Сигрид Унсет. Королева слова - Сигрун Слапгард

Начало 1918 года прошло под знаком медицинских обследований и страха перед неизвестностью. Может быть, это эпилепсия. Может быть, что-то похуже — ведь Марен Шарлотта так и не начала говорить. Но как бы то ни было, Сигрид Унсет выбрала для себя писательскую стезю и не собиралась возвращаться на работу в контору. Поэтому и в этот страшный год надо было продолжать писать — пусть хотя бы урывками. У нее не было средств на передышку, особенно сейчас, когда столько денег уходило на врачей и обследования. Нужно было писать новую книгу. Она решает на время отказаться от больших амбиций и выбрать форму, с которой всегда может справиться, — сборник рассказов. На сей раз она заимствует название из Библии, из одной из Иисусовых притч{36}, — «Мудрые девы». В притче мудрыми оказались девы, которые, отправившись встречать женихов, взяли с собой не только светильники, но и масло для них. В новых рассказах Унсет, никогда не верившая в «святость материнства», развивает свою старую тему — невозможности сочетать заботу о детях и самоотверженную любовь к мужчине. Поэтому бездетная нянька часто оказывается лучшей матерью ребенку, чем родная мать. Писательница воскрешает в памяти места своих детских игр: в новеллах встречаются и Дрёбак, и улица Кейсерс-гате. В новелле «Гунвальд и Эмма» она обращается к теме, навеянной книгой о короле Артуре: как «порочной» соблазнительнице удается вызвать в сердце мужчины страстную любовь невиданной силы, какую никогда не вызвать добродетельной девушке.

Несмотря на мастерство, с каким писательница проникла в глубину страстей и пороков человеческой души, книгу ждал холодный прием. Один рецензент называет ее творческой неудачей Унсет и утверждает, что автор обрушивает на читателя «сырой материал прямо с улицы, не подвергнув его ни малейшему отбору. Сигрид Унсет просто записывает все, что видела и слышала, страницу за страницей, даже не пытаясь что-нибудь сократить или вырезать. Где же тут искусство? И этот жаргоноподобный язык, никаким законам, кроме прихотей разговорной речи, не подчиняющийся, — а таким языком и написаны ее наспех сколоченные истории, — тоже не имеет ничего общего с искусством»[299]. Критики не преминули отметить и мрачный тон повествования и вопрошали, действительно ли она готова осудить всех представителей мужского пола без разбора? Нильс Коллетт Фогт был вынужден признать, что временами писательница испытывает терпение читателя: «Если уж Сигрид Унсет решает заняться каким-нибудь мотивом, раскрыть человеческую судьбу, то мы, ее читатели, можем своими собственными глазами увидеть, как она медленно, шаг за шагом продвигается к решающей сцене книги, в которой и заключается сама суть»[300]. Тем не менее Фогт, которому по Экспертному совету было известно, с какой основательностью Унсет работает, полагает, что «в следующий раз она покорит Норвежское королевство».

Заместитель председателя Экспертного совета Петер Эгге был не так в этом уверен. Эгге недавно столкнулся с Унсет на улице Карла Юхана. И когда до него дошло, что она хотела пройти мимо не поздоровавшись, было уже поздно. Он уже остановил ее. С искренним состраданием он смотрел на женщину, исхудавшую до того, что одежда висела на ней мешком, и видел по ее глазам, что и она это тоже понимает. Казалось, у нее нет ничего общего с той Сигрид Унсет, что когда-то лучилась счастьем в Хаммерсмите. У Эгге тоже был больной ребенок, так что им нашлось о чем поговорить. Но потом Эгге будет терзаться оттого, что она на самом деле хотела избежать встречи с ним. В конце концов, он принадлежал к тем немногим, кому довелось увидеть ее во всем блеске красоты, когда ее переполняли силы и вера в себя[301].

Хотя Первая мировая война закончилась, настроение в доме Сварстадов отнюдь нельзя было назвать приподнятым. Сварстада мучил кашель, фру Унсет Сварстад изнемогала от усталости. Она выглядела так ужасно, что Нини Ролл Анкер заставила ее пойти к врачу. В том году испанка унесла много жизней в Норвегии, в том числе и молодых людей. Сигрид получила страшное известие из Западной Норвегии — в возрасте тридцати шести лет умерла подруга ее детства Эмма Мюнстер. Причиной смерти, скорее всего, стало воспаление легких, возникшее как осложнение после испанки.

А Сигрид Унсет Сварстад, тоже тридцати шести лет от роду, легла в оздоровительную клинику Мёникена на Холменколлене. Опасения Нини Ролл Анкер относительно новой вспышки туберкулеза в семье Сварстадов, к счастью, не подтвердились, однако силы Сигрид Унсет действительно были на исходе. Медицинский диагноз гласил: истощение.

Однако списывать ее со счетов пока еще не стоило. Она много читала, следила за происходящим вокруг и перед Рождеством опять позволила втянуть себя в бурную газетную полемику. Она выступила в «Дагбладет»[302] с критикой книги профессора Самсона Эйтрема «Боги и герои» — переложения древнегреческих мифов. По мнению Унсет, его перевод сродни акту вандализма — все равно как пить чай или кофе из старинных серебряных кубков: «Бог свидетель, так писать не годится. <…> Возможно, профессор будет утверждать, что перевел все дословно. Но в том-то и дело, что слова он нашел неправильные — потому как напрочь лишен таланта рассказчика». В своем ответе профессор Эйтрем взял на вооружение метод Гамсуна — он постарался высмеять Унсет, заявив, что попытки ее, явно несведущей в древнегреческих мифах, поучать специалиста выглядят просто комично. На страницах той же «Дагбладет»[303] Унсет наносит ответный удар: от того, что Эйтрем ссылается на ее невежество, его перевод лучше не становится. Она же по-прежнему придерживается мнения, что стиль его повествования на редкость сухой, лишен и проблеска таланта и не способен передать прелести мифа. И это ее последнее слово. Через день появился ответ профессора Эйтрема: он попросту повторил, что Унсет выставила сама себя на посмешище. Однако другой специалист, доцент Эмиль Смит, полностью поддержал дочь Ингвальда Унсета. Она доказала свою компетентность подлинно исторической книгой о Вига-Льоте, заявлял он в своем письме в газету. Тем самым был дан сигнал к началу обстоятельной научной перепалки. Потом этот вопрос еще долго служил предметом обсуждения в университетских кругах.

Подразнив в свое удовольствие столь почтенных дебютантов, Сигрид Унсет успокаиваться не собиралась. Пора было напомнить о себе и участникам дебатов по женскому вопросу. Особенной радостью для нее было бросать вызов социально обеспеченным женщинам. На сей раз мишенью ее атаки стала Катти Анкер Мёллер, одна из ведущих феминисток того времени, недавно выпустившая брошюру «Планирование семьи женщиной», где выступала за жалованье для матерей и за бесплатные аборты. На страницах «Тиденс тейн»[304], озаглавив свою едкую язвительную статью «Путаница в понятиях», Сигрид Унсет бросается в атаку. «Характерным заблуждением нашего времени является путаница в понятиях», — так начинает она свой ответ и далее ссылается на свойственную людям вообще неспособность взглянуть на свое время с точки зрения исторической перспективы. Писательница напоминает, что наши представления о воздействии на человека инстинкта размножения сформировались под влиянием средневековой литературы.