Заговор обезьян - Тина Шамрай

— Что это? Зачем? — отстранился тот. А шофер, не слушая, всё повторял: бери, бери!

— И в сумку не влезет, — беспомощно протестовал беглец.

Тогда Анатолий снова пошарил в своих закромах и вытащил рюкзак в каких-то пятнах.

— Перекладывай всё в рюкзак, так и идти будет легшэ, — настойчиво совал он в руки пахнущий соляркой мешок. И, не слушая отнекиваний, сам засунул в рюкзак и сумку, и пакет с провизией. А потом картинным жестом достал из нагрудного кармана две купюры и положил сверху: «Бабка ругалась, и Дорка тоже».

— Почему ругались? — смутился беглец.

— Ну, ушел, не позавтракавши, и денег много оставил. Вот вернули, говорят, Николаю в дорогу пригодятся… как инженеру, — с удовольствием съязвил шофёр.

Тут надо сказать, что Анатолий несколько преувеличивал. Анна Яковлевна действительно сокрушалась: ушел, чаю не выпил, видать, за постой платить не захотел. Но Дора успокоила, показала ей двести рублей — забыла отдать сдачу квартиранту и ещё тысячу, что нашла в чулане. Тогда Анатолий отругал за меркантильность и бабушку, и внучку, и они, пристыженные, тут же стали уверять: да что ты, что ты, мы бы и сами денег не взяли… Но зачем эти подробности инженеру из Новосибирска, так ведь?

— Надеюсь, вы не стали… не стали говорить женщинам…

— Ты за кого меня держишь? — осуждающе дёрнул плечом Анатолий. — Да если хочешь знать, я сам до последнего сомневался: ты — не ты… Ну, а раз сам признался…

«Я? Признался? Когда?» — пронеслось в голове беглеца. Но дружок Доры не дал углубиться в эту деликатную тему.

— Ну, давай ещё раз. Значит, переправишься через речку, выйдешь на дорогу, доедешь на машине до Первомайского, найдёшь заправку, она справа будет… Та шо я на пальцах объясняю, зараз на карте покажу! — И шофёр вытащил из бардачка сложенную в несколько раз глянцевую бумагу. Развёрнутая на приборной доске, она явила собой всё, сжатое в сантиметры, Забайкалье. Беглец впился в карту глазами, а шофёр, водя чистым, хоть и с заусеницами, пальцем, твердил своё: «От бачишь — Оловянная, тут Улятуй, а это та самая дорога… Это Чирон, а дальше и Первомайский…»

— Подождите, это сколько же от Оловянной до Улятуя? — На карте эти два кружочка были так близко друг от друга.

— По прямой — где-то пятьдесят кэмэ, — внес ясность шофёр. А беглец готов был застонать от досады.

Всего-то! А он, болван, рассчитывал… На что он рассчитывал? Он всё ещё рядом с тем местом, где его бросили, совсем рядом. И теперь километр за километром поисковики обшаривают всё вокруг, и это случайность, что он оказался внутри кольца… Только обнаружить его не составит никакого труда, если даже такой, как этот шофёр, сходу опознал. И это, оказывается, совсем нетрудно…

— Ну, как, понял теперь? Идешь сюда, встречаемся здесь, — тыкал в карту Анатолий. — Я буду на заправке после обеда. Ферштейн? — допытывался шофёр. «Достал ты уже своим ферштейном!» — злился беглец.

— Далеко. Я туда сегодня не дойду, — усыпляя, как ему казалось, бдительность малопонятного человека, засомневался он.

— Ты раньше меня там будешь. Смотри — дорога, как по циркулю — всё прямо и прямо. Ну, как? Принимается план? Решайся, а то меня, извини, ждут в другом месте.

И хотелось крикнуть: «Да кто вас держит!», но выговорилось совсем другое:

— Хорошо, я понял. Но не могли бы вы оставить мне карту? — Та на раз! Бери, не жалко! Ну, шо, я поехал? А ты давай, дуй до речки! — И вот тут два раза просить не пришлось. Он так торопился покинуть машину-ловушку, что забыл про больную спину. И, приземлившись с высокой ступеньки, чуть не задохнулся от боли.

— Шо ж так неосторожно? — заметил неудачный прыжок и Анатолий. Он уже захлопнул, было, дверцу, но тут же высунулся из кабины: «Эээ! Кепку забыл!» — и сбросил вниз каскетку.

— Стой, инженер! А ну, повтори, как посёлок называется?

— Первомайский, Первомайский, — не поднимая головы, едва выговорил тот.

— Ты это… кепарь свой не снимай, а то голова как фара! — выкрикнул напоследок Анатолий и развернул машину.

