Часовые свободы - Эд Макбейн

— Но утром...

— Утром будет слишком поздно.

— Взгляни...

— На что?

— Взгляни, мы... взгляни — если ключи здесь наверху, то нам и тревожиться не о чем.

— А что, если их там нет? — обеспокоенно спросил Люк.

Бенни Праджер стоял на главной палубе, спиной к поручням, и смотрел на рулевую рубку, где Джейсон и Алекс готовились к отплытию. За ним, внизу, мягко покачивалась на волнах «Крис-Крафт». Над ним и вокруг царила флоридская ночь; усыпанное звездами небо, благоухающий воздух.

Он втянул в себя глоток этого пьянящего аромата и вдруг почувствовал, как чья-то рука крепко и безжалостно обвилась вокруг его горла и потащила в тень к передней вентиляционной трубе. Бенни попытался освободиться — вцепился пальцами в руку, стараясь ослабить хватку, открыл рот, задыхаясь. Он чувствовал, как все поплыло перед глазами, легкие вот-вот готовы были разорваться; руки тащили его к ограждению, затем стали поднимать в воздух; глаза его вылезли из орбит, он судорожно вцепился в туго натянутую якорную цепь, которая накручивалась на лебедку. Джейсон, пожалуйста, помоги!.. — мысленно молил он. Звезды, где же вы?.. Какая черная ночь! — это были его последние мысли.

Гарри Варне стоял на конце мола и наблюдал, как вдали корабль ложится на курс.

Что-то беспокоило его.

Сперва он думал, что причина тому — сам факт, что Джейсон Тренч, которому он безоговорочно верил и не раз на деле доказывал свою преданность и лояльность, отбыл, даже не попрощавшись с ним. Ну, что еще ждать от белого? Думал он и сразу же отбросил эту мысль, не позволив ей развиться дальше. Для него подобное не было неожиданным и, пожалуй, даже не главным. Причина, из-за которой он участвовал в экспедиции, состояла не в том, что Гарри всерьез поверил во весь этот треп о братстве белых и цветных. Гарри поверил в свободный и единый мир, избавившийся, наконец, от нависшей над ним угрозы коммунизма, равно как и от угрозы ядерного уничтожения, страшной тенью нависшей над всем человечеством. Поэтому теперь он никак не хотел ставить Джейсону в вину его забывчивость. Да и, кроме того, не исключалось и такое — сам тот факт, что Джейсон белый, мог и не иметь никакого отношения к его нежеланию — терять время на то, чтобы попрощаться. Мысли Джейсона занимали куда более важные вещи, нежели желание сказать «прощай» одному из членов своей группы.

И все же Гарри доставило бы удовольствие сказать: «Удачи тебе, Джейсон!» И еще обратиться к нему на прощанье со словами: «Сделай это, Джейз! Отправляйся туда, чтобы стереть этих комми с лица земли! Избавь нас от них, Джейз! Отведи нависшую над всеми опасность. Сделай это, друг!»

С какой бы радостью он пожал руку Джейза и сказал бы ему все это!

Ну, а может быть, Джейз был все-таки зол на Гарри за то, что он позволил сбежать Костигэну и его бабе? Однако Тренч не выглядел особенно огорченным, даже когда их так и не удалось найти. Джейсон, казалось, просто-напросто махнул на них рукой.

И вот тут Гарри вдруг понял, что беспокоит его в самом деле: он вспомнил, что Костигэн и его женщина еще были в малярной, когда у Клайда развязался язык и им стало доподлинно известно о планах Джейсона Тренча, а теперь Костигэн с его бабой остались на свободе и уже наверняка выбрались из города. И это тогда, когда Джейсон там, на катере, отплыл туда, где его, возможно, уже поджидают орудия военно-морского флота!

О Боже Всемогущий! — подумал Гарри.

Он, Барнс, должен был еще тогда сказать ему об этом. Должен был предостеречь, а сейчас уже слишком поздно, катер в пути.

И Гарри начал размышлять, почему же он не догадался обо всем вовремя доложить Джейсону?

Давно забытые чувства и воспоминания нахлынули на Джейсона, пока он стоял подле рулевой рубки на мостике катера, ощущая вкус соли на губах и испытывая щемящую сердце подлинную радость, вернувшись в мыслях в те золотые деньки на борту 832-й, когда не только весь Тихий океан, но и весь мир принадлежали ему и девяти морякам команды, включая его самого. Его обуревало чувство, доселе неведомое ему, чувство своей значимости и сознания того, что его любят и уважают. В университете ему всегда приходилось дожидаться, когда освободятся столики в студенческой столовке, и старшекурсники окликали его «Бой!», словно Джейсон был ниггером. Его старший брат обычно присылал ему одежду, которую сам уже не мог носить, а затем, когда брат пошел в армию в январе 1942 года — сразу после Пёрл-Харбор, — то и вообще прекратил присылать что-либо. Его имя было Калеб, его обычно так и называли — Калеб, и он погиб в Италии несколько лет спустя. К этому времени Джейсон был уже на Тихом океане со своей командой и узнал о смерти старшего брата лишь через два месяца, после того, как тот погиб, да и то только потому, что его известила об этом в своем письме Аннабел. Апекс Уиттен, который был старпомом на 832-й, младший лейтенант из Нью-Хэвена, штат Коннектикут, взглянул на Джейсона, пока тот читал письмо, и затем спросил:

— Что в нем?

