Право на эшафот - Вонсович Бронислава Антоновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нам много не надо, – умоляюще сказала горгулья, заподозрив, о чем я размышляю, стоя над кристаллом. – На первых порах мы активно тратили магию, это да, но потом привыкли экономить. Мы не будем тратить просто так.
Но я думала совсем не об этом.
– Снаружи не видно только света, или любое магическое действие тоже остается незамеченным?
– Разумеется, любое, – даже оскорбилась горгулья.
– Тогда сделаем так…
Я слила примерно половину имеющейся у меня маны, что, впрочем, почти не отразилось на состоянии кристалла. А после этого под неодобрительным взором горгульи принялась отрабатывать заклинание Кругов Силы. Местная библиотека от меня никуда не уйдет – навещу ее сразу, как солью остатки.
– Донья, для отработки заклинаний есть специальные защищенные помещения. Не дай Двуединый, вы повредите кристалл.
– Этим заклинанием? – удивилась я. – Оно же не внешнее. Мне нужно спрятать свой истинный уровень силы, чтобы завтра никто не признал во мне Сиятельную. Чтобы колец силы было не больше трех-четырех.
Почему-то на этом уровне зафиксироваться оказалось почти невозможно. Движение останавливалось только на миг, после чего сразу вываливались остальные круги. Оказалось, что Катя ошиблась с количеством. Теперь их было тринадцать. Было ли это следствием того, что в этом теле другая душа, или того, что тело было очень юным и могло легко развивать свои способности, знал только Двуединый. Но меня прирост силы не радовал, я и с имеющейся разобраться не могла.
– Неправильно, донья, – важно сказала горгулья. – Показывайте примерно половину, потому что за уровень три-четыре вы точно выйдете на занятиях и себя выдадите. А шесть-семь – довольно много, чтобы вас не заподозрили в утаивании, но недостаточно, чтобы вас заподозрили в Сиятельности. – Она возвела глаза к потолку и проскрежетала: – Двуединый, до чего дожили: Сиятельным приходится прятать свою суть.
– Возможно, скоро все изменится. В Теофрении взяли курс на возвращение Сиятельных.
На половинном уровне зафиксироваться оказалось намного легче – горело шесть ярких колец и одно половинчатое, оно то разгоралось, то бледнело. Горгулья сказала, что в моем возрасте это частое явление и говорит о росте и что при таких данных у несиятельного мага к концу обучения может быть семь и даже восемь кругов. То есть преподавателям я покажусь очень перспективной ученицей, и, скорее всего, это привлечет ненужное внимание. Но вариантов Двуединый не отсыпал: ни на трех, ни на четырех, ни даже на пяти кольцах зафиксироваться не удавалось. Заклинание срывалось и показывало полную иллюминацию.
Добившись стабильного результата, я прекратила ставшие ненужными упражнения и остаток энергии слила в кристалл. Зря сделала: накатила ужасная слабость. Все мысли были не о том, чтобы посидеть в здешней библиотеке, а о том, как добраться до постели и не умереть по дороге.
– Донья, как же вы так? – распереживалась горгулья. – Любому, даже самому неопытному магу известно, что сливать энергию в ноль нельзя. Вам бы поесть сейчас и спать.
В этом корпусе имелось порядка десяти комнат для тех Сиятельных, которые жили не в городе. Таких было мало, поэтому номера пустовали не только сейчас, но и раньше. Горгулья предложила устроить меня на ночь в одном из них, но, хоть голову заливал вязкий туман, остатки здравого смысла из нее не выветрились. Как я завтра объясню Ракель свое исчезновение? Пришлось собрать остатки сил, спуститься на первый этаж и на полусогнутых ногах выйти через ближайшую стену, поскольку горгулья сказала, что меня пропустит любая.
Стоило продраться через кусты, как сразу же наткнулась на Ракель, едва не свалившись при этом на землю.
– Двуединый! – ахнула она. – Что с тобой? Ты бледная, как привидение. Тебя не предупреждали, что к этому корпусу нельзя приближаться?
– Первый раз слышу, – ответила я мрачно. – Когда убегала от Альвареса, показалось хорошей идеей спрятаться в кустах. Не знаю, сколько я просидела, но такое чувство, что из меня выкачали все силы.
