Persona Non Grata - Иван Максименко

Бойцы обратили внимание на оригинальную конструкцию стиральной машины, превращенной неизвестными умельцами в тайник — барабан был срезан и укорочен наполовину, все лишние элементы под ним удалены, освобождая дополнительное пространство, а задняя стенка корпуса держалась на одном болте, чтобы ее можно было быстро снять. Алхасан надеялся, что никто не догадается искать его в машине (тайник изначально предназначался для хранения оружия, денег или других ценных предметов, а не людей, но невысокий рост позволил Мураду втиснуться в него целиком) и он сможет в удобный момент ускользнуть незамеченно из квартиры, однако, любопытство спецназовца оказалось роковым для него.

— Ему квартиру дали даром и пособия, причем за счет налогов, которые плачу я, а он в благодарность терроризмом занимался, а еще чуть не перестрелял нас тут. Почему я не могу тоже на халяву жить?! Тьфу! — раздраженно бурчал себе под нос один из спецназовцев, наблюдая, как из кухни выносят тело йеменского беженца.

30

Город Поврилец. Середина июля

К трехэтажному дому Саллеха Абдуллы, обведенному высоким кирпичным забором, подъехал темно-синий внедорожник и остановился у калитки. Через несколько секунд из дома вышел Фарис, верный телохранитель Абдуллы, и открыл железные ворота. После того, как автомобиль оказался во дворе, ворота захлопнулись, и водитель в сопровождении телохранителя зашел в обитель иорданца.

— Здравствуй, Мухамад, — Абдулла встал с большого кожаного дивана в центре просторного зала и подошел к гостю.

— Здравствуй, Хафиз, — мужчины пожали друг другу руки.

— Давай поднимемся наверх, в мой кабинет. Там поговорим… — иорданец, подхватив подол своей длинной белой рубахи, повел гостя вверх по мраморным ступеням.

Мужчины поднялись на второй этаж, и зашли в одну из комнат. Еще с самого порога в глаза бросалась пышность интерьера. Лакированный паркет был застелен пестрыми коврами ручной работы, еще один ковер, служивший фоном для двух позолоченных сабель и кремневого ружья, висел на стене. В витринах большого шкафа за рабочим столом из кедрового дерева было разложено множество сувениров и декоративной посуды. Перед столом же стоял большой коричневый диван из натуральной кожи, с подушками, обшитыми золотистой бахромой. В небольшом библиотечном шкафчике была собрана коллекция религиозных книг на арабском языке, хотя хозяин брал книгу в руки крайне редко. Возле большого телевизора, на отдельной тумбочке у стены, стоял позолоченный кальян. Вообще, куда ни посмотри, складывалось впечатление, что Саллех Абдулла испытывает сильное влечение к предметам, сделанным из золота.

— Дженана сейчас кофе заварит, Мухамад. Надеюсь, не откажешься выпить чашку? — двое собеседников уселись в белые кожаные кресла вокруг кофейного столика в углу комнаты у занавешенной балконной двери.

— От кофе не откажусь, спасибо. Так что ты там говорил об Осиче?

— В последнее время я никак не могу достучаться до него. Его люди постоянно придумывают какие-то отговорки, чтобы со мной не встречаться. Я допускаю, что они беспокоятся из-за судебных процессов, которые недавно начались в Имагинере. Ты что-нибудь не слышал в последнее время? Что там местные власти собираются делать?

— Причин беспокоиться пока нет, Хафиз. Я ничего особенного не слышал. Да и как Имагинера может на местных надавить? Раз они до сих пор не смогли до тебя добраться, значит, у них и в будущем ничего не получится. Да и Осичу не выгодно тебя выдавать имагинерцам — ты знаешь слишком много. Ему международные скандалы не нужны.

— В этом-то и проблема, — поглаживая бороду, ответил Абдулла, — я слишком неудобный свидетель и Осич может просто меня убрать. Такой вариант меня совсем не устраивает.

— Нет, это слишком серьезный шаг, он вряд ли решится тебя заказать. Да и вспомни, какие деньги мы ему платим. Зачем ему лишаться такой кормушки? Так или иначе, если он задумает что-то такое, мы об этом сразу узнаем. Шило в мешке не утаишь, Хафиз…

— Моджахеды недавно говорили что-то о вестлендерском посольстве. Если они чего-нибудь устроят, вестлендеры примут ответные меры. Меня тоже могут загрести заодно с ними.

