Точка росы - Владимир Степаненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Договор договором, но бывают и уважительные причины… Вы мне поверьте… Такого сварщика не найти… Будем надеяться, что Жабо через неделю поправится… Жабо облетал со мной почти полмира… Я знаю его класс работы!
— А если я предложу замену? — спросил Викторенко. — Есть у меня сварщик.
— А он справится? Я не подпишу документ о сдаче цеха, если работа меня не устроит.
— За Монетова я ручаюсь!
— Он сможет приступить завтра к работе?
— Попробую с ним связаться.
— Чем быстрее ваш сварщик появится у меня в конторе, тем будет лучше, — французский инженер деланно улыбнулся. — Мне придется устроить ему маленький экзамен. Иначе я не смогу доверить… Оборудование нашей фирмы… А вас, Иван Спиридонович, прошу встретиться с Тонкачевым и объяснить ему мою точку зрения. Я повторяю, я боюсь необдуманного шага. Боюсь гибели людей. Война и без того принесла много горя… Нам, французам, и вам, русским!
— Я попробую поговорить с Юрием Ивановичем. Но согласитесь, что сохранить для страны двадцать пять миллионов золотом — это большая удача!
— Мы прощаемся с вами, — перевела кареглазая женщина. — Месье Мишель Перра ждет вашего сварщика.
— До свидания, товарищ Викторенко, — старательно подбирая слова, сказал по-русски французский инженер.
— До свидания!..
4Викторенко оцепенел от удивления. Крепко зажмурил глаза и, выждав мгновение, снова открыл их. Наконец поверил, что не ошибся. Перед ним стояли его хлопцы. Словно и не расставались.
В Медвежье он вызвал одного Монетова, а заявились Гордей Завалий со своим плотницким инструментом и лучковой пилой, Касьян Лебедушкин и Славка Щербицкий. Телеграмма не объясняла, что произошло в Медвежьем, и ребята приняли ее как сигнал о помощи и отпросились на работе на несколько дней в счет будущего отпуска.
Золя Железкина об отлете узнала в последний момент. Упросила ребят взять ее с собой — она давно хотела навестить подругу в Медвежьем. Сейчас, перед дверью в кабинет, девушка смущенно остановилась и сказала, что зайдет к Викторенко позже. И тут только растерялась: зачем она прилетела? Как расценит ее прилет Викторенко? Девушка едва удержалась, чтобы не расплакаться.
В щелку незакрытой двери ей удалось увидеть Викторенко. Ей показалось, что он состарился, лицо стало строгим, четко очертились скулы, пропала припухлость щек. Золя сразу поняла, что у него нет женщины: рубашка не отглажена, узел галстука сбит в сторону, хотя в Игриме на встрече комсомольского отряда он выглядел аккуратным. Может, это Юля постаралась? Иван Спиридонович у Лебедушкиных ночевал тогда. Золя видела, как Викторенко взволнованно обнимал парней, крепко жал им руки.
Ребята стояли в новых геологических куртках. В теплых меховых шапках. А рядом баулы с рабочей одеждой.
Преодолев смущение, Золя наконец решительно вошла в кабинет. Иван на мгновение замер, а потом, ни о чем но расспрашивая, приподнял девушку от пола и весело расцеловал в обе щеки.
— Так какая работа мне предстоит, Иван? — спросил глуховато Николай, вмешавшись в завязавшийся ничего не значащий разговор.
— А тебе, Николай, придется показать французским товарищам, что ты умеешь. У них заболел сварщик. Будешь варить вместо француза.
— Только и делов? — Николай вскинул опаленные брови. — Умельцев и в Медвежьем можно отыскать!
— Николай, у французского инженера все в превосходной форме: техника у них самая лучшая; оборудование превосходное; каждый рабочий виртуоз; сварщик Жабо — мировая известность. Месье Мишель Перра устроит тебе проверку!
— Экзамен?
— Экзамен!
— А мы, значит, зря прилетели? — обиженно спросил Касьян и постучал длинной ручкой кисти, как пикой, по полу.
— Да вы не знаете, чудики, как я вам рад.
Монетов о чем-то вспомнил, улыбнулся и тут же достал из кармана большой конверт.
— Держи, Иван, письмо!
Викторенко взял в руки самодельный конверт. Края оберточной бумаги склеены мякишем черного хлеба. Печатными буквами старательно выведено: «Ивану». На конверте ни фамилии получателя, ни адреса отправителя.
— Откуда?
— Летчик передал.
Викторенко достал из конверта сложенный пополам лист. На нем рисунок сделан красным карандашом. Под обрезком бумаги повис Ан-2. Ниже летящего самолета рогатые олени. Рядом нарты с трубами. Вдоль берега разбросаны дома и островерхие чумы. В верхнем углу солнце с пучком лучей. Цепочка людей делила листок пополам. Согнувшись, тащат длинную трубу. Черточки пересекают людей — это, видимо, ветер гонит снег навстречу.
