Часовые свободы - Эд Макбейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебе нужна какая-нибудь помощь? — спросил Джейсон.
— Нет, я сама справлюсь.
Люк слышал слабое поскрипывание, пока женщина укладывалась на койку: сетка застонала под тяжестью ее тела.
— Ну и как? — поинтересовался Джейсон. — Удобно?
— Да, отлично. Но к чему все это? — отозвалась женщина. — Ведь мы же пробудем на катере считанные минуты.
— Тебе необходимо использовать любую возможность для отдыха, — объяснил Джейсон.
— Зачем? — отозвалась женщина. Ее голос вдруг стал резким. — Затем, чтобы быть готовой к уничтожению завтра утром?
После ее слов наступила долгая пауза. Когда Джейсон заговорил опять, это не был ответ на только что заданный женщиной вопрос: он явно обращался к кому-то третьему там, в рубке.
— Ну и как шкипер воспринял все это? — справился он.
— Да его никто и не спрашивал, Джейз, — ответил мужской голос.
— И куда все-таки его дели?
— Заперли в его же каюте. Алекс заставил одного из ребят приклепать один конец двухдюймовой цепи к переборке, а другой к его двери.
— Были у него какие-то неприятности там, на воде?
— Он сумел прогреть машины. А сейчас только и дожидается, когда мы поднимемся на борт.
— Хорошо, — одобрил Джейсон.
— Я лучше поднимусь на палубу и гляну, как там управляются Клэй и Бенни.
— Верно! Поднимись!
Опять нависла тишина. Теперь Люк услышал удаляющиеся шаги. Звуки их замерли где-то вдали, но в рубке по-прежнему было тихо. Он попытался сделать мысленный подсчет людей на борту: Джейсон и эта женщина; двое — Клэй и Бенни — на палубе, и еще один, который только что отправился к ним сюда. Итого: пять.
— Аннабел? — окликнул Джейсон.
— Да? — послышалось из спальной каюты.
— Ты хочешь, чтобы твой ребенок в будущем рос в мире, а не в страхе, как теперь?
— Джейсон!..
— Это то, что ты и в самом деле желаешь своему ребенку?
— Я же с тобой заодно в этом деле.
— Знаю, что так оно и есть.
— Тогда все хорошо.
— Судя по тому, что ты сказала раньше, отнюдь не все так хорошо.
— Я именно это и имела в виду.
— Нет, совсем другое.
— Не говори мне, что я имела в виду или не имела! Завтра утром, Джейз, ты собираешься взорвать моего еще не рожденного ребенка, ведь так? Ну, если у тебя такие намерения, я впервые...
— Если это все, что ты видишь в будущем...
— Джейсон, я хочу, черт побери, чтобы ты...
— ...то видишь не дальше собственного носа.
— Джейсон, хватит об этом! — взмолилась Аннабел. — Давай больше не касаться этой проблемы ни под каким видом!
— Если все, в чем ты заинтересована, — это только ты сама и твой ребенок, тогда о чем еще мы можем говорить? Я же, по счастью, беспокоюсь обо всех других, еще не рожденных детях, Аннабел, всех детях, у которых не будет даже шанса родиться, если мы позволим комми...
— Ох, Бога ради, к черту этих коммунистов!
— Ты устала, — нежно заметил он.
— Я не устала.
— То, что ты сделала сегодня...
— Джейсон, оставь меня, пожалуйста, одну! Я не хочу знать о том, что сделала сегодня, и не хочу знать о том, что мы собираемся сделать завтра утром. Я просто хочу обо всем забыть, ладно? Ты намерен вешать мне лапшу на уши точно так же, как и тогда о...
— О чем? — спросил Джейсон.
— Ладно, замнем для ясности.
— О той, что ли, японской шлюхе?
Аннабел ничего не ответила.
— Угадал? О японской шлюхе, верно?
— Я не знаю, кто она такая.
— Она была шлюхой.
— Меня там не было.
— Поверь мне на слово!
— Я слишком хорошо тебя знаю, — возразила Аннабел.
— Она была лживой старой сукой! — заорал Джейсон. — И в любом случае — о, дьявол! — какое она имеет ко всему этому отношение? Объясни мне, сделай милость!
— Не знаю.
— Поклянись, что не знаешь!
— Я знаю только то, что ты писал мне. — Аннабел сделала паузу. — И еще то, что говорили другие.
— Кто это — другие?
— Мало ли? — Ее голос стал очень тихим.
— Газеты — ты их имеешь в виду? «Старс энд страйпс», что ли?
Аннабел хранила молчание.
— Так это ж армейская газета! Что другого можно от нее ожидать? Что я невиновен?
— А ты невиновен, Джейсон?
— Конечно!
— Тогда почему тебя выгнали из военно-морского флота?
— Потому что...
— Потому что эта женщина сказала правду, Джейсон!
