Конец сказки - Ярослав Зуев

– Ага, в каком-то старом фильме про то, как классно быть солдатом. Ладно, разберемся, как-нибудь, – заверил Бандура, сомнения которого по поводу транспорта, предложенного госпожой Кларчук, испарились, как только он разглядел сам транспорт. – Не думаю, что управлять этим гробом сложнее, чем Валеркиным джипом.

При упоминании Протасова Армеец сник. Андрей этого не заметил. Приятели в обнимку, поскольку самостоятельно Андрей передвигаться не мог, отправились к бронетранспортеру, стараясь держаться в тени, отбрасываемой другими машинами. Хоть большинство из них были подержанными джипами японского и германского производства, приятели обращали на них не больше внимания, чем на «Украины», которые сельские жители беспечно оставляют у крылец продуктовых лавок. Нельзя сказать, что у них получалось двигаться бесшумно, как двум ниндзя, хоть они и старались изо всех сил. Благо, веселье в особняке вошло в такую стадию, когда его участники не слышат даже соседа по столу. Киркорова сменила какая-то женщина, распевавшая про какого-то милого бухгалтера, неожиданно-негаданно выдвинувшегося в герои нашего времени вместо ветеранов-афганцев и ликвидаторов аварии на ЧАЭС.

Им потребовалась четверть часа, прежде чем они очутились у броневика. Пока Эдик пытался открыть тяжеленную угловатую дверь из одного согнутого листа металла, Бандура в изнеможении сполз на землю, цепляясь здоровой рукой за бугристое колесо. Он совершенно выбился из сил, гипсы сковывали движения, будто цепь с ядром на ногах каторжанина. Переведя дыхание, Андрей потянул носом. От машины пахло резиной и бензином, наверное, ее действительно недавно заправили.

– Эй, эй?! – забеспокоился Эдик, – ты ку-куда?!

– Дай посидеть, не гони лошадей.

– Дома насидишься.

– Кстати, а где твоя женщина? – спросил Андрей, вспомнив слова приятеля о том, что Мила Сергеевна будет дожидаться их у машины. Как ему вести себя с ней, он пока не решил, впрочем, интуиция подсказывала, что она вряд ли появится.

– Мадемуазель?! – свистящим шепотом позвал Эдик, – эй, мадемуазель?! Вы где?!

– Сейчас эти уроды услышат про бабу, и полетят сюда, как мухи на говно, – предупредил Андрей.

– Г-где же она? – не унимался Эдик. Ему хотелось отплатить добром за добро.

– Оставь это. Сматываем удочки.

– Так не го-годится, – уперся Армеец. – Надо дождаться даму.

– Не придет она, – заверил Бандура.

– О-отчего это?

– Можешь не сомневаться, она уже далеко. Хотя, я не удивлюсь, что она преспокойно наблюдает из окна за тем, как мы уматываем. Как только мы устроим шум, и вся орава увяжется за нами в собачью свадьбу, она преспокойно выйдет, выберет машину по вкусу, и уедет. Как тебе такой вариант?

– З-звучит п-правдоподобно, – уныло протянул Эдик.

– Не быть тебе генералом. Все, пошла она к черту. Помоги мне забраться внутрь.

– Кстати, ты с-сказал, что мы бу-будем шуметь? – спросил Эдик, подавая Андрею руки. – Это де-действительно так?

– А ты полагаешь, эта балалайка за-заведется тихо, как шестисотый «мерин»?

– Не-нет. Я так не думаю. А что мы будем делать, ко-когда эти па-парни выбегут на з-звук мо-мо-мотора?

– Как что, Армеец?! Не задавай глупых вопросов. Мы их всех перестреляем из тех вон пулеметов, что стоят на крыше этого бронированного корыта. Как тебе мой план?

Бледное лицо Армейца свидетельствовало в пользу того, что план этот ему не по душе. Но, он не стал перечить.

– За-завораживает, – сказал Эдик кисло.

– Тогда по коням.

– Браво, Вацик! Сделай еще разок, на бис. Я, б-дь на х… смотрю, вы меня тут по полной программе оплакиваете…

– Леня, – начал Бонифацкий, как только к нему вернулась способность говорить, – Леня… это не то, что ты думаешь, партнер.

Значит, партнер? – уточнил Огнемет таким голосом, после которого обычно дают в физиономию либо вообще стреляют. Правда, Боник с некоторым облегчением отметил, что при Лене нет огнестрельного оружия. Впрочем, это было непринципиально, Огнемет мог без проблем убить кого угодно и голыми руками. Он сам был смертельным оружием, как герой Мэла Гибсона в известном американском боевике,[82] только гораздо хуже.

Пожалуй, разумнее было вообще не открывать рта, искусству держать язык за зубами солдаты учатся еще на первом году срочной службы. Это называется «делать морду чайником», но Боник от страха просто не мог захлопнуть пасть. Кроме того, «морда чайником» могла не сработать с Огнеметом. Все же, они были не в армии.

