Категории
Самые читаемые
RUSBOOK.SU » Проза » Советская классическая проза » Как птица Гаруда - Михаил Анчаров

Как птица Гаруда - Михаил Анчаров

Читать онлайн Как птица Гаруда - Михаил Анчаров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 65
Перейти на страницу:

— Вам по сколько лет? — спросила она.

— Пятнадцать, — соврал Серега.

— Неужель пятнадцать?… По ней не скажешь, — она кивнула на Люську.

Он кивнул.

— Почти, — сказал он.

— Я вам своего кофе принесу, — сказала Болонья. — Этот ерундовый.

Ушла.

Люська скисла. Сидит хмурая. Болонья принесла две чашки кофе с ликером и сказала, что фирменный:

— С ликерчиком… от души.

Серега, поколебавшись, попробовал.

— Вкусно? — спросила Болонья.

— Мы не пьем, — сказала Люська.

— Ничего… По рюмочке можно.

Серега выпил. У Люськи чашка стынет.

— Ну, мы пойдем, — сказала Люська. — Спасибо.

Болонья посмотрела на нее пристально и улыбнулась, как выстрелила.

— А ты иди… — сказала она. — Или ревнуешь?

— Сережа, пойдем… Вот, пожалуйста… — Люська достала деньги и положила на край стола.

— Платить должен мужчина, — сказала Болонья и сунула деньги ей в карманчик.

Серега покраснел и набычился. Болонья сверкнула глазами. Люська убежала. Он оглянулся на мотнувшуюся стеклянную дверь, ярость захлестнула его, и он сжал кулаки.

— Побежала, — сказал он с ненавистью.

На него подняла глаза женщина, которая ела мороженое, а теперь уставилась на него незнакомо. Это была Нюра.

— Не злись… Не трать сердца, — сказала Болонья. — Хочешь еще?

— А можно? — спросил он.

Она еще подлила ему в кофе.

— Почему нельзя? Все можно, мальчик. Все можно, только осторожно.

Серега выпил. Болонья разглядывала его.

— Высокий ты мальчик, красивый мужчина будешь, — сказала она и заперла стеклянную дверь на щеколду.

Серега мрачно покосился на дверь и стиснул кулаки.

— Побежала… — сказал он. — Дура…

— Никогда сердца не трать, — сказала Болонья. — Лучше стакан разбей.

— А можно?

— Тебе все можно, — сказала Болонья. — Ты красивый.

Серега запустил стаканом в стену и захохотал. Нюра подошла к двери и толкнула ногой.

— Чего тебе? — спросила Болонья.

— Ну-ка… — сказала Нюра. — Дверь отопри.

И Нюра пришла к Зотову.

Пока шли в кафе, Зотов думал: «Красивая буфетчица Болонья пасется в сфере самообслуживания. Но это не Маркиза — никаких гимназий и скрытых страстей, и не Клавдия — никаких Элен с белыми плечиками. Тут все другое: крепкая, как свая, манкая. Про таких Максим Горький говорил — Батый. Я знаю жизнь от и до — вот ее формула. В Солнечногорске у нее дом возле курорта, с мансардой, моряк с флотилии… У нее одно увлечение — победить. Победить проклятую жизнь до самой смерти, а там, глядишь, чего-нибудь придумают, — купим и это. Никаких увлечений кроме, никаких мыслей кроме, никакой распущенности против здоровья. Все нормально. И в жадности не увлекаться: само придет, если не тратить попусту. Прочность. Себя не продавать — ни-ни, не те времена, мужик стал не добытчик, наоборот, купить его подешевле — кого телом, кого делом, а кого и так: подмигнуть в черный день его тоски — не дрейфь, мол, отпустит, — он и готов».

Пришли. Народу в зале немного. Ревут усилители. Болонья в буфете на витрине шоколадки раскладывает.

— Ты зачем пацанчика тронула? — говорит Зотов.

Она шоколадки разложила, а одну стоймя поставила.

— Никак боишься меня?

— Тебе сколько лет? — спрашивает Зотов. — Сорока нет, не более тридцати двух, году в сорок пятом родилась?

— Верно.

Он прикинул и говорит:

— Значит, либо ты случайное дитя, мать не убереглась, либо зачала тебя на радостях, что война кончается…

— Вычисляешь… — сказала Болонья. — Ну вычисляй.

— И у меня сноха тоже в торговом секторе работала, — говорит Зотов. — Теперь на старости лет с хахалем спивается. А хахаль вдвое моложе. Богатая — вот жить-то и нечем.

— Глупая. Ума нет.

— Ума тебе не занимать.

— А более и нет ничего.

— А есть, — говорит Зотов.

— Уточни.

— Человеческая жизнь, — говорит. — Как же тебе жить?

Она Зотову налила, потом ответила:

— Нормально, гражданин, нормально, — и глаза так бегло на него подымет и опустит. — Толкутся возле меня весь день, а я присмотрелась. Один зашел — портфель, другой зашел — шляпа, третий — галстук. Бывает, трактор зайдет или станок, а чаще — либо канистра, либо сверло, либо запчасть. А чтоб человек зашел — этого не было. Чего не видела, того не видела — врать не буду. Мать говорила: отец человеком был. Не помню. Значит, последний скончался в сорок пятом. И остались мы с мамой смотреть на пиджаки, на велюровые шляпы. Маме скучно, завела одного. Этого помню, все твердил — дом, очаг, а сам не очаг, а дымоход. Мама его прогнала. Смешно мне на нее стало. Хватит, думаю, пора своим умом жить. Сейчас она письма пишет Расулу Гамзатову, чтоб еще раз написал про белых лебедей. А он не отвечает, стесняется, что мать моя дура. Смешно мне на вас глядеть.