– Гадкое место. Все зло от Сиятельных, – согласилась Ракель, подставляя плечо, чтобы помочь идти. – Все, что им принадлежало, несет зло и должно быть уничтожено.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Не рассказывай никому, что я сюда влипла. – Состроила жалобную физиономию, хотя необходимости и не было: я и без того выглядела жалко. – Альварес ни за что не признается, что меня не проинструктировал, зато сразу вспомнит, что меня можно наказать.
– Давай на него жалобу ректору отправим? – неожиданно предложила Ракель. – Это не Эрнандес с высокопоставленным папочкой, на него найдут управу.
– А ты пыталась жаловаться на Эрнандес ректору?
– Ему нет, только комендантше, – неохотно признала Ракель. – Сеньора Дуарте посоветовала искать с соседкой точки соприкосновения или платить за переселение в другую комнату. И намекнула, что отец Эрнандес слишком высокопоставленная персона, поэтому моя жалоба, если ей дать ход, обернется против меня. Отчислили бы без возврата уплаченных за обучение денег, как она сказала.
Наверняка соврала в надежде получить взятку. Дойди до ректора жалоба на Эрнандес, быстро привела бы ту в чувство. Но не в моем положении привлекать внимание к себе и к Сиятельному корпусу.
– Давай не будем жаловаться? Нехорошо начинать учебу с жалоб на преподавателей.
На улице мне стало чуть полегче, ноги больше не подгибались, туман в голове потихоньку рассеивался. Уверена, до своей кровати дойду без посторонней помощи. Еще бы поесть чего-нибудь…
Глава 32
На следующий день я больше всего боялась показать, что уже знаю то, что нам рассказывают. То, что я могла узнать только после клятвы в университете или будучи Сиятельной. Клятву у нас принимали со всей торжественностью, только оркестра не хватало, а так было все: и короткое напутственное обращение короля Луиса, отбывшего сразу после него, и прочувственная речь ректора, и выступления старшекурсников, мастеров главным образом в искусстве иллюзий, потому что показывать что-то посерьезней в столь небольшом помещении – к ненужным жертвам. Но иллюзии выглядели впечатляюще. Если, конечно, не присматриваться, в противном случае настигало разочарование. Но присматриваться из первокурсников никто не умел, поэтому зал восхищенно ахал или столь же восхищенно свистел.
Клятву у нас принимали сразу после этого циркового представления. И не скопом, а у каждого по очереди, с отметкой в списке и присмотром кураторов, чтобы, не дай Двуединый, не пропустить кого не связанного клятвой в обучение. Формулировка не отличалась изысканностью: мы обещали никому и никогда не передавать знания, полученные на территории университета. А еще – использовать эти знания во благо. Во благо кого или чего, уже не уточнялось, а зря, потому что при желании такая формулировка давала море возможностей для злоупотреблений.
Разумеется, причину я понимала, потому что магическая клятва должна отличаться краткостью, точнее – не может быть длиннее определенного количества звуков, иначе не сработает. Именно поэтому те студенты, кто делал незапланированную паузу или вставляли паразитные словечки вроде «э-э-э», вынуждены были повторять клятву, пока над головой не вспыхнет огонь, показывающий, что ограничения наложены.
Подозреваю, что для Сиятельных клятва должна быть другой, но для меня подошла и эта. Наша группа под предводительством Альвареса, старательно делающего вид, что вчера ничего не случилось, шла не первой, поэтому мы заучили многократно повторенный при нас текст наизусть и никто не сбился.
После чего мы наконец отправились на наш первый и единственный в этот день урок по магии, который проводил куратор. Больше он нас в этом семестре ничему учить не будет, и дальше мы с ним будем встречаться только на собраниях группы. Во всяком случае, я на это очень надеялась.
Задача была несложной – научиться обращаться к своему внутреннему магическому источнику. Обучение шло по одному, чтобы не распылять внимание. К каждому студенту куратор подходил по определенной им очереди и, если у того не получалось, клал руки на плечи, направляя, пока обучаемый не создавал шарик магии. Этот шарик можно было дальше трансформировать во что угодно, главное – не отправлять в свободный полет, потому что это была так называемая сырая магия, повреждения которой сложно исцелялись.