Три дня в Сирии - Михель Гавен

Она обеспокоенно взглянула на Милису. Ей не хотелось слышать лишних упоминаний в палате о Логинове. Милиса могла узнать его по описанию, ведь хоть она пока сама не говорила, но слышала хорошо. Впрочем, Снежана говорила по-русски, а Милиса не очень хорошо знала этот язык, но все-таки лучше, чем арабский и английский, поэтому опасность существовала.

— Вот смотрите, Кала, — сказала Джин, подходя к постели больной, и показывая, как надо накладывать мазь.

Телефон зазвонил снова.

— Кто это все названивает? — хотела уже было ответить Снежана, но ее опередила Джин. Она сдернула перчатку и, подойдя к аппарату, сняла трубку:

— Алло.

— Это снова Милюк, госпожа, — услышала она голос помощника Бушры аль-Асад. — Господин Логинов требует вас, — сосредоточенно сообщил он.

— Вы сообщили ему о неотложных процедурах? — раздраженно спросила молодая женщина.

— Сказал, но он вас требует, и настойчиво. Говорит, ненадолго, — озабоченно ответил Милюк.

— Хорошо, скажите, я сейчас, — нехотя согласилась Джин.

«Лучше выйти. Вся эта история никак не должна дойти до Милисы. Похоже, Логинов не отстанет и не уедет просто так в Зейтум. Он явно не привык слышать слово „нет“, особенно здесь, в Сирии», — подумала она.

— Снежана, помоги, пожалуйста, Кале наложить мазь. Я сейчас приду, — попросила Джин, снимая халат.

— Куда ты? — изумилась Снежана.

— Я сейчас приду, — строго повторила Джин, взглянула на бутылку с физраствором, где оставалась еще четверть. — Когда закончится, — объяснила она девушке, — просто выключите, и все, — попросила она. — Я сама поставлю глюкозу и сделаю уколы.

— Хорошо. Раз надо, то выключим, — удивленно согласилась Снежана.

Джин вышла из палаты и, пройдя по коридору, сразу наткнулась на Милюка. Он поджидал ее в первой же гостиной. «Похоже, просто так расхаживать по резиденции мне никто не позволит, — подумала Джин. — Ладно, ничего страшного. На данный момент меня даже устраивает подобное положение вещей».

— Я вас провожу, госпожа, иначе вы заблудитесь, — предложил ей Милюк.

— Спасибо. Очень хорошо, — кивнула Джин.

Они вышли в холл, спустились с террасы. Машину Логинова молодая женщина увидела издалека. Она выделялась ярким пятном на фоне зелени, окружавшей въезд в резиденцию. Милюк молча проводил Джин до ворот, и та благодарно кивнула ему:

— Спасибо, дальше я сама.

Молодая женщина вышла за ворота и направилась к машине Логинова. Милюк остался на охранном пункте, но Джин не сомневалась в его слежке, по приказанию начальства. Впрочем, молодая женщина почему-то чувствовала себя уверенно. Дверца машины распахнулась, и Борис вышел ей навстречу, как только Джин подошла.

— Зоя, мне сказали, вы отказываетесь ехать. Почему? — спросил мужчина, и молодая женщина заметила недюжинное волнение в словах Логинова.

— Что вы от меня хотите и сколько вы мне заплатите? Вы должны понимать мое теперешнее положение. Зачем ждать чего-то иного? — резко спросила она.

— Заплатите? — воскликнул мужчина. Фраза Джин неприятно его удивила. — Я не хочу за деньги, Зоя. Я не это имею в виду, — понизил голос Логинов, наклонившись к ней.

— Я говорю о платной любви, — ответила она, отстранившись.

— Между нами все должно быть по-другому, по-настоящему. Я увезу тебя в Москву, — сказал мужчина, беря Джин с кажущейся нежностью за руку, но ей вовсе не хотелось сантиментов, и она отдернула руку, ответив на повышенных тонах:

— Я уехала из вашей Москвы и поклялась больше никогда туда не возвращаться. Я ее ненавижу. Мне лучше в любой отсталой и гнилой дыре, чем в этом городе, понимаете?

