Точка росы - Владимир Степаненко

— Как идет подача?

— Утром на пятой нитке загидратило. Сейчас все в норме.

— Без тебя заглянул в цех, — глухо закашлял Тонкачев. — Обижаться не будешь? — Принялся растирать замерзшие пальцы. — Забыл как на грех дома перчатки. Спохватился уже в вертолете. Ветер сегодня злой!

— А когда он добрый?

— Бывает. Соседи не беспокоят?

— Недавно звонил Шибякин. Справлялся о здоровье.

— Догадался, куда он гнет?

— Нет.

— Нащупывает кадры.

— Но у нас разные министерства.

— Шибякина ты не знаешь. Прет, как танк. Где надо, идет на таран. — Тонкачеву, видно, доставляло удовольствие сообщать новости, и он произнес торжественным голосом: — Газоносность Уренгойского месторождения связана с осложнением сеноманского яруса верхнего мела. — Решительно взмахнул маленькой рукой. — Нам с тобой надо приглядываться к Уренгою. Одно министерство или разные, а дело общее. Сметены все привычные понятия и теории. Подумать только: коллекторами газа являются песчаники. Вспомнил, что мы с тобой учили? Прости, забыл, что ты киповец.

Тонкачев снова показался Викторенко задиристым драчуном. Вспомнилось совещание, на котором обсуждалась докладная записка главного инженера о возможности отказаться от строительства десятого комплекса. Против предложения Юрия Ивановича выступил тогда начальник пятого комплекса. Он упирал на то, что французская фирма не дает гарантии на двойные перегрузки оборудования и что в производственных условиях экспериментировать опасно — газ ошибок не прощает. И тут Юрий Иванович вспылил: «Самим пора научиться считать, а не месье Перра слушать. Знаю я, как он всех вас обхаживает. Вон и Викторенко пугал взрывом и пожаром. Только он не испугался». Викторенко на совещании не выступал, так как все свои соображения изложил в записке, и на нее ссылался в заключение представитель министерства.

Тонкачев долго был сердит, оттого наскакивал то на одного, то на другого. Он не понимал, зачем собирали людей, если коллегия министерства уже приняла положительное решение по его предложению.

— Так-то, Иван Спиридонович, — сказал с иронией Тонкачев, не спуская с Викторенко глаз. — Шибякина надо знать… Задача… грандиозная… Пора переходить к эксплуатации разведанной площади. Могу сообщить новость… Я назначен начальником десанта на Уренгой. А ты, батенька, останешься пока вместо меня.

— Шутите?

— Это ты о чем? В ком сомневаешься — в себе или во мне? Сколочу бригаду из стоящих мужиков и в путь!

— Сейчас месяц Орла, — сказал Викторенко. — Так выходит по ненецкому календарю. Январь самый холодный месяц!

— Я никогда не боялся морозов! — улыбнулся Тонкачев. — В десант подберу стоящих орлов. Да разве я не орел?

Викторенко чуть отстранился и посмотрел на главного инженера. Тонкачев показался ему даже выше ростом, в глазах твердая решимость.

— Юрий Иванович, если уж мне суждено оставаться здесь, берите моих хлопцев, надежные парни. За каждого могу поручиться головой.

— Из твоего отряда, что ли?.. Помню по Игриму. Николаем Монетовым месье Мишель Перра остался доволен.

— Знаю, он назвал Монетова сварщиком экстра-класса. Гордей Завалий тоже плотник экстра-класса. Славка Щербицкий монтер экстра-класса, Виктор Свистунов экскаваторщик экстра-класса!

— Понял, все ребята классные. А из инженеров кого брать: Пядышева или Лавчукова?

— В Пядышеве не ошибетесь!

Командировка вместо Тонкачева в Тюмень оказалась дольше, чем предполагал Викторенко. И он не находил себе покоя.

А в день вылета грузовой Ан-24 задержали. Аэродром затянул густой туман. Он накатывался тугими обручами от леса, затягивая во всю длину летную полосу.

— Полеты задерживаются из-за метеоусловий! — бесстрастно объявлял динамик раз за разом.

Аэровокзал до отказа забили пассажиры с вещами. К ожидающим вылета на «аннушках», вертолетах и лайнерах добавлялись новые группы.

Шум собравшихся людей оглушал. Память невольно возвращала Викторенко к тем дням, когда отряд украинских комсомольцев дожидался вылета в Березово. Викторенко готов был утверждать, что в аэровокзале ничего не изменилось.

После очередного объявления диспетчера Викторенко с тревогой подумал о своих хлопцах, что отправились с Тонкачевым в Уренгой.

