Колымская повесть - Станислав Олефир

— Не понимаю я вас, — говорю деду Хэччо. — Он вас палкой не бил, полозья дал, путевку пообещал, деньги тоже сказал получить. Вы при Елисейкине много зарабатывали?

Дед Хэччо удивленно смотрит на меня:

— Какие деньги! Агафон каждой день палочки ставил и все. А если оленя потерял, своего нужно отдавать. Я двадцать восемь оленей отдал. Совсем денег не было. Резиновые сапоги не мог купить. Летом на воде в торбасах возле оленей дежурил. Раскиснут, вот такие делаются. Сейчас денег много. Дорошенко говорил, машину можно купить

— Так что же вам еще от директора нужно? Квартиру выделил, деньги есть, не дерется, путевки на курорт — пожалуйста, а вы не любите!

Дед Хэччо снова удивленно смотрит на меня, словно я сморозил что-то несусветное, наконец, назидательно и даже с каким-то ко мне сочувствием спрашивает:

— А поговорить? Елисейкин, что по-эвенски, что по-корякски, что по-чукотски, как мы сейчас с тобой, разговаривал. Даже с якутами, когда мы у них оленей тафаларской породы покупали, нормально разговаривал. В стойбище приедет, тряпки женщинам привезет, патроны привезет, в каждой яранге чай пить пожелает. Нигде кушать не будет, пока сам для огня дров не притащит. Бегование скажет делать, самого упитанного оленя выставит. Потом этого оленя все кушают. Хорошо-о! Все Елисейкина очень любили. Он самый лучший председатель был…

В детстве у меня был школьный товарищ Леня Ковальчук, у которого было одиннадцать братьев и сестер. Жили они небогато. Хорошо, мать работала в больнице санитаркой, и каждый день приносила оставшиеся после больных суп и кашу. Так что совсем уж голодными не были. Зато веселее семьи в деревне не сыскать. Помню, получили зарплату и почти все деньги истратили на гармошку. Недели две мы старательно разучивали на ней «Гони куры со двора!», потом «голоса» оторвали, остальное приспособили выносить золу. Плитку топили соломой, золы много, а мусорного ведра не было. Вот мы растянем гармошку, насыплем в нее добрый мешок золы и тащим на огород. Там двое берутся за «басы», двое за рамку от «голосов», дружно нажмем — зола из гармошки, как из вулкана. Мы все в золе, зато весело.

Но до деда Хэччо тем друзьям из моего далекого детства не дотянуться. Года три тому назад деду Хэччо выделили квартиру в новой пятиэтажке. Дед сдал личных оленей и на вырученные деньги попросил заведующую совхозной почты обставить его квартиру. Как-то ему довелось побывать у этой женщины в гостях, и до того ему понравилось, что только об этом и говорил.

Заведующая постаралась на совесть. Купила цветной телевизор, говорящие часы, холодильник, пианино, диван-кровать и даже лампу-торшер. Дед Хэччо всего два часа и пожил в новой квартире. Посидел в кресле, пощелкал выключателем, заглянул в холодильник, пару раз стукнул по клавишам пианино и испуганно закрыл крышку. Начался отел оленей, и нужно было тем же вертолетом, которым прилетел в поселок, возвращаться в стойбище. Сколько вертолет загружали, сколько новоселье и отмечал. Дольше не получилось.

На Севере издавна не принято запираться от людей. Всякий может поселиться в яранге пастуха или охотника, жить сколько угодно и никогда его не выгонят. Более того, будут делиться с гостем не только куском мяса, но одеждой, обувью, кормить его собак. Примерно то же случилось и с квартирой деда Хэччо. Уже на второй день в его квартире обосновался кто-то из родственников, а может просто знакомых. Потом там останавливалась Рита с детьми. Дальше жили все, кому не лень. Прилетит пастух из тундры, своего жилья в поселке нет, вот и отправляется на квартиру к деду Хэччо.

Все было бы хорошо, если бы не привычка северян бросать на пол мясо и рыбу. В тундре все чисто. Более того, мох, которым она густо покрыта, убивает все гнилостные бактерии, отчего лежащие на нем продукты хранятся лучше, чем в мешках и ящиках. Таежный зверек бурундук, чтобы сохранить собранные орешки и ягоды, перекладывает их сфагнумовым мхом. Если не сделать этого, на бурундучьих припасах скоро появится плесень, а так хранятся в сырой норе почти год и остаются совершенно свежими. Поэтому-то оленеводы смело оставляют все на земле, следя лишь за тем, чтобы мясо или рыбу не стащили собаки.

И вот кто-то из многочисленных дедовых квартирантов бросил на пол квартиры замороженную оленью тушу. Скоро мясо оттаяло, кровь из него натекла на доски, попала под плинтуса и выступила алым пятном на потолке в нижней квартире.