— Без одобрения хозяев они ничего не сделают. Если и решатся на крайние меры, у тебя будет время перебраться в тихое место…

В этот момент, постучавшись в дверь, в комнату вошла Дженана, сестра Емины — жены Саллеха Абдуллы, неся в руках поднос с горячим ароматным кофе, стаканами с водой и пахлавой на двух фарфоровых тарелочках. Емина и Дженана, работавшая прислугой в доме Абдуллы, были родом из одной из мусульманских деревень под столицей. Обе они были небольшого роста, одетые в скромные длинные платья, с белыми платками на головах, слегка полноватые, с темными глазами, густыми черными бровями и волосами, с неброской, простоватой внешностью, хотя нельзя было сказать, что они были слишком некрасивы.

По правде говоря, иорданцу было все равно как выглядит Емина, да и относился он к ней с видимым равнодушием — брак на ней ему был нужен только для того, чтобы получить гражданство и узаконить свое нахождение в Живице (супруги даже жили отдельно — Емину каждый день возили на работу из ее родного села, где она жила со своими родителями; Абдулла их регулярно «поощрял» небольшими суммами, чтобы те закрывали глаза на странную брачную жизнь дочери). Этим приемом пользовались и другие исламисты, порой всей бандой приходя в дом отца невесты и, под дулами автоматов, пытаясь убедить его выдать дочь замуж. Настойчивость бородачей была легко объяснима — по возвращению домой многим из них грозили долгие тюремные сроки или даже смертная казнь за преступления, совершенные еще до приезда на Балканы.

— Мухамад, я хотел бы с тобой посоветоваться насчет Великобритании… — как только Дженана вышла из комнаты, разговор снова возобновился. — У наших братьев там хорошо развитая сеть, ты знаешь. Я разговаривал с Абдул Вакилом, и он сказал, что если я найду способ приехать, он поможет мне там закрепиться. Имея в виду ситуацию, которая сейчас здесь складывается, я посчитал, что Лондон для меня оптимальный вариант. Посмотри на Абдул Вакила — ты знаешь, что он там делает, но его все равно не трогают.

— Ну… то, что его не трогают, не значит, что британские спецслужбы не могут тронуть тебя. Абдул Вакил все еще на свободе, потому что он им нужен, но это не может продолжаться вечно, — отпив глоток крепкого кофе, ответил Мухамад.

— Здесь мне тоже никто не может ничего гарантировать. Да и неизвестно, сколько еще продержится у власти Осич и его партия. Его все чаще начинают критиковать в прессе. Это первый звоночек…

— Подкинем ему побольше денег на избирательную кампанию, он и следующие выборы выиграет. Да и какая разница кто там, у руля — Осич или другой. И тем, и другим нужны деньги, поэтому всегда можно договориться.

— Они и других спонсоров могут себе найти.

— Вряд ли. Нас пока некому потеснить. Даже если кто-то осмелится занять наше место, не факт, что это ему удастся. Что касается Западной Европы, мы подумаем над этим, если возникнет необходимость. Живица для тебя самое идеальное место. К тому же Имагинера пока еще не признала официально Живицу, поэтому тебя формально некому выдать. Тут хоть я могу вмешаться, если что произойдет. Если они все-таки решат с тобой что-то делать, мы узнаем об этом моментально. Мы тебя так спрячем, что тысячу лет будут искать, а все равно не найдут, — ухмыльнулся Мухамад.

— Я надеюсь, что будет именно так, как ты говоришь, Мухамад. Очень надеюсь…

— Эта твоя Дженана хорошее кофе делает. Ты ей платишь? — Мухамад допил кофе и поставил чашку на стол.

— Да, она за домом следит, занимается хозяйством. Посторонних людей дома держать рискованно. Всякое может быть. От нее хоть не приходится ждать сюрпризов.

После разговора двое мужчин покинули комнату, и пошли вниз, перекидываясь короткими фразами. Абдулла, появившись в зале первого этажа, дал молчаливый знак своему телохранителю сходить и открыть ворота. Фарис, сидевший на диване и возившийся со своим автоматом, сразу вскочил на ноги и устремился во двор.

В это время Мухамад, не спеша, сел в свою машину и завел двигатель. Иорданец встал на пороге дома и, скрестив руки на груди, хмурым взглядом проследил, как внедорожник плавно трогается с места и исчезает за распахнутыми воротами.

По глазам Абдуллы и по тому, как он кусал губы, было видно, что итогами разговора он не удовлетворен. Мухамад не поддержал его идею уехать за границу, косвенно намекая на то, что хозяева хотят, чтобы он оставался под надежным присмотром в Живице. Отношение Дженана Осича, наследившего пост председателя партии ДДЖ (а вместе с ним и управление мусульманской частью Федерации Живица) от Дженара Ибрагимовича, отошедшего от политики в 2000 году из-за болезни, к Абдулле тоже изменилось не в лучшую сторону после того, как имагинерская пресса начала вскрывать подробности о финансовых связях иорданца с властями Живицы.