В рубке стало тихо. Люк, скорчившийся в узком пространстве шкафчика под койкой, услышал, как заскрипела над ним рама, и понял, что Аннабел изменила положение.
— Тогда почему ты со мной во всем этом принимаешь участие?
— Ты мой муж.
— Это не причина.
— Вполне убедительная причина.
— Хочешь знать, что я думаю?
— Мне наплевать на то, что ты думаешь, — резко отрезала Аннабел. — Я боюсь.
— Но ты вовсе не выглядишь испуганной.
— Я не хочу умирать. Мой ребенок...
— К черту твоего ребенка!
— Джейсон!..
— Я сказал: к черту твоего ребенка! Я говорю: дьявол с ними, со всеми детьми, которые выходят из таких куриных утроб, как твоя! Как можешь ты говорить про умирание каких-то отдельных детей, когда мы держим в своих руках будущее всего мира, вот в этих самых руках?! Как смеешь говорить о гибели, ты, маленькая сучка? Приподними-ка свою проклятую тыкву!
— Джейсон!..
— Посмотри на меня. Выше голову! — Его голос понизился до шепота. — Приподними-ка голову!
Откуда-то сверху донесся голос, окликнувший Джейсона. Он не отозвался.
— Джейсон! — Голос вновь позвал его. — Мы уже подходим к катеру!
— Сейчас буду! — крикнул Джейсон.
Вновь настала тишина.
— Джейсон? — Ее голос на этот раз был на удивление нежен. — Это потому, что я люблю тебя, — призналась женщина. — Вот почему я здесь. Потому что люблю тебя.
* * *Он хотел бы, чтобы здесь у него не было никакого выбора. Желал бы, чтобы ему для действий оставалась одна-единственная возможность, ясная и бесспорная. Но, к несчастью, на его усмотрение предоставлялось несколько вариантов того, как поступить, а решение надлежало принять незамедлительно, прямо сейчас, до того, как катер ляжет на курс.
Конечно, можно было дождаться его отхода. Это была первая возможность. Он мог лежать здесь, в кромешной тьме закрытого шкафчика, под койкой, и ждать, пока не услышит шума движения катера, а затем выждать, чтобы убедиться наверняка, что он уже далеко в море, и потом просто выбраться на палубу и повести лодку обратно.
При условии, что они оставили ключи...
Но даже если и не оставили...
Нет, на этой лодке не установлена рация! Сколько раз он говорил Джоэлу, чтобы тот оснастил ею «Крис-Крафт», но тот только обещал.
Другой способ действий: проникнуть на борт катера и попытаться остановить его прямо здесь, еще у берега... Нет, это, наверное, глупо!
Костигэн отодвинул выдвижную дверцу шкафчика.
Он знал, что все пятеро уже покинули лодку, и не сомневался, что отплытие катера — дело считанных минут. Но он также знал, что не может пойти на риск — быть обнаруженным, по крайней мере, сейчас, поэтому и действовал с особой осторожностью: тихо выскользнул из шкафчика, выпрямился в полный рост, растирая затекшие шею и плечи, а затем, согнувшись, прошептал:
— Саманта, — и отодвинул дверцу другого шкафчика.
Она спала.
Он едва сдержал смех, улыбнулся, нежно положив руку на ее плечо, и еще раз прошептал:
— Саманта?
Ее глаза мигом открылись, она испуганно глянула ему в лицо и окончательно проснулась. Люк помог ей выбраться из шкафчика, и она, выглянув из-за его плеча в пустую каюту, спросила:
— Они ушли?
— Да. — Он смешался. — Саманта, я не знаю, что делать. Следует ли мне попытаться проникнуть на катер и...
— Нет! — оборвала она его.
— Я хочу остановить их.
— Тогда оставайся здесь. Мы еще можем довести лодку до берега и оповестить полицию.
Он вновь смешался.
— А что, если они забрали с собой ключи от зажигания? — Люк ожидающе взглянул на женщину, желая, чтобы Саманта убедила его, что на самом деле гораздо умнее и безопаснее остаться на борту «Крис-Крафт», так или иначе добраться до берега и передать все как есть в руки полиции.
— Ты можешь добраться вплавь, — предложила она. Он отрицательно покачал головой:
— Мы слишком далеко от берега. Мне не доплыть.
— Хорошо, но ведь кто-то может заметить нас и здесь. Ты не допускаешь такой возможности?
— В темноте?
— Лодка белая. Мы можем зажечь огни и...
— Кто может оказаться на воде после наступления темноты?
— Ну... кто-нибудь, откуда нам знать, а вдруг да окажется?
— Может быть, и окажется, — возразил Люк, — а может, и не окажется.
— Люк, пройдут часы, прежде чем они доберутся до Кубы. Мы наверняка сможем...
— Через семь часов, — прервал он. — Самое большее — через восемь. Лапочка, а нам светит провести здесь всю ночь, не будучи замеченными.
— Но утром...
— Утром будет слишком поздно.
— Взгляни...
— На что?