Дюна - Фрэнк Герберт

Я ни за что не пойду этим путем, подумал Поль.

Но он снова увидел внутренним взором мавзолей с черепом своего отца, насилие, кровь и над всем этим — черно-зеленое знамя.

Джессика кашлянула, обеспокоенная его молчанием.

— Так вольнаибы… будут почитать нас как святых?

Он поднял глаза, всматриваясь в зеленоватом свете в благородные, царственные черты ее лица.

— Да. В одном из вариантов, — Поль кивнул. — Меня они будут звать… Муад-Диб, «Тот, кто указывает путь». Да… меня будут звать именно так.

Он закрыл глаза: Теперь, отец, я могу оплакать тебя. И он почувствовал, как по его щекам потекли слезы.

КНИГА II. МУАД-ДИБ

~ ~ ~

Когда мой отец, Падишах-Император, услышал о смерти герцога Лето и об обстоятельствах, при которых это случилось, он впал в ярость. Никогда прежде мы не видели его в таком гневе, Он обвинял мою мать, кричал о заговоре, вынудившем его посадить на трон бен-джессеритку. Он обвинял Гильдию и старого злодея-барона. Он обвинял всех, кто попадался ему на глаза, даже меня, говоря, что я ведьма и ничуть не лучше всех остальных. Когда я попробовала успокоить его, сказав, что случившееся вполне закономерно и объясняется обычным инстинктом самосохранения, которым руководствуются все правители, начиная с глубокой древности, он рассмеялся мне в лицо и спросил, не считаю ли я его беспомощным трусом. Я видела, что его смятение вызвано не столько смертью герцога, сколько самим фактом убийства особы королевской крови. Сегодня, оглядываясь назад, я думаю, что моего отца тревожило некое предчувствие: ведь его род и род Муад-Диба происходил от одних предков.

— Теперь Харконнену придется убить Харконнена, — прошептал Поль.

Он проснулся незадолго до наступления ночи и сидел на полу темного, герметично закрытого влаготента. Бормоча себе под нос, он слышал, как шевельнулась в своем углу мать, спавшая у противоположной стенки.

Поль мельком бросил взгляд на индикатор — табло с показаниями подсвечивалось фосфорными трубками.

— Похоже, дело к ночи, — сказала Джессика. — Может, поднимешь шторки?

Поль уже отметил, что в последние несколько минут ее дыхание изменилось — значит, она просто молча лежала в темноте, пока не убедилась, что он проснулся.

— Это ничего не даст, — ответил он. — Прошла буря, и тент засыпало песком. Сейчас я начну нас откапывать.

— От Дункана по-прежнему никаких известий?

— Никаких.

Поль рассеянно потер герцогский перстень на большом пальце и вдруг ощутил такую ненависть к планете, на которой Харконнены убили его отца, что его всего передернуло.

— Я слышала, когда началась буря.

Это небрежно брошенное замечание почему-то его успокоило. Мозг сосредоточился на буре, начало которой он видел через прозрачный полог влаготента: как слюни изо рта дебила потекли по равнине песчаные ручейки, небо избороздили вихри… Скала с острой вершиной на его глазах превратилась в пологий бурый холм. Песок заполнял низину, небо словно заляпали холодной жидкой кашей, и влаготент погрузился во тьму.

Скрипнули под давлением песчаной массы распорки, и наступила тишина, изредка нарушаемая похрипыванием сноркера, засасывающего с поверхности воздух.

— Попробуй включить приемник, — сказала Джессика.

— Без толку, — ответил он.

Нащупав около шеи трубку влагоуловителя, он втянул в рот теплую жидкость. При этом Поль подумал, что стал настоящим аракианцем — перешел на «восстановленную воду», выработанную из его собственных выделений. Она была пресной и безвкусной, но хорошо освежала горло.

Джессика услышала, что Поль пьет, и всей кожей почувствовала мягкий, облегающий влагоджари. Но она отогнала от себя мысль, что надо бы тоже утолить жажду. Принять эту мысль — значит смириться с Аракисом, смириться с ужасной необходимостью экономить все, что содержит хоть каплю влаги. Во влагоприемные карманы тента, прошелестев, стекли несколько капелек — в воздухе, который они выдыхали, тоже был водяной пар.

Если бы она могла снова заснуть!

Но в сегодняшнем дневном сне был эпизод, при воспоминании о котором она вздрогнула. Она сидит, склонившись над песчаной рекой, и видит написанное кем-то имя — «Герцог Лето Атрейдс». Слова расплываются в текучем песке, она пробует их восстановить, но не успевает она дописать последнюю букву, как первая опять исчезает…

Кажется, что песок никогда не остановится.

