Конец сказки - Ярослав Зуев

Сверху доносились откровенно демонические вопли, подтверждавшие правдивость ее слов. Только теперь Боник сообразил, что Витряков вернулся в усадьбу инкогнито, и его бойцы, развлекающиеся наверху, об этом пока не знают.

Огнемет с минуту мрачно изучал женщину, осмелившуюся ему перечить. Бонифацкий подумал: то, что она еще цела, в общем, не худший знак. Хотя, конечно, могло обернуться по-всякому. Прогнозировать поведение Витрякова было так же непросто, как предугадывать крупные землетрясения, которые всегда застают человечество врасплох, вопреки существованию целой армии обвешанных всевозможными приборчиками спелеологов.

– Твоим языком, как я погляжу, только заборы красить, сучка, – сказал Витряков почти миролюбиво. – У тебя, б-дь на х… талант. Тебе не ноги раздвигать, а на лоера учиться. Верно я говорю, Вацик?

Бонифацкий сглотнул слюну, густую, как рисовый отвар.

– Только сдается мне, пиздишь ты, пизда старая, как и все лоеры. – Вместо того, чтобы залепить Томе пощечину, или, например, двинуть коленом в живот, Огнемет неожиданно обернулся к Юлии:

– Пиздит она, ты что скажешь?

– А что она вам скажет, если на ногах еле держится?! – выпалила Тамара. Боник смотрел на нее с восхищением: «Вот это да!»

– Кто это, блядь, не стоит, сука, на себя посмотри конкретно! – зарычала Юлия. Рот Витрякова исказило нечто, отдаленно напоминающее улыбку.

– Вацлав Збигневович хотел поиски той женщины организовать, которую вы вчера из города привезли. А я его просила, не надо, потому что с ними, – Тома вскинула руку к потолку, – никто не совладает, кроме вас. А она – она показала на Юлию, – обозвала Вацлава Збигневовича сцыкуном.

– Заткнись, сука! – вспыхнула Юлия Сергеевна.

– Сцыкуном, говоришь? – смакуя это определение, переспросил Огнемет, и только потом до него дошло: – Какие, б-дь, на х… поиски?! Какой бабы?!

– Милы, – преодолел свое затянувшееся молчание Бонифацкий. – Мила Кларчук сбежала.

– Как, б-дь?! – задохнулся Витряков, и Боник решил, что получил хотя бы временную передышку.

– Откуда мне знать?! – воскликнул он. – Завик уехал за водкой и проститутками, и где-то застрял. Твои парни вспомнили о Миле, но она удрала, зарезав Жору маникюрными ножницами.

– Что ж ты молчишь?! – зарычал Витряков.

– А ты мне дал хоть слово сказать?! – в свою очередь повысил голос Бонифацкий.

– Сбежал! – завопили из коридора. Боник, от неожиданности вздрогнул, Юлия ойкнула. Огнемет чуть-чуть припал на обе ноги, совсем как охотничий пес, делающий стойку.

– Сбежал, б-дь! – крикнули под дверью. Затем она распахнулась, в помещение ввалился запыхавшийся Белый. – Вацлав Зби… – начал он и осекся, разглядев Витрякова. Боник решил, что теперь знает, как выглядит человек, столкнувшийся с призраком. Телохранитель побелел, как полотно. Его рот шевелился, но не издавал ни звука. Огнемет шагнул к нему, неожиданно и молниеносно, как паук, охотящийся за мухой, сгреб за грудки и сильно встряхнул.

– Ты чего, сука, пиздишь?! Кто еще сбежал, гнида?!

– Ле-леонид Ль-ль… – шептал телохранитель, вращая безумными глазами.

– Или ты, фраер, четко и быстро скажешь мне, в чем дело, или я тебя…

– Сбежал, – прохрипел Белый, – киевский сбежал…

– Кто-кто сбежал?! – не понял Огнемет, который лежал без сознания под завалом, когда его людям удалось схватить Армейца.

– Тот гад, которого Завик из Пещерного города привез. Заика.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал Бонифацкий. – Как же он выбрался из-под замка?!

– Кто-то его выпустил, Вацлав Збигневович. Замки целые. Открыли его, получается.

– Кто?! – ахнул Боник.

– Твоя долбанная сучара Мила! – зарычал Огнемет, отталкивая Белого. Перелетев половину комнаты, телохранитель врезался спиной в стену. – Это сделала она, понял?!

– Хорошенькие дела, – промямлил Бонифацкий. И тут во дворе взревел мотор. Что-то ухнуло, где-то посыпалась штукатурка. Лопнуло стекло, то ли в доме, то ли в одной из припаркованных во дворе машине. Разными голосами завопило несколько человек. Раздался душераздирающий скрежет деформируемого металла. Взвыла и почти тотчас же подавилась сирена автомобильной сигнализации.

– Вы там, блядь, ва-аще опиздинели! – завопил кто-то. – А ну, глуши шарманку, припиздок!

– Что это, Леня? – дрожащей рукой вытирая пот, проговорил Бонифацкий.

– Это твой БТР, идиот! – пролаял Витряков. Метнулся к двери и был таков.