– Партнер? – повторил Леня с нажимом. – А ты никогда не слышал, что партнеров не наебывают и не ебут?

– Это не то, что ты думаешь, Леонид, – залепетал Бонифацкий. С тем же успехом он мог объявить снег зеленым, а листву белой.

– А что мне, б-дь на х… думать? – осведомился Витряков, продолжая улыбаться улыбочкой, от которой у Боника прихватил живот. – Ты, б-дь, – Винтарь загнул первый палец, указательный на левой руке, – приказал свернуть поиски, партнер?

«За-за-завик», – хотел сказать Боник, но язык прилип к гортани.

– Я думал, Леня…

– Заглохни, падло, – перебил Огнемет. – Ты, Вацик, ты… А теперь ты долбишь эту шалаву, мою женщину, в мой день рождения, рассчитывая, что моя песенка спета.

– Леня, да ты что? Между нами с Юлей – ничего такого. Я тебе слово даю!

– На х… мне твое слово, Вацик? Заткни его себе в очко.

– Леня…

– Да ты, пидор, даже халат мой нацепил, – добавил Витряков. В принципе, по сравнению с предыдущими это обвинение представлялось как минимум несущественным, но именно оно, как ни странно, послужило последней каплей.

– Леня, – потея, прошептал Вацлав Збигневович.

– Прикрой, падло, пасть! – по тому, как потемнело лицо Витрякова, присутствующие догадались, что он вот-вот прикончит Бонифацкого голыми руками. В этот момент Леня играючи мог сделать это, позабыв о том немаловажном обстоятельстве, что без финансовых способностей и связей Вацлава Збигневовича он сам рисковал очутиться в роли обыкновенного главаря чрезвычайно опасной банды вымогателей, круто, бесспорно, но не более того. В роли, обрывающейся в первом акте после крушения коммунизма и обретения так называемой независимости местных партократов от московских, задолго до антракта, предшествующего приватизации. Что рэкетиры-беспредельщики, сколько бы они не имели на вооружении помповиков, автоматов АК-47 и даже гранатометов – тупиковая ветвь развития, Боник ему на пальцах обрисовал давно. Ветвь, обреченная на вымирание, как это некогда произошло с динозаврами, саблезубыми тиграми и пещерными медведями. И все же эти соображения вряд ли бы остановили бы Леню, который часто сначала делал, а потом думал. Тем более, что Боник в ожидании развязки растерялся и застыл как заяц в свете автомобильных фар. Более того, мямлил какую-то ерунду, обыкновенную для застуканных на горячем мелких воришек. Юлия же вообще проглотила язык, завороженная воскресением Витрякова. Да, он воскрес в воскресенье. Ситуацию выправила Тома. Это произошло в тот самый момент, когда Огнемет, видимо, собираясь избавиться от ненужного свидетеля, выставил ее вон.

– Пошла на х… старая колоша! – Леонид Львович показал на дверь. Вместо того чтобы немедленно ретироваться, тем более, что Огнемет редко когда повторял предложение дважды, и окружающие это прекрасно знали, Тома выступила вперед.

– Вацлав Збигневович был со мной! – выпалила Тамара на одном дыхании. Видимо, справедливо опасалась, что ей немедленно заткнут рот.

– Что?! – поперхнулся Леонид Львович. – Тебе кто, короста, слово давал?! Пшла на х… кому сказано!

– Он был со мной, – твердо повторила Тома, белея под его полным ненависти взглядом. – А Юлия Сергеевна выпила лишнего, после того, как про вас узнала, и Вацлав Збигневович сказал Славику, чтобы дежурил у нее под дверью. Пока не протрезвеет. Чтобы с ней ничего не случилось…

– Ах ты, сука! – взвизгнула Юлия.

– Заткни плевалку! – посоветовал Витряков. Было неясно, кому из женщин адресована эта команда, Юлия прихлопнула рот, Тамара этого не сделала.

– Мы с Вацлавом Збигневовичем были тут весь вечер. А потом парни во дворе перебрали и начали бушевать. Кладовую с коньяком разнесли. Тогда Вацлав Збигневович испугался за Юлию Сергеевну, и сказал Славику, чтобы он ее сюда привел. Чтобы никто ее не обидел по пьянке. А Юлия Сергеевна вспылила. Стала кричать, что он, то есть Вацлав Збигневович, развлекается, как ни в чем не бывало, в то время как вы, Леонид Львович, погибли. А что он сделать мог, ночью? Мы сами выйти за дверь боялись. Вы же саамы слышите, как ребята разошлись. Ну и пошло, слово за слово…

Сверху доносились откровенно демонические вопли, подтверждавшие правдивость ее слов. Только теперь Боник сообразил, что Витряков вернулся в усадьбу инкогнито, и его бойцы, развлекающиеся наверху, об этом пока не знают.