А он остался стоять на месте, пережидая не столько боль в спине, сколько процедуру опознания и дурацкий разговор с играми в билингвистику. Неужели этот бред кончился? И этот друг Доры, наконец, уехал! Нет, шофёр точно крэйзи… Но ведь узнал его, узнал! Какой, к чёрту, узнал! Просто взял на… как это говорится, взял на понт! А он обалдел: надо же, каждый шофёр в этих степях знает его имя! Да ещё с Высоцким сравнивает…

И сам не зная зачем, беглец побрел к реке. Там, на берегу, в тот ранний час никого не было, и можно посидеть на берегу и подумать. Вода весело бежала вправо, на восток, и от солнца и воды рябило в глазах. А что, если найти лодку и плыть по реке? Нет, это невозможно, всё село будет знать, что какой-то чужой человек искал посудину, да и не видно что-то никаких лодок. Переправляться вплавь? И тут же передёрнуло: нет, вода наверняка холодная! Но если бы не спина, можно было и попробовать… А теперь что же, сидеть у речки и ждать? Чего, погоды? Вертолёта? Судя по расстоянию на карте, Анатолий очень скоро будет в Оловянной. И так же скоро здесь могут появиться ищейки. Вернуться назад? Но на машине они преодолели километров сорок, не меньше…

Так и не решив, что делать дальше, он достал из недр рюкзака пакет, из пакета кефир, из тряпичного узелка выудил те самые постряпушки, которыми все эти дни потчевала Анна Яковлевна. Впрочем, они были вполне съедобны, и в самый раз было подкрепиться. Ведь если что, кормить долго не будут. Вместе с пирожками он всё пережёвывал и пережёвывал странный, с экивоками и намёками, разговор. Может ли Анатолий его сдать? И ответ выходил: запросто!

Но зачем этому другу нужно было подвозить его, давать советы? Человек в ясном уме и твёрдой памяти ни с того ни с сего захотел помочь беглому? А может, он просто поиграл с ним, как с одуревшей от страха мышкой. Просто кошка немного поиграла с мышкой. Для иных, и он даже знает имена, это удовольствие из разряда особо острых — видеть беспомощность человека. Нет, что-то здесь не так по содержанию… Зачем шофёр дал понять, что узнал его? Но ему пришлось это сделать. Вот если бы они вместе выехали из Улятуя, то, не раскрывая карт, он довез до Оловянной, а там… Зачем так сложно? У шофёра есть телефон, он мог бы… Кстати, с кем это он разговаривал? Получал инструкции? Да зачем ему инструкции! Ничего не стоило стукнуть его той же монтировкой, а потом связать. Так почему этого не сделал?

Чёрт возьми, этот шофёр вскрыл его, как консервную банку, и теперь только и остается, что сидеть на этом берегу и тухнуть. Нет, нельзя было идти на поводу у организма, нельзя было оставаться в Улятуе ещё на одну ночь, нельзя было садиться в машину. Спокойно мог бы уйти, не стал бы этот товарищ гоняться за ним по степи и хватать за фалды… Теперь вот мучайся, строй гипотезы: почему? для чего? зачем он шофёру? Да причём тут шофёр! Сам виноват, разумеется, сам, всегда сам. Не надо было выходить к людям, не надо. Он из последних сил добирался до Улятуя, сколько же он будет идти до заправки? Но почему до заправки? Можно пойти совсем в другую сторону. В какую? А мы сейчас определимся. По карте. Кстати, зачем Анатолий её оставил?

— Так, так, так, — совсем как шофёр, водил он пальцем по зелёно-жёлтому с синими пятнами, прожилками, чёрными и красными линиями полю, вглядывался в мелкие обозначения, пытаясь определить, что дальше. И выходило, определяться надо не с маршрутом — с судьбой. Налево, вправо или прямо? Назад Идти никак нельзя… И, странное дело, и глаз, и руку отчего-то всё вело и вело к линии, обозначенной шофёрской рукой. А ведь мог выбрать другую дорогу! Мог от Единения взять вправо и выйти грунтовкой на Караксар, мог вернуться через Зарю к Улятую и по хорошей дороге в тот же день добраться до Балея, а потом идти все дальше и дальше…

Не выбрал, понимал: бегать осталось недолго. Но вот он дышит свежим воздухом, видит текущую воду, это набухающее от жара солнце, эти рыжие ближние, и голубые дальние холмы, и кажется, всё ещё можно поправить. Только надо непременно переправиться на тот берег, а там пусть будет, что будет! И, аккуратно сложив карту, сунул её в боковой карман рюкзака. Карта больше не нужна, мозг сканировал её в цвете и разнообразных подробностях, и теперь стоит только щёлкнуть пальцами, как обозначенный квадрат всплывет перед ним и развернется, как на экране. Всё! Надо искать лодку. Вот только доест и пойдёт на поиски. Но, допивая кефир, услышал позади себя надсадный кашель. И, не оборачиваясь, сразу определил: абориген, в годах, сильно курящий и пьющий.

— Эээ, всё не выпей! Дай опохмелиться, — прохрипел голос. И тут же из-за спины