— Ничего, — ответил Джейсон, скомкал письмо и выбросил за борт. Той ночью он напился вдрызг смесью грейпфрутового сока с торпедной жидкостью. Клэй Прентис не мог добудиться его даже на следующее утро и подумал, что он мертв, так как глаза его были полуоткрыты и он лежал на спине, словно безжизненный труп.

Девять человек на борту лодки, один из которых застрелился украденным кольтом 45-го калибра той ночью в Пёрл-Харбор, когда они отлеживались в сухом доку, после безумной атаки с воздуха японских смертников... как же, черт побери, его звали? Он был очень тощим, этот второй помощник машиниста... Шредер? Да, вроде бы Шредер. Он сошел на берег, снял номер в гостинице для моряков, сунул в рот ствол револьвера и нажал на спуск. Его нашли в ванной комнате, стены которой были забрызганы мозгами и осколками костей задней части черепа. Одна из содержательниц гостиницы сказала Джейсону, когда он явился на опознание: лицо почти не пострадало, но напрочь снесло лишь заднюю часть головы. Ну, так вот, она сказала Джейсону: «Жаль, что он не выбрал для этого другое место: эту ванную только на прошлой неделе отремонтировали».

Он начинал с командой из девяти человек, а затем этот Шредер или Шнайдер (как же все-таки, черт побери, его звали?) наложил на себя руки в Пёрле, и матрос Филлипс попросил перевода на эсминец «Малыш», который позже был потоплен камикадзе где-то возле Окинавы. Еще двое покинули 832-ю — третий помощник канонира Казински, раненный летом 1944 года во время воздушной атаки базы и после отправленный домой с медалью, и заменивший Шредера или Шнайдера человек по имени Паллуки, оба брата которого были убиты в сражении за Кассино (откуда родом была и его мать), а его самого без видимой причины отправили на корабле в Штаты. Пятеро из прежней команды оставались на 832-й до конца войны, формируя, подобно атомам, одну из молекул войны — боеспособное подразделение, поддерживая всеобщий боевой дух и мощь, которые обеспечили победу в войне. Эти пятеро были: Джейсон Тренч, Алекс Уиттен, Артур Хэзлит, Клэй Прентис и Гуди Мур.

Тогда, зимой 1945 года, ничего невозможно было продать в Японии и всего несколько вещей можно было купить. Джейсон Тренч был офицером военно-морского флота Соединенных Штатов — к этому времени он числился в звании полного лейтенанта, — и в его обязанности входило инспектирование боевых кораблей японцев на предмет обнаружения оружия, радаров и прочей запрещенной военной контрабанды. Он обычно поднимался на борт каждого японского корабля с пушкой 45-го калибра на боку, в сопровождении Клэя с переносной рацией и Гуди — с камерой для съемки. Алекс обычно оставался на борту 832-й с остальной командой, подальше держась от корабля, который они инспектировали, — предосторожность на случай, если побежденные японцы попытаются захватить лодку. У Алекса был приказ — открывать огонь по носовой части любого корабля, с которого Клэй не выйдет с ним на связь по рации через каждый пятнадцатиминутный интервал. И за все время их пребывания в Японии, вплоть до злополучного токийского инцидента, Клэю так и не пришлось сделать ни единого выстрела.

Теоретически 832-я базировалась на Сасебо, но в силу необходимости лодке приходилось курсировать как к северу, так и к югу по всем островам Японии. Лодка моталась от Кагосимы до Токио, от Йокогамы до Хоккайдо, от Фукуоки до Кусиро. Джейсон проверял все порты подряд, так как все еще считал японцев врагами Соединенных Штатов, а следовательно, и врагами Джейсона Тренча. Единственным благом от пребывания в Японии было то, что проживание здесь ровным счетом ничего не стоило. Все расходы Джейсона на берегу с лихвой покрывались от контрабанды сигарет с лодки и продажи их япошкам за йены. Было что-то, вызывающее чувство огромного удовлетворения в том, чтобы торговаться по мелочам с японцами за каждую пачку сигарет. Они давали эквивалент на сумму — доллар восемьдесят пять центов за пачку. Когда 832-я впервые прибыла в Сасебо, Джейсон не желал соглашаться на меньшее и часто настаивал на большей сумме. Он наслаждался во время заключения сделки, отказываясь продавать, пока не соглашались на его условия, прекрасно сознавая, что его действия незаконны; но вместе с тем где-то чувствуя, что справедливо взыскивает с них своего рода контрибуцию, продавая японцам сигареты по бешеным ценам — словно продолжая по-своему вести против них войну.