Сон переходит в рыдания — она плачет все громче и громче. Нет, это не ее рыдания — каким-то уголком сознания она понимает, что это скорее плач ребенка. И даже не ребенка — новорожденного младенца. Некая женщина, лица которой ее память не сохранила, медленно уходит прочь.

Моя мама, думает Джессика. Моя неизвестная мама. Бен-джессеритка, которая родила меня и отдала Сестрам, так ей было приказано. Была ли она рада избавиться от харконненского ребенка?

— Вот на что мы поставим — на пряности. Вот их уязвимое место! — сказал Поль.

Как он может сейчас думать о нападении? удивилась Джессика. Планета полна пряностей. Как они могут быть уязвимым местом?

Из своего угла она слышала, как возится в глубине палатки Поль, как он тащит вещмешок к выходу.

— На Каладане главным было наше господство на море и в воздухе, — отозвался Поль. — Здесь — господство в пустыне. Вольнаибы — вот в кого все упирается.

Голос доносился от входной диафрагмы. Бен-джессиритская выучка помогла ей заметить в его тоне обращенный к ней горький упрек.

Всю жизнь в нем возбуждали ненависть к Харконненам, думала она. А теперь оказалось, что он сам Харконнен … из-за меня. Как же мало он знает обо мне! Я была для герцога единственной женщиной. Все, что было для него дорого, стало дорогим и для меня. Его жизнь стала моей жизнью. Ради него я пренебрегла даже приказами Бен-Джессерита!

Под рукой Поля вспыхнула лампочка. Палатка осветилась зеленоватым светом. Поль на четвереньках подполз к выходу. Его влагоджари был отрегулирован для работы в открытой пустыне: лоб плотно закрыт капюшоном, во рту и ноздрях — фильтры. Только темные глаза оставались незащищенными — узкая полоска лица, которое на мгновение обернулось к ней.

— Подготовься к выходу, — указал Поль. Из-за фильтра его голос звучал глуховато.

Джессика натянула маску и начало подгонять капюшон, наблюдая, как Поль вскрывает выходной герметик.

Он разорвал диафрагму. Заскрипел песок, и прежде чем Поль успел включить статический уплотнитель, налипшие на стенку песчинки струйкой просыпались в палатку. В песчаной стене появилось отверстие, расширявшееся по мере того, как уплотнитель раздвигал песок в стороны. Поль скользнул в отверстие, и она услышала, как он протискивается наверх.

Интересно, что нас там ждет, размышляла Джессика. Харконненские солдаты и сардукары — эта опасность нам известна. А другие опасности, о которых мы даже не подозреваем?

Она подумала об уплотнителе и о других странных приспособлениях, оказавшихся в вещмешке. Каждое из них представилось ей теперь знаком этих неведомых опасностей.

Она почувствовала, как горячий воздух, проникший снаружи, с раскаленной песчаной поверхности, коснулся ее незащищенных респиратором щек.

— Подай мне мешок, — негромко сказал Поль. В его голосе слышалась тревога.

Она послушно потянулась к мешку и подтащила его за лямки к выходу, слушая, как булькает вода во флягах-литровках. Потом выпрямилась и увидела на фоне звезд лицо Поля.

— Есть, — Поль нагнулся и вытянул мешок на поверхность.

Теперь она видела только черное, все в звездах, круглое пятно. Звезды были нацелены на нее, словно светящиеся острия копий. Вдруг черный круг прочертили яркие полосы — поток метеоритов. Небо сразу сделалось похожим на тигровую шкуру. Она решила, что это дурное предзнаменование, ей казалось, будто они прожигают ее насквозь, оставляя в теле дымящиеся раны. Джессика содрогнулась при мысли о том, что за их головы уже назначено вознаграждение.

— Скорее, — торопил ее Поль. — Я сейчас начну демонтировать влаготент.

Песчаный дождик посыпался на ее левую руку. Интересно, сколько нужно песка, чтобы рука сломалась, мелькнуло у нее в голове.

— Тебе помочь?

— Не надо.

Джессика смочила слюной пересохшее горло и скользнула в отверстие. Сжатый статическим зарядом песок заскрипел под руками. Поль нагнулся и подал ей руку. Она встала рядом с ним на ровном песке освещенной звездами пустыни и огляделась вокруг. Песок заполнил низину почти до краев, черные отвесные склоны плато казались теперь пологими. Она напрягла свое натренированное внимание, обшаривая и ощупывая взглядом горизонт.