Бывая в Тюмени, Викторенко не один раз давал зарок зайти в обком комсомола. С секретарем он несколько раз встречался, но ему захотелось побывать в знакомом кабинете, чтобы еще раз как следует всмотреться в большую карту области. На ней должны быть отмечены Медвежье и Уренгой.

Вечерело, а о вылете так и не объявили. Викторенко стал ругать себя, что не вернулся в гостиницу, в городе нашлись бы дела, а так зря потерял день. Неожиданно подумал: почему он так рвется в поселок? Его же никто не ждет. Секретарша по обязанности будет звонить на аэродром, чтобы выслать за ним машину. Если взлет состоится ночью, машины не будет, а столовая окажется закрытой. Представил свой холостяцкий поздний ужин. Изжарит яичницу и выпьет чай.

Утром с ним будут здороваться сотрудники, входя один за другим в кабинет, из любопытства спрашивать, почему задержался, а кто-то может даже погрозить пальцем, намекая на соблазны города.

С щемящей болью Викторенко почувствовал одиночество. Так захотелось в день прилета услышать встревоженный его долгим отсутствием голос.

С откровенным любопытством Викторенко стал присматриваться к собравшимся в зале. Около каждого улетающего провожатые. Занятый самим собой, он пропустил очередное объявление диктора и это понял по внезапному оживлению в зале. Пассажиры начали возиться с вещами и прощались.

Со всех сторон, словно беря Викторенко в плен, раздавались громкие поцелуи. Слышались напутственные слова и предостережения.

— Жди, я прилечу к тебе.

— Береги себя.

— Помни, тебя любят!

Викторенко, раздраженный своей неустроенностью, не знал, куда ему спрятаться, чтобы ничего не слышать и не видеть.

Самолет вылетел ночью. Место в кресле рядом с Викторенко заняла молодая блондинка. Устраиваясь, она толкала его острыми локтями, старалась втянуть в разговор.

— Я первый раз лечу. Скажите, ходят от аэродрома рейсовые автобусы? Я решила мужу сделать сюрприз.

— Автобусов нет.

— А как я доберусь? Я боялась, что мы не улетим. Завтра годовщина нашей свадьбы. Как вы думаете, мой муж об этом забыл?

— Как же он забудет, когда вы такая красивая! — сказал Викторенко, стараясь заснуть. С утра для него начнется рабочий день. И так день за днем. Неделя за неделей.

Ан-24 произвел посадку на рассвете. Прилетевшие сбились в тесном здании аэровокзала.

На скамейке спал мужчина в геологической куртке, громко всхрапывая.

— Виктор! — закричала счастливым голосом попутчица Викторенко. Она растолкала спящего и принялась целовать. — Как ты догадался, что я прилечу? Сумасшедший, не изомни прическу!

— А ты думаешь, только ты догадливая, курносая ты моя! — Каждое слово мужчина подкреплял звонким поцелуем.

Викторенко добрался до поселка вместе со всеми случайным вахтовым автобусом.

Поселок еще спал. Только в редких, домах светились окна. Ветер с Ево-Яхи приносил сыроватый запах снега и хвои. Викторенко улыбнулся: представил, как при его появлении всполошится секретарша. Начнет извиняться, что не выслала на аэродром машину. Замучает бесконечными извинениями. Самым невозмутимым будет шофер. Он может сутками просидеть в машине не шелохнувшись, без дела. Викторенко пытался приучить его к чтению, но шофер заявил, что книги на него нагоняют сон.

— Иван Спиридонович! — Из темноты шагнула навстречу Золя. Она не могла объяснить, почему проснулась ночью от беспокойства. Потом долго не могла заснуть. Оделась и вышла на улицу немного развеяться. Она без ошибки могла пересчитать все дни, сколько Викторенко пробыл в командировке.

— Золя! Почему не спишь?

— Вышла подышать. Голова разболелась. За вами не прислали машину?

— Сам виноват, не позвонил!

— Вас долго не было.

— Заметила?

Золя не ответила. В полумраке лицо Викторенко едва угадывалось, но он ей казался самым красивым.

— Ну что же мы стоим? — Он оборвал фразу. — Надо бы позавтракать, да столовая еще закрыта.

— Иван Спиридонович, идемте ко мне! — решительно сказала Золя. — У меня пельмени готовы.

— Не откажусь, если приглашаешь! — сказал Викторенко, преодолевая робость. Вспомнил соседку по самолету. Зацеловала мужа на аэродроме. Даже завидно!

В маленькой комнате держался нежный и тонкий запах, который обозначает присутствие женщины. Повернувшись, Викторенко увидел себя в большом зеркале, небритого, с похудевшим лицом. Боялся шагнуть в сторону, чтобы не зацепить стул или что-нибудь опрокинуть.