— Ну и к чему ж ты пришла?

— Мне и сидя неплохо. Кому надо — сам зайдет… и твой пацанчик зашел, и ты зашел.

— Зайдет и уйдет, — говорит Зотов. — Потому что ты знаешь кто? Ты — ты буфет.

Она прищурила глаза:

— Расплатился?… Ну, иди помечтай… Хоть домой, хоть в залу. Тебе где лучше?… Иди своей дорогой.

— Лучше в залу, — говорит Зотов. — У меня столик заказан. Мне сегодня восемьдесят, дочка.

— Что ж сразу не сказал, старый черт? — тихо спросила она.

Второй раз в этот день его обозвали старым чертом — Нюра и она. Погромче, потише, а все одно — старый черт. Вдруг правда? Но голоса у обеих были, голоса… бархатные, грудные. Неужели природа еще живет?…

Зала… Неживая, машинная… Лиц нет. Только одежда.

Галстук, одиноко пирующий за столиком, а за соседним — столичная длинная юбка с кавалерийскими сапогами, и провинциальная юбка, все еще открывающая ноги до самого до «ура!». В проеме дверей два головных убора — мужской блинок и женский, нашлепкой. Три алюминиевых пиджака на эстраде, с прилипшими к ним бормашинами устарелой конструкции без обдува, и рев усилителей, заглушающих визг тормозов однообразных машин за окном, остановившихся послушать музыку про любовь пылесоса «Буран» к электробритве «Эра».

Обслужили мгновенно. Она подсела, твердокаменная, и говорит:

— Ты меня прости, мальчик, и забудь.

— Нет, — сказал он, — не забуду. Я акселерат.

Тогда Зотов увел Серегу, который бессмысленно смеялся, был красный и охрипший, и руки у него были мокрые и сильные, а в глазах застыл яростный настырный блеск фокстерьера.

Какие тут сказочки про пересохшую реку и пыльных воробьев?

Одним щелчком буфетчица сшибла его на землю и вывернула наружу обратную сторону души, о которой он сам и не знал, пока не встретился с железным спутником Болоньи — никелированным кофейным аппаратом.

Дома Зотов дал ему молока из пакета.

— Дед, как ты относишься к сексу? — спросил Серега, вытирая подбородок.

— Раньше говорили — блуд.

— Как ты относишься к блуду?

— Не знаю. Я старый. Раньше я думал, что весь кобеляж от грязи и нищеты, а будет другая жизнь, и вы будете другие. Теперь жизнь другая, а вы — те же.

— Значит, ты против?

— Мужчину всегда тянет к женщине, и наоборот. Кто будет регулировать их отношения, если не они сами?

— Дед, а как быть, если ему нравится и эта, и эта, а ей — и этот, и этот? Как они должны поступать?

— Сынок, но ведь это боль… Это всегда чья-нибудь боль… Сынок, это вначале приманка, а потом — боль.

— А если все равно тянет?

— Ты помнишь, что ответил Анкаголик, когда тебе не велели с ним дружить, а ты спросил, может ли он бросить пить? Что он тебе сказал?

— «Вот только лицо умою…»

— Ты забыл. Он сказал — «харю». Он умыл харю и стал «лицо» — Дима.

Он посмотрел на Зотова со злобой, в нем неожиданной:

— А если когда-нибудь это не будет болью?… Дед, эта боль, наверно, для тех, кто уже успел полюбить. А кто не успел?

— Верно, Сережа, — говорит Зотов. — Когда ты родился, тебя еще не успели полюбить. — Из-под него будто табурет выбили. — Уеду я от вас, — сказал Зотов. — Чересчур вас много, Зотовых, а я один. Отдохнуть пора… Сережа, самую лучшую молитву, которую я узнал, я прочел у Фолкнера. Ее придумал покалеченный человек, бывший морской пехотинец: «Господи, прости нас, сукиных детей». Сережа, все остальное человек должен сделать сам.

Боже мой, что вы наделали! Поздравляю вас с восьмидесятилетием.

Зотов смотрит теперь по телевизору только детскую передачу. Остальное не может, не может Спокойной ночи, малыши! Хоть бы вы не вырастали.

54

…Клавдия умерла. Отмучила и отмучилась.

…Очень важно различать, что люди думают и что люди делают.

Казалось бы, очевидно, что это связано, а никакой очевидности тут нет. И не потому что человек плох и у него мысль и дело не совпадают, а потому что жизнь к мысли и делу не сводится.

1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 65
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Как птица Гаруда - Михаил Анчаров торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергій
Сергій 25.01.2024 - 17:17
"Убийство миссис Спэнлоу" от Агаты Кристи – это великолепный детектив, который завораживает с первой страницы и держит в напряжении до последнего момента. Кристи, как всегда, мастерски строит