа которой изложена в труде «Критика и обоснование справедливости» («De la justification»), была сформирована исходя из двух параллельных научных концепций: исследований Люка Болтански о социально-профессиональной категории «управленцев» (cadres) и ее проекциях в политическом и социальном пространстве и работ Лорана Тевено, посвященных социальным классификациям и в более широком плане «инвестициям в форму» (investissements еп forme), которые задают формы представления путем обобще(ствле)ния. Таким образом, были зафиксированы взаимосвязи между а)когнитивным представлением, обеспечивающим сближение или установление эквивалентностей при помощи мыслительных операций; б) материальным представлением, осуществляющим кодирование при помощи инструментов, форматирующих эквивалентности (к примеру, информационные классификации и дополняющие их информационные цепочки); в) политическим представлением совокупности людей в лице того или иного легитимного представителя (Thévenot 2006а, Тевено 2006b). В каждой изданных областей операция представления формирует иерархический порядок между представителем и представляемым, устанавливает неравенство значимости элементов относительно требований генерализации и образования общности (mise еп соттип). Тот, кто представляет что-либо, не только иерархически превосходит это представляемое по своему рангу, но также и включает его в себя, объемлет его как нечто частное и в меньшей степени предрасположенное к обобщению.

Подобный анализ позволяет расширить понимание иерархических порядков — при рассмотрении их как производных от когнитивных, материальных или политических операций, которые необходимы для координации человеческих действий. Только если не признавать этих элементарный операций, можно видеть социальный мир как горизонтальный, плоский, лишенный иерархий. Неравенства способностей, равно как и возможное злоупотребление своими полномочиями (pouvoirs), являются следствиями этих операций. Особенность такого подхода заключается в том, что понятие способности, полномочия (pouvoir) — в широком значении власти над своими силами — и понятие общественного признания (как признания этих способностей) связываются с прагматическими требованиями совместной формы действий, необходимой для координаций поступков людей в их совместной жизни.

Любой порядок оценивания, касающийся людей, вступает в противоречие [трение] с неотъемлемым принципом многих политических и моральных представлений: принципом единства человеческой природы (principe de commune humanité), то есть постулатом общего достоинства людей, не учитывая другие аспекты их равноправия. Это внутреннее затруднение, подпитывающее критику злоупотребления полномочиями, было особенно оживленным и ярким в образных лозунгах Мая 68-го, которые анализируются в данной статье. Изучая усилия, направленные на смягчение этой основополагающей антропологической коллизии с точки зрения справедливости / несправедливости, мы с Люком Болтански разработали модель «порядков величия», являющуюся общей для множества разнообразных значимых порядков, которые нужны для обоснования справедливости тех или иных действий и для критического испытания своих поступков публичным суждением. Это напряжение удается снять, если приводятся доказательства того, что распределенные степени величия выступают как составные элементы общего блага, приносящего пользу всем, и что, кроме того, оценки не закрепляются за людьми раз и навсегда, а постоянно ставятся под сомнение, оспариваются и испытываются реальностью. Испытание реальностью (épreuve de réalité) предполагает наличие материального окружения, оцениваемого в рамках того или иного порядка величия (Boltanski, Thévenot 1987, 1991; Болтански, Тевено 2000).

Представленная модель обыденного чувства справедливости (sens ordinaire de la justice) позволяет развивать положения критической социологии и выделить несколько источников возникновения чувства несправедливости, различающихся по глубине оспаривания: 1) либо сам порядок оценок отвергается как бесчеловечный, поскольку он несовместим с принципом общности человеческой природы (расистские подходы или евгеника) или не способен составить общего блага — приращения человеческого благосостояния и достоинства; 2) либо же величие одного порядка обесценивается, принижается (через «обличение» или «разоблачение») с позиций другого порядка (например, эффективность научно-технического порядка [grandeur industrielle] может казаться ничтожной в сравнении с величием вдохновения [grandeur de l’inspiration]); 3) наконец, если несправедливой представляется ситуация, когда параметры испытания той или иной оценки на соответствие «реальности» должным образом не обновляются и состояния величия (или ничтожности) оказываются закреплены за людьми надолго. В рамках третьей категории мы можем выделить еще один важный источник чувства несправедливости (За): когда величие или ничтожность в одном порядке оказывает влияние на положение в рамках другого порядка, в то время как справедливость требует того, чтобы подтверждения оценок в рамках порядков величия были независимыми друг от друга (случаи «переноса величия» [transport de grandeur] или «переноса ничтожности» [transport de misure]). Подобный подход позволяет расширить понятие «ограниченных социальных возможностей» (handicap social) и признание критики, ссылающейся на то, что «всегда одни и те же» лица совмещают свои квалификации в разных порядках. Еще один источник несправедливости, оказавшийся под прицелом критики Мая 68-го (3Ь), — это овеществление (réification) человеческих взаимоотношений, когда люди начинают рассматриваться как вещи (например, наподобие «роботов» в рамках научно-технического порядка).

Применение этой аналитической модели может позволить прояснить формы критики, связанные с событиями Мая 68-го. Для этого необходимо распределить критические суждения в зависимости от видов иерархии, против которых они направлены, и в связи с глубиной оспаривания этих иерархий.

Два порядка величия из шести, выделенных нами, сосредоточили на себе критику Мая 68-го, которую обычно связывают с обличением иерархии и авторитета. Тогда полностью отвергались патриархальный (domestique) и научно-технический (industriel) порядки. Патриархальный порядок величия характеризует известные с давних времен формы авторитета, оберегающие, опекающие и одновременно подчиняющие, которые воплощаются в харизматической персоне, источник власти которой заключен в ее собственном теле. Этот порядок пространственно реализуется в обстановке дома. Ему свойственна темпоральность, ориентированная на прошлое, где наибольшее значение придается традициям или обычаям. На современном этапе среди форм этого общественного признания, в котором ценится превосходство наставника, господина и хозяина (в частности, хозяина дома), наибольшее развитие получила та форма патриархального порядка (описанная еще Боссюэ: Boltanski, Thévenot 1991), что связана с общим благом и совместима с принципом общности человеческой природы. В этом смысле она выходит за границы закрытых, замкнутых на себе (или тайных) сообществ и может служить современной коммуникации между сообществами, преодолевая многообразие традиций и обычаев. Из-за своей древней прадедовской генеалогии (с точки зрения современных демократий истоки патриархального порядка восходят к монархическим режимам) этот порядок величия подвергается серьезной критике — в частности, с позиций гражданского порядка, который мы рассмотрим далее. Сам эпитет «патерналистский», обозначающий в числе прочего и те предприятия, которые берут на себя полную заботу о жизни сотрудников, уже является отрицательным, критическим. Подозрение в данном случае падает на авторитет хозяина, являющийся неоспоримым, словно бы сверхчеловеческим. Критика в таких случаях направлена против прислуживания господину и против подчинения, базирующегося на уважении.