Деграданс - Алексей Калугин

Кто-то должен ответить…

Кто-то обязательно ответит за все…

– Снимай, Марта! Снимай его! Смотри, как он закусил губы!

– Не кричи, – голос негритянки ударил Калинина по ушам, как тяжелые ладони спецназовца.

– А, это ты!

– Ты знаешь меня?

– Ты Гленда.

Негритянка рассмеялась.

Грохот каменной лавины обрушился на Калинина.

– Я – лепра!

– Нет, ты Гленда!

Калинин наклонился к недопитой бутылке.

– Вы быстро учитесь… Горжусь…

Плеснул в стакан.

Выпил, зачерпнул ложкой икру.

Она показалась ему черной, как кровавые потеки на лбах бравых секьюрити. В них все-таки стреляли.

– О, черт!

– Как вы, Алекс?

– Кажется, нормально…

Он оглянулся:

– Где якут?

– Какой якут, Алекс?

– Певец лепры… Август М.

Гленда посмотрела на Марту:

– Мы не переборщили с дозировкой?

– На вид он может выдержать и побольше.

– Но он не в себе. Он бредит. Ты же видишь, Марта.

– Заткнись… – сказал Калинин. Хотел крикнуть, но крика не получилось, голос сорвался, голос ему не повиновался. – Когда-то Ван Гог отрезал себе ухо… А Виктор Шивцов наоборот приказал приклеить трупу лишнее ухо… Что больше бьет по нервам? Чувствуете концепцию? Вы – дуры. Вы даже не чувствуете, что вами управляет дух лепры… О, черт, как разламывается голова… Опустите щиток на иллюминаторе… Совсем закройте иллюминатор… Искусство как лепра… Как вам такой подход? Шевелите мозгами! Выявить гносеологические корни духовной проказы двадцать первого века? Вы сможете?

– Алекс!

– Вам ведь понравились стихи?

– Какие стихи, Алекс?

– Якутские…

Тяжелая пощечина привела его в чувство.

– Сосредоточьтесь, Алекс, – Гленда бросила на столик перед Калининым листок бумаги.

– Что это?

– Бумага. Достань ручку.

– Ручку? Зачем? Я не хочу ничего писать.

– Тем не менее, Алекс, вы сейчас напишете заявление.

Какое смешное слово. Заявление? Он рассмеялся, прикрывая ладонью рот, потому что боялся – его смех вышибет двери и стекла иллюминаторов. На самом деле его с трудом расслышала даже Марта, стоявшая в трех шагах.

– Пишите.

Непослушные пальцы сжали ручку.

– Я не могу… Лучше наговорить в камеру…

– Нет. Мы хотим получить ваш автограф, Алекс.

– Диктуйте…

Он чувствовал, как самолет стремительно срывается вниз.

Сердце трепетало. Что встретит крылатую машину там, в кровавом облаке? Как высоко взметнется фонтан крови.

– Диктуйте… Да, слышу… «Я… Александр Ф. Калинин…»

– Правильно, Алекс. Повторяйте за мной. «Я, Александр Ф. Калинин… Я подтверждаю…» Не торопитесь, у вас получится. «Я подтверждаю, что все, связанное с Виктором Шивцовым…»

Калинин поднял голову.

Бодигарды его цинично развалились в креслах.

Кровавые дырки во лбах. Как черные звезды. Как работаешь, так и умираешь. Калинин без всякого интереса взглянул на откинувшуюся в беспамятстве фотомодель.

– Зачем вы ее раздели?

– Как приходишь в мир, так и уходишь…

Непонятно, Марта это сказала или Гленда?

Или якутский гений, вновь материализовавшийся вперед Калининым?

За иллюминатором (шторку так и не опустили) вспыхивали и дробились звездчатые огни. Казалось, самолет горит. Казалось, за ним рассеиваются трассирующие следы каких-то горящих обломков.

– Lucy in the sky with diamonds…

– Фак ю, – нежно произнесла Марта. – Пишите, Алекс!