– Заднюю включай, лапоть! – крикнул Андрей. В своем задранном под потолок сидении стрелка он чувствовал себя попугаем на жердочке, которого раскачивают вместе с клеткой. Тяжелый прямоугольный буфер бронетранспортера смял стоявший у стены джип, как коробку из-под дамской шляпки. Андрей ударился головой о какой-то рычаг и разбил бровь.

– Не в-в-включается! – донесся снизу голос Армейца. В нем отчетливо звучали панические нотки. Этого следовало ожидать. Эдик впервые в жизни очутился за рулем подобной машины, бронированного носорога, как выразился Андрей. Взвинченные нервы тоже брали свое. Смотровая щель водительского люка напоминала замочную скважину, и это усугубляло дело. Кроме того, освещение во дворе оставляло желать лучшего. В общем, одно наложилось на другое, в результате Эдик, разворачивая броневик, не углядел один из чертовых джипов.

– Не возьмут тебя, Армеец, в механики-водители! – крикнул Андрей. – Ты что, совсем слепой?!

– Не во-возьмут, и не-не надо! – фальцетом парировал Армеец. – Мо-может, сам попробуешь?! Может, у тебя лучше получится?! Я же-же тебя п-придупреждал, не-не видно ни рожна!

– Тьфу! – фыркнул Бандура со своего насеста. Это он настоял на том, чтобы задраить люки, хоть Армеец и просил оставить их открытыми, хотя бы водительский, утверждая, что в щель, возможно, удобно подглядывать за дамами в раздевалке, но никак не следить за дорогой. Эдик был бы рад уступить руль Андрею, но тот, по понятным причинам, точно бы не справился, со своими гипсами.

– Я то – запросто, – бахвалился Андрей, как только они забрались внутрь транспортера. – Только где взять знак «инвалид за рулем», чтобы прилепить этому корыту на жопу? А без знака, ну, ты понимаешь, нарушение… ГАИ остановит…

Вообще, все оказалось не так просто, даже до того, как Эдик раздавил джип, и бандиты, наконец, сообразили, что во дворе творится нечто как минимум странное. Проблемы начались много раньше, практически сразу, как только приятели очутились внутри. Собственно, проникновение в БТР было единственным, что далось им сравнительно легко. А затем пошло-поехало. Во-первых, внутри было абсолютно темно.

– Как тут с-свет в-в…

– Спросил больного о здоровье.

Перед тем, как искать тумблер освещения, Бандура предложил задраить двери и окна. Это было разумно – чтобы снаружи не заметили. С засовами тоже пришлось повозиться, опыта не было ни у того, ни у другого, так что действовали на ощупь. В конце концов, они справились с этим, после чего стало даже темнее, чем в затонувшей подводной лодке.

– Как думаешь, мы не задохнемся? – свистящим шепотом осведомился Андрей.

– Не-не должны, – не очень уверенно протянул Эдик. – Если че-честно, я даже не знаю, герметичный здесь ку-кузов, или нет. Все же это не амфибия, чтобы преодолевать во-водные преграды, и по дну он то-тоже наверное не ездит.

А жаль, – вздохнул Бандура. – Рванули бы через Сиваш. Или даже Каркинитский залив. Выехали на Джарылгач,[83] раз-два, дело в шляпе, здравствуй Херсонская область и дядя Гриша, непробиваемая ментовская крыша Вовчика, – Андрей осекся. Ведь Волыны уже не было на свете, а то, что от него осталось, лежало в подвале, вместе с другими трупами. Соответственно, и в крыше Вовка больше не нуждался, ни в бандитской, ни в милицейской, ни в любой другой.

– Ну да, з-здравствуй и прощай, – сказал Армеец. – Ка-кажется, нашел. – Щелкнул тумблер, загорелся свет. Они огляделись по сторонам. Внутри бронетранспортер немного напоминал универсал любой модели, только без свойственных легковушкам изысков и, естественно, гораздо больше по размеру. В передней части кабины располагались два грубо сколоченных сидения, водителя и, вероятно, командира. За ними, вдоль обоих бортов, до самого хвоста тянулись длинные деревянные лавки, где, очевидно, лицом к лицу, как в десантном самолете, полагалось сидеть мотострелкам. Над головами воображаемых стрелков находились закрытые сейчас амбразуры, предназначенные для того, чтобы вести огонь по врагам из воображаемых автоматов.

– Ничего-ничего, – Армеец попытался выдавить из себя ободряющую улыбку, – мы с-сможем по ним плеваться.

Никакого оружия у них не было. Если, конечно, не считать кулаков и только что упомянутых Эдиком слюней.

– Везет тебе, если у тебя, Эдик, слюна ядовитая, как у королевской кобры. У меня одноклассник был, рекордсмен деревни по плевкам. Плевался, будь здоров, на восемь метров. Как верблюд. Я ему, знаешь, очень завидовал где-то до седьмого класса. Тоже, конечно, тренировался, но… в общем, ничем не мог похвастаться. То ли у него гортань была соответствующей, то ли слюна нужной консистенции. Это, кстати, что за коробки? Ну-ка, погляди. – Под лавкой по правому борту оказался десяток металлических, выкрашенных хаки коробок. Эдик со скрежетом выдвинул ближайшую.