Джин говорила резко, даже зло, но искренне и от сердца. Она сама себе удивлялась. Откуда столько негатива? Сама Джин Роджерс, дочь американского генерала и бывшей русской княгини, уехавшей на Запад в пятидесятые годы из России, родилась в Париже, жила в Америке и ничего лично против Москвы она не имела, так как русские не доставляли ей неприятностей. Наверное, какие-то гены предков в данный момент пробудились в Джин. Она чувствовала настоящую душевную боль, нисколько не играя. В этот момент молодая женщина говорила не от себя, а от их лица, от лица Голицыных. Генералов, министров, государевых сподвижников от времен царя Ивана Грозного до императора Николая Второго, проливавших кровь во имя своей страны, безоглядно жертвовавшей веками своими состоянием, здоровьем, умом, жизнью. Но отвергнутых ею, но отвергнутых народом, изгнанных и проклятых почти на сто лет. Повешенных, униженных, раздавленных, не простивших свою Родину и народ. Несмотря ни на какие современные реверансы в их сторону, так и нее получившие от страны ответ — за что? Развод Романовых и их приближенных с Россией, говорила бабушка Маренн, на самом деле — кровавый развод. Например, Габсбурги ушли мирно, и Австрия почитает их до сих пор. Здесь вовсе не так. Да, эти боль и давняя обида никуда не делись. Они достались по наследству детям, внукам и сейчас вдруг неожиданно вспыхнули между ними, между ней, внучкой последнего князя Голицына, оставшегося в России и расстрелянного на Левашовском полигоне в 1937 году, и внуком одного из первых чекистов, вступивших в рабочие карательные органы по призыву Дзержинского. Противостояние, которому практически сто лет. Все, оказывается, живо, и стало открытием для Джин. Она смутилась, внезапно осознав такие удивительные вещи. Логинов, конечно, не понял ее смущения, ведь он не знал, кто такая Джин на самом деле. Пока не знал. Его совершенно точно разочаровало другое.

— Ты хочешь денег? Сколько? Я заплачу, — спросил он с долей грусти в голосе.

— Две тысячи долларов. Не меньше, — сказала Джин, зная расценки Мустафы. У него ночь с девушкой стоила от силы двадцать долларов, самый максимум — тридцать.

Она была готова к отказу, но Борис Логинов ответил по-другому:

— Хорошо, я заплачу, — сказал он, с явно помрачневшим лицом, потухшим взглядом, а около губ залегла глубокая складка. — Доллары долларами. Вы все помешаны на долларах. Одним словом, бабы, — агрессивно добавил Логинов.

«Не я. Зачем мне сходить с ума из-за денег? У меня их достаточно!» — иронично подумала Джин, но полностью оценила его реакцию. Борис на самом деле рассчитывал на ее взаимность, собирался ухаживать за девушкой, соблазнять, но никак не покупать. Джин же могла поступить только так. Роль — есть роль, и ее надо играть до конца. Без всяких отступлений. Иначе — провал и смерть. Никакая любовь не поможет. Надо помнить, кто она на самом деле.

— Тогда приезжайте, когда стемнеет, — сказала молодая женщина скупо, даже сдавленно, глядя себе под ноги. — Лучше часов в десять вечера. Сейчас простите, но мне надо сменить капельницу больной, — произнесла Джин, идя к резиденции.

Борис Логинов тоже не сказал ни слова. Дверца машины сильно хлопнула, и Джин даже вздрогнула, точно ее ударили в спину, но не повернулась. Включился мотор, послышалось мягкое шуршание шин по гравию. Она на мгновение остановилась, так как Джин вдруг захотелось повернуться и посмотреть в лицо Борису. Что-то совершенно непонятное происходило между, ними, она это не до конца понимала. Джин осознавала жестокость своего поступка, но был ли у нее выбор? Она не могла разрешить Логинову влюбиться, иначе наступит логичный срыв задания. Чем ближе он к Джин, тем опаснее, поэтому приходилось идти на крайние меры. Нет, она не повернулась. Нельзя. Надо держаться.

Джин подошла к воротам, и Милюк распахнул их навстречу. Она вошла внутрь, чувствуя, как какой-то странный груз давит на плечи. Давит, не отпуская, и, похоже, надолго. Во всяком случае, пока молодая женщина сама остается здесь, в Сирии.

— Звонила госпожа аль-Асад. Процедуры прошли успешно, и господин генерал чувствует себя удовлетворительно. Госпожа аль-Асад приедет через час. Она хочет поужинать с вами, — сообщил Милюк, едва только Джин вошла на территорию резиденции.

— Это честь для меня. Я рада наблюдать улучшение состояния генерала, — кивнула Джин, все еще размышляя о Логинове. — Мы как раз успеем поставить вторую капельницу, — она внимательно посмотрела на часы. — Идемте, Милюк, проводите меня? — попросила молодая женщина.

Когда Джин вошла в палату, Снежана спрыгнула с кресла ей навстречу.

— Мы все сделали по-твоему, — сообщила она. — Капельницу остановили. Дальше-то как? Этот франт к тебе приезжал? — спросила девушка, наклонившись к уху Джин. — Он русский? Я слышала русскую речь.

— Не торопись, всему свое время, — поспешила прервать ее расспросы Джин. — Мы сейчас поставим Милисе глюкозу, а потом пойдем прогуляться вниз, в сад, пока не приехала госпожа аль-Асад. Мне надо поговорить с тобой.

— Да, хорошо, я всегда готова, — недоуменно ответила Снежана.

— Подай мне бутылку с пятипроцентной глюкозой, — попросила Джин, кивнув: — Спасибо.