Что такое гниющее мясо — объяснять не нужно, а кровь и того хуже. Скоро тяжелый гнилостный запах заполнил лестничную площадку, а затем и весь подъезд. Даже проходившие мимо пятиэтажки люди воротит носы я ругались.

Давно выбросили протухшее мясо, выскоблили и перекрасили пол, а запах не исчезал. Пришлось срывать доски и заливать все известью, затем настилать все сначала.

Не удивительно, что скоро деду Хэччо сообщили но рации о том, что его выселили из квартиры за «нарушение правил социалистического общежития», а квартиру отдали приехавшему из Одессы учителю музыкальной школы. Все имущество деда Хэччо свалили в сарай возле совхозной конторы

— Вы там были? — спрашиваю деда Хэччо, когда в перерыве между конами игры в карты Кока рассказал историю дедовой квартиры.

— Летал два раза, — охотно признался он. — Пацаны в сарае играют, пианино и телевизор совсем сломали, а холодильник куда-то унесли.

— И все пропало?

— Пропало. Конечно, все пропало, — охотно подтверждает дед Хэччо. — Завхоз говорил, что замок на сарай вешал, а кто-то сломал и выбросил. Поэтому все и пропало.

— Неправда! — укоризненно качает головой Кока. — Зачем людей обманываешь? А кольцо от торшера где? Я сам видел, как ты его для маута отламывал.

Всякий уважающий себя пастух ни на минуту не расстается с маутом. Это вырезанный из шкуры морского зверя длинный ремень с тяжелым кольцом на конце. Кольцо нужно для того, чтобы пропускать через него петлю, к тому же утяжеленная им петля летит дальше и стремительней. Маутом пастухи ловят оленей и даже заготавливают дрова для костра. Подойдет к сухой лиственнице, соберет в кольца маут — взмахнул рукой и набросил петлю на самую вершину. Остается дернуть посильнее за ремень и удирать, чтобы не получить обломком лиственницы по голове.

Специальные колец для маутов на заводах не производят, вот пастухи и добывают, кто где сумеет. Кока отломал свое от вездехода, Николай Второй с Прокопием заполучили с вертолета. Здесь как-то сгорел вертолет, вот с него колец и набрали. А у деда Хэччо оно от своего собственного торшера.

СОПКА ЧАЙНИК

Наше стадо подкочевало к сопке, название которой дословно переводится так: «Котел для приготовления чая с длинным дырявым хвостом». Обычно говорят более коротко — Тнуп чазю — сопка Чазю…

В минувшем веке у подножья этой сопки нашли большого мамонта. «Один рог на двух нартах везли — рассказывал дед Хэччо. — Толстый! Все равно, лиственница». Тогда здесь произошло немало памятных всем событий. Один из сопровождавших экспедицию казаков поднялся на вершину сопки, выложил из камней «еще одну маленькую сопку» и установил на ней флаг. Этот флаг несколько лет трепетал наверху, и все это время охотники боялись даже приблизиться к нему, считая, что он поставлен для какого-то шаманства. Кроме того, начальник экспедиции подарил оленеводам две винтовки и так много патронов, что на них можно было выменять большое стадо оленей. Да и сам мамонт — тоже немаловажное событие. Но, так или иначе, сопку назвали Чайник.

Все из-за какого-то рассеянного участника экспедиции, который присел у костра вскипятить чай, почаевничал, да так и ушел, оставив чайник на лиственничном суку.

Здесь никогда не присваивают оставленной или даже утерянной кем-то вещи, полагая, что хозяин рано или поздно обязательно вернется за нею. А вот просто попользоваться могут. Точно так любой человек может взять на время спрятанные в лабазе котел, топор или нарты. Попользоваться, сколько нужно, потом возвратить.

Пастухам чайник очень приглянулся. Они были уверены, что чай из него куда вкуснее сваренного в обычном котле. А может так было и на самого деле, потому что в этом же котле варили мясо, рыбу, да и все остальное, а перед тем, как поставить воду на чай, котел никогда не мыли.

При каждом удобном случае оленеводы заворачивали к сопке, угоститься чаем из «котла для приготовления чая с длинным дырявые хвостом» и, конечно, поговорить о событиях тех далеких дней: мамонте, щедром начальнике экспедиции, напугавшем всех флаге. Дед Хэччо говорил мне, что чайник несколько раз возили на ярмарку до самого Анадыря. Нет, не продавать или менять. Просто посидеть вокруг него, попить чая из диковинного котла, побеседовать и, конечно же, удивить приехавших из дальних кочевий оленеводов такой посудой.

Вполне возможно, чайник жил бы до сих пор, если бы не медведь. Чем ему не приглянулся прокопченный многими кострами чайник — не знает никто. Может, косолапому некуда было девать силу, а может, пастухи все же сварили в чайнике кусок оленины, и запах мяса разволновал зверя. Медведь сломал чайник и унес с собою, оставив возле кострища длинный изогнутый лебедем носик и помятую дужку.