Он кивнул. Ему было все равно, что писать. Ему хотелось смеяться. Самолет, как детские салазки, стремительно несся вниз – на багровую вспыхивающую долину, к кровавым влажным холмам.

– Фак ю…

– Не надо это писать, Алекс!

– «…все, связанное с Виктором Шивцовым обговорено мною в беседах с двумя обаятельными сучками…»

– Прекратите, Алекс! Я не диктовала вам этого!

– Что, Марта? – спросил он медленно. – Ты предлагаешь другой вариант?

За спиной раздался негромкий смешок. Калинин с трудом обернулся. Конечно, Август М. Черные волосы, снежная маска… «Оледенение душ… Заснеженные языки ледников… Глаз последнего охотника… Мегаполис карликов, тонущий в ледяной мировой поземке…»

– Пишите, Алекс.

Он пытался, но пальцы не повиновались.

Слова терялись, таяли на языке. Лепра поражает тело, искусство поражает душу. Ничего особенного. Мировое искусство – это всего лишь ранняя реакция человечества на ужас проказы. Чем дурен такой концепт? Гленда… И ты, Марта… Сколько тоски и страха, да?… Попытка создать хоть какой-то миф, хотя бы закуклиться в собственных представлениях…

Калинин засмеялся:

– Кто твой босс?

Он знал ответ.

Но спросил.

Хотел, чтобы слова якута услышали Гленда и Марта, его боевые подруги по цеху искусств.

Кто-то должен ответить…

Кто-то обязательно ответит за все…

– Что вы там шепчите?

Калинин тяжело поднял голову.

Секьюрити сдержанно улыбались.

Они уснули. Это их злило. Один лениво потягивал виски из стакана, другой влажной салфеткой стирал со лба алую губную помаду. Для таких парней они выпили в общем немного. Глупая фотомодель лукаво погрозила Калинину красивым пальчиком. Ничего на ней не заголено, никакого кляпа, скотча, веревок, только обтягивающее, идущее ей платье. В янтарном мундштуке дымит турецкая сигарета. И черная Гленда, улыбаясь, вышла из рубки пилотов.

– Алекс…

– Да?

– Запейте это водой…

Гленда положила на столик круглую сиреневую таблетку.

– Это поможет мне?

– А вы попробуйте.

Он проглотил таблетку и обильно запил коньяком.

Он ожидал секундной хотя бы паузы. Организму ведь надо перестроиться. Слишком сложен и мощен был алкогольный удар, снять последствия сразу трудно. Но неожиданная ослепительная свобода затопила его. С непомерной, с какой-то убийственной радостью он снова увидел за бортом белые облака. Пуржистые виртуальные снега. По таким сугробам не побегаешь. Но попробовать можно. Почему нет? Такая славная компания. Справиться можно с чем угодно, если ты точно угадал реакцию зрителей. Если миллионные аудитории тебя понимают, свободно можно бегать по облакам.

– Марта!

– Я слушаю, Алекс.

– Вы готовы?

– Конечно.

Он посмотрел в иллюминатор:

– Это она и есть?

– Да, Алекс? Вы узнали?

– Еще бы… Такая красавица…

Ровная синева. Необозримая гладь, никаких волн.

Самолет пронизал облака и шел теперь низко над сияющей поверхностью океана.

Милях в десяти к югу лежал остров – в пальмах, с широкими сиреневыми пляжами, справа по борту разворачивалась белая яхта. «Вейвпирсинг». Название просматривалось четко. Знаменитое корыто. Сто семьдесят один метр от носа до кормы. Три прогулочные палубы. Четыре машины по 8200 лошадиных сил каждый. Говорят, самая дорогая яхта мира, в которой разве что клозеты не золотые. Для избранной публики. Для самой избранной публики. Интересно, сколько эти любители искусства заплатили за удовольствие встретиться с трэш-реалистом? Они там окружены телохранителями, электронными сторожами, тройным контролем. Они нетерпеливо ждут его, чтобы начать свою охоту. У них разработан собственный концепт.