Северная Аврора - Николай Никитин

– Значит, он сочувствовал вам?

– Мы никогда не говорили о политике.

– Мы его расстреляем. Где вы с ним познакомились?

– Меня направил к нему лейтенант Бо.

Ларри встал.

– Где мой муж? – спросила Шурочка.

– Здесь. В тюрьме.

«Здесь?! Господи… А Максим не знал!» – подумала она.

– До свидания! – резко сказал Ларри.

Шура вышла из приемной, стараясь держаться как можно прямее, не теряя достоинства.

5

Архангельские газеты писали: «Большевики под Пермью разбиты, недалек тот час, когда войска Колчака соединятся с нашими северными войсками». «Третья большевистская армия панически бежит. Легионы чехословаков скоро появятся не только в Котласе, но и на берегах Двины. Тогда большевикам будет крышка!»

Эти предсказания вызывали бурный восторг у иностранцев. На заборах висели плакаты: «Рождество Христово! Не забудьте: сбор рождественского сухаря для солдат Северного фронта продолжается». Зимние праздники проходили шумно, конечно не на рабочих окраинах, а в Немецкой слободе, где жили главным образом купцы и промышленники.

В кафе «Париж» толпилось офицерство, иностранное и белогвардейское.

Белогвардейцы – юнкера из недавно открытой школы прапорщиков – в желтых английских шинелях, со штыками на поясах, стайками прогуливались возле кино, которое называлось тогда «синематографом». Всюду можно было встретить английских, американских и французских солдат. Город наводнили иностранцы. Белые солдаты запертыми сидели в казармах.

Шурочка, выйдя из здания контрразведки, не замечала этого «праздничного» оживления. «Куда идти? Надо увидеть Дементия и передать ему, что Николая привезли в Архангельск».

Она села в трамвайный вагон и, уже выйдя из него, вдруг вспомнила, что ей нужно на урок к Абросимову, перешла на другую сторону трамвайного пути и села в трамвай, идущий в обратную сторону.

В голове все путалось.

«Не сдавайся, Шурка! – говорила ока себе. – Возьми себя в руки».

В красивом особняке Абросимова было тихо, только в классной комнате в ожидании учительницы вполголоса переговаривались мальчики.

В кабинете Абросимова все было добротно и прочно: кресла, письменные принадлежности, книжные шкафы и даже портреты светил адвокатуры – Плевако, князя Урусова, Карабчевского и других.

Хозяин, одетый по-домашнему, в халате и мягких туфлях, сидел за большим письменным столом. Рядом на маленьком столике остывал стакан крепкого чаю.

Абросимов всю жизнь вел гражданские дела и считался одним из лучших специалистов по торговому праву. В его доме все как бы говорило: «Не думайте, что я какой-нибудь купчишка вроде тех, чьи интересы мне приходится защищать! Я интеллигентный человек, мне дороги высокие идеалы!» За ужинами и обедами здесь много говорилось о прогрессе русской общественной мысли и традициях русской интеллигенции. Все дышало благопристойностью, и в то же время все было фальшиво от начала до конца.

Короче говоря, это был совершенно чужой, враждебный дом, и Шурочка приходила сюда, точно на казнь.

Заведующий Управлением внешней торговли Северного правительства сегодня прислал Абросимову объемистый пакет. Он ничего не смыслил ни в экспорте, ни в импорте и поручал рассмотрение важных дел своему приятелю адвокату.

Вскрыв пакет, Абросимов прежде всего занялся документами по экспорту. Из них было видно, что стоимость грузов, вывезенных американцами, англичанами и французами в навигацию 1918 года, то есть всего за три месяца, составляет почти пять миллионов фунтов стерлингов. Иностранные фирмы вывозили лен, кудель, пеньку, паклю, свекловичное и льняное семя, спичечную соломку, фанеру, щетину, поташ, смолу, шкуры, мех. Все это они брали даром, в счет процентов «по русскому государственному долгу».

«Ловко! Одним махом окупили все расходы по интервенции… Ну и союзнички! Вот братья-разбойники… – весело думал Абросимов. – К тому же цифры наверняка преуменьшены».

Развернув новую пачку документов, Абросимов увидел, что не ошибся. Данные таможни в три раза превышали цифры Управления. На вывоз шли еще лесные материалы, скипидар, спирт, кожа.

Внимание адвоката привлек проект, разработанный антарктическим путешественником англичанином Шекльтоном. Шекльтон предлагал организовать общество для эксплуатации естественных богатств Кольского полуострова. Проект предусматривал аренду земли в Мурманске и на Кольском полуострове, разработку найденных минеральных богатств, право покупки железных дорог по минимальной цене, право на рыбные ловли, на постройку лесопильных заводов, на установку, электрических станций при порогах и водопадах.

