Запретный район - Майкл Маршалл

Но тут он заметил, что его ботинки все перемазаны темно-серой грязью и что он оставил грязные следы, ведущие из гостиной в кухню. Он пошел по этим следам и обнаружил нечто еще более странное. Отпечатки начинались от дивана.

Вот так это все и началось. Я объяснил это Элкленду, пока мы стояли, глядя на равнину, а наши пиджаки развевались и закручивались вокруг нас, раздуваемые странными порывами время от времени налетавшего ветра. Они казались частью всего происходящего. Я объяснил, что Виллиг сейчас там, вверху, высоко над землей в своем самолете, он смотрит вниз, на океан и видит его таким же, каким его видим мы, и что мне нужно было, чтобы он поднялся наверх, чтобы получить возможность провести внутрь этого и его, Элкленда. Я объяснил ему еще раз, что иногда вещи являются именно такими, какими они представляются, и что если ты это знаешь, мир становится совершенно другим. Мой Деятель стоял, открыв рот, качая головой и пытаясь, пусть и не слишком прилежно, отвергнуть все, что он видит.

Но в конце концов все же не отверг, не смог. Если бы это ему удалось, он бы не видел то, что видел. Он не мог это отвергнуть, только не в моем присутствии, а я-то стоял рядом. А я, видите ли, очень сильный сновидец.

– И что теперь? – наконец спросил он, глядя на меня открытым и честным взглядом, как у пожилого младенца.

– Мы пойдем туда.

Мы спустились по ступеням на пляж. Элкленд довольно колебался, прежде чем решиться ступить на него, как будто напуганный тем, что равнина может оказаться просто иллюзией и что его нога сейчас провалится и он рухнет бог знает куда. Я его не торопил. Я понимал, что ему сейчас придется слишком многое принять на борт, а его нынешнее состояние и способность что-то воспринимать, с чем-то соглашаться без протестов и возражений оставляют желать лучшего. Шаги, которые вы делаете самостоятельно, гораздо крепче; а если вы кого-то подталкиваете, он может и упасть. А вот если вы можете заставить его прыгнуть самого, он может приземлиться мягко и безопасно.

В конце концов он сделал этот первый шаг, и я последовал за ним на равнину.

– Далеко нам так идти?

– Возможны варианты. Вероятно, милю или две.

– Тут… э-э-э… как-то мягко под ногами, не правда ли? – пробормотал он, глядя под ноги на эту грязь. – А дождика не будет?

– Нет. Эти облака всегда такие.

– Почему?

– Не знаю. Они такие, и это все.

Он кивнул.

– Ну, хорошо, – сказал он, и мы пошли вперед.

На равнине царила абсолютная тишина. Единственным звуком, который ее нарушал, было тихое шлепанье наших ботинок по грязи. Вообще-то, грязь была во вполне приличном, подсохшем состоянии; я помню времена, когда она доходила до колена и мерзко воняла, но сейчас она была относительно твердой и проходимой.

Менее чем через десять минут мы оставили ровную поверхность позади и теперь пробирались, лавируя, между низкими грядами и редкими впадинами и ямками, покрывавшими поверхность. Довольно долго мы шли, не разговаривая. Элкленд тащился рядом, иногда оглядываясь назад, откуда мы пришли, иногда оглядывая окрестности с несколько сердитым и недовольным удивлением. Я пока что мирился с окружающим, принимая во внимание его приемлемое поведение, но мне это не нравилось. Хочешь быть грязью, а не морем – отлично. Только не вздумай выкидывать какие-нибудь фокусы, менять цвет, например. Учти, я за тобой слежу!

Примерно через час низкие грязевые гряды начали становиться выше, некоторые даже до четырех-пяти футов в высоту, а ямы и рытвины – глубже. Я прокладывал путь, выбирая более ровные поверхности, и наш курс определялся и менялся в зависимости от этих неровностей.

– Это дорога?

– И да, и нет. Нет потому, что она всякий раз другая, так что она не может быть настоящей дорогой. Да потому, что она ведет нас туда, куда мы идем.

– Понятно. – Элкленд уставился на очередную гряду, мимо которой мы проходили, словно полагая, что это можно квалифицировать как дополнительную странность, о которой его предупреждали. – Если я спрошу, куда мы идем, я, вероятно, об этом пожалею?

– Нет, – ответил я. – Вероятно, нет.

– А я пойму ваш ответ?

– Сначала нет, не поймете. Потом сами все увидите, когда доберемся до места. Вы там уже бывали.

– Неужели?

– Да.

– Моя жизнь, – жалобно заявил мой Деятель, – в последнее время стала очень странной, фантастически странной. – В бледном неярком свете его лицо выглядело усталым и осунувшимся, кожу покрывали какие-то пятна нездорового цвета.

– Вам бы моей отведать, – улыбнулся я ему.

– Нет уж, спасибо, – быстро и с чувством ответил он. – Спасибо, не надо.

Еще через полчаса мы уже были почти на месте. Грязевые гряды сворачивали вбок, и я давно знал, куда они сворачивают. Следующий поворот привел нас в нечто вроде узкой долины, но достаточно широкой, чтобы идти колонной по четыре. Ее стены чуть возвышались над нашими головами. Это был тупик, и я понял, что мы пришли.

– Э-э, а теперь что?

– Вы когда-нибудь пребывали под общим наркозом?

– Да, – ответил он. – Мне тогда четыре зуба мудрости удалили. А что?

– А то, что теперь будет нечто очень похожее. Помните, что вы чувствовали, когда вам вкололи в вену катетер и начали вводить анестетик? Сперва вы ощущали холод, холод и тяжесть, помните? Вот теперь будет нечто в том же роде.

– Старк, – сказал он, оборачиваясь лицом ко мне. – Я боюсь.

– Не надо. Все будет нормально, все будет хорошо. Бояться не нужно. Пока, по крайней мере. – Кажется, я его не убедил. – Не беспокойтесь о том, что произойдет в следующий момент. Я вас в любом случае найду. Я буду рядом.

Он судорожно выдохнул:

– Ладно.

Мы продолжали идти вперед, прямо в тупик. Пройдя ярдов пять, Элкленд застенчиво взял меня за руку, и я сжал его пальцы. Еще несколько шагов, и это обрушилось на нас – острое и ледяное ощущение, будто резкий холод пропитывает все тело. Я покрепче ухватил своего Деятеля за руку и продолжал идти дальше.

– Старк…

– Счастливых сновидений!

Глава 12

Полный мрак вокруг, если не считать неясного света, вроде как фонарик светит, посылая жалкий лучик света, тут же поглощаемый тьмой. Мягкие шаги, они приближаются, потом мимо проскакивает какое-то создание, напоминающее кенгуру, на него мимолетно падает слабый отсвет, освещает его на мгновение сбоку, и оно уже исчезло, неслышно подпрыгивая и подскакивая.

Угол школьной парты, рисунок дерева – крупный и выпуклый. Чьи-то неразборчивые инициалы, вырезанные на ней ножом. Кусок пола.

Мимо мелькает чья-то рука.

Дальше, глубже…

Это было в субботу, поздно вечером, когда мы добрались до этого городка. Мы тогда забросили в пикап Рейфа всего пару рюкзаков с барахлом и продуктами и поехали туда, оставив позади наши прежние жизни. Усталые, несчастные, двое неприкаянных, которым было нужно нечто большее, нечто иное. Мы огляделись по сторонам, осмотрели пустую площадь этого города-призрака и решили считать это своим домом.