— А сварщик-то около трубы на тебя похож, Николай, — восхитился Викторенко.
— В самом деле. Интересно, кто рисовал?
— Так это же, наверно, Сэвтя. Помнишь, ненец с нами был?
— Думаешь, он?
— Больше некому, Сэвтя и себя нарисовал! — Викторенко показал на фигуру в толстой малице, перехваченной широким солдатским ремнем.
— Иван Спиридонович, — робко вмешалась Золя. — А почему здесь восемнадцать человек? Вас же было девятнадцать! Я точно помню.
— И правда девятнадцать. Но, видно, Сэвтя не захотел рисовать Егора Касаткина. Это я виноват, что взял тогда его на аварию, — сказал глухо Викторенко.
— Опыт не удался, так надо понимать? — сухо спросил Славка Щербицкий. — Я до сих пор не пойму, Иван, почему ты скрыл, кто избил тебя?
— Перевоспитывает не только тюрьма. Егор должен поумнеть. Недавно встретил его в поселке. Надюха снова магазин приняла. Торгует вовсю.
— А я думал, что они на землю смылись.
— Деньги заели Егора, — сказал Монетов.
— Если ты только одного Касаткина, — вступил в разговор Славка Щербицкий. — Сколько еще приписок! На бумаге все планы выполнены, а копни как следует — сочинение. Сэвтя сразу разобрался. Восемнадцать человек признал своими друзьями!
Память вернула Викторенко в Тазовский поселок. Не забыл, как они с Пядышевым тащили мороженую оленью шкуру, загораживая сварщиков от обжигающего ветра-бурана. «Да, нас было восемнадцать человек. Восемнадцать человек выполнили свой долг», — подумал он, добрея от этой мысли.
Поужинав в столовой, решили устроить чаепитие у Викторенко дома. Иван переговорил с официанткой и, получив большой чайник и сверток со стаканами, сахаром, заваркой и пряниками, скомандовал всем следовать за ним.
— Да у тебя здесь как на необитаемом острове, — упрекнул Гордей хозяина, когда ребята понемногу освоились в его холостяцкой квартире. — Скажи спасибо, что Золя приехала. Как это у них, у девчат, все ловко получается. Ты смотри! Нашла два полотенца. Положила одно поперек другого, и красивый стол получился.
Золя действительно, почувствовав себя нужной, смело и ловко хозяйничала.
А Гордей продолжал подзуживать Ивана, что отстает он от ребят из отряда.
— Славка и тот скоро женится. Такую дивчину усмотрел!
— Да ладно тебе, Гордей, — неожиданно засмущался Щербицкий, но тут же с присущей ему горделивостью добавил: — Впрочем, не отрицаю. Хвали — моя Наталья того стоит.
Проговорили и прочаевничали до утра.
Узнав, что Николаю придется остаться недели на две, ребята в тот же день вылетели в Игрим.
— Попусту не будем тратить отпускные денечки. Пригодятся, — сказал Славка на прощанье. — За экскурсию, Иван, спасибо. Размах у вас чувствуется. У Железкиной уже глаза загорелись.
— Это правда, Золя? — с интересом спросил Викторенко.
— Правда, — с вызовом ответила девушка. Она не удержалась и сказала, что видела Пядышева, узнала, что на комплексе нужен оператор, и Пядышев обещал помочь устроить перевод.
— Вот как! — не удержался от восклицания Викторенко. — Шустрый, однако, у нас Пядышев.
Глава четвертая
1В Медвежьем постоянно говорили о новом месторождении и непременно называли фамилию начальника экспедиции.
Шибякин и его люди находились почти рядом. Главный инженер объединения Тонкачев, проверяя память, подсчитал, что за двадцать пять мерок олени домчат его на нартах до разведанной площади, а это двести — двести пятьдесят километров.
Иногда в кабинете Тонкачева раздавался настойчивый и нетерпеливый телефонный звонок. В трубке звучал глуховатый голос Лунева, приглушенный далеким расстоянием.
— Здравствуй, степняк! Почему не звонишь? Нехорошо, брат, нехорошо. Слышал, скоро должны начать разработку Уренгоя. Новое месторождение вас забьет по всем статьям. Не забыл Шибякина? Недавно мы с ним встретились в Тюмени на совещании. Говорили о тебе. Не надумал перебираться к соседу?
— Я солдат. Прикажут, перееду. Благо Уренгой близко.
— Знаю, что ты солдат. Газовики сейчас как пехотинцы на войне — все на первой линии. Как мой крестник — Викторенко? Работу еще не развалил?