Откинувшись на спинку кресла, Абросимов прикинул, какие выгоды сулит ему это дело: консультационные, комиссионные, оформление бумаг по продаже, проценты по сделкам, неофициальные расходы. «Да, это грандиозно…»

В дверь постучали. Вошла Шурочка и сказала, что сегодня ей придется кончить урок раньше времени.

– В гости, наверное? – любезно улыбнулся Абросимов.

Шурочка отрицательно покачала головой.

– Нет, Георгий Гаврилович… Серьезное дело.

– Не по поводу ли вашего супруга?

Шурочка покраснела.

– В первую очередь надо добросовестно исполнять свои обязанности. Мы ведь условились, что урок будет продолжаться полтора часа, – сухо сказал адвокат и отпустил ее.

Шурочке хотелось крикнуть ему: «Мерзавец!» Однако она вежливо попрощалась и вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Когда Базыкина, выйдя на улицу, пересекала площадь, мимо нее пронеслась пара лошадей, покрытых синей сеткой. В санках сидел представительный генерал. Несмотря на мороз, он был в тонкой летней шинели. За санками следовала конная охрана – четыре ингуша из отряда Берса в бурках и мохнатых черных папахах.

Генерал Миллер, ставленник Колчака, рослый сорокачетырехлетний франтоватый немец, появился в Архангельске всего три дня назад. Почти весь 1918 год он провел в Италии на должности военного атташе старого, еще царского времени посольства.

Чаплина в Архангельске уже никто не помнил. Другой командующий, маленький генерал Марушевский, канцелярский педант с белыми штабными аксельбантами, тоже отошел на второй план. Теперь всеми белыми войсками командовал Миллер; он же был назначен и местным генерал-губернатором. Миллер назывался главнокомандующим; Марушевский – просто командующим, так как называть его начальником штаба было неудобно.

Старого Фредерика Пуля отозвали в Лондон – он не поладил с Френсисом, – и вместо него в Архангельск прибыл Эдмунд Айронсайд, один из самых молодых генералов британской армии.

При первой же встрече с Айронсайдом Миллер ощутил в нем соперника, и все в Архангельске сразу ему не понравилось: люди, природа, штабные взаимоотношения, зависимость от дипломатического корпуса. Хотя Френсис уже уехал, но американская миссия осталась, союзное командование тоже осталось, и теперь подлинным главнокомандующим вообще всеми войсками был, конечно, Айронсайд. Миллер часто вспоминал теперь о своей безмятежной жизни в Риме. Он вспоминал свои светские знакомства, большие прохладные кафе, верховые поездки по Аппиевой дороге. «Какое там было солнце, боже мой!.. И зачем я приехал сюда, в эту проклятую Россию?»

Сидя в санках, Миллер с тоской и ненавистью глядел на архангельское небо, точно укутанное в дымную вату. Санки проехали площадь с бронзовым памятником Ломоносову, чуть не раздавив какую-то молодую женщину, и подкатили к двухэтажному белому особняку, На маленьком балконе второго этажа стояли два пулемета, стволы которых были направлены в обе стороны проспекта. У ворот дежурили часовые.

Окна в спальне жены были уже освещены. Миллер рассердился: «Сколько раз надо говорить, чтобы закрывали окна портьерами! Мало ли что может быть! Еще бросят бомбу в освещенное окно!..»

– На-кра-ул! – раздалась команда.

Ворота распахнулись, и санки въехали во двор.

6

В приемной, сидя на диванчике, ждал Миллера полковник Брагин, низенький, толстобрюхий, с распущенными, как бакенбарды, усами и заплывшими глазками. Увидев генерала, Брагин молодцевато вскочил и даже приподнялся на носки.

Доклад был назначен в домашнем кабинете. Сегодня Миллер интересовался настроениями в армии.

– Многие наши офицеры вырвались из объятий Чека, ваше превосходительство, – докладывал Брагин, стоя навытяжку перед опустившимся в кресло генералом. – Многие бренчали на балалайках в ресторанах Стокгольма. Их чувства ясны, ваше превосходительство! Их нужда гонит.

«Выражаешься ты черт знает как…» – подумал генерал.

– Ну, а рядовые?

Брагин провел пальцами по лбу.

– Не очень надежны, ваше превосходительство. Недавно мобилизованные шли в армию чуть ли не под огнем пулеметов.

– Почему?

– Агитаторы! Кричат, что возвращается власть помещиков и кулаков…

– Ловить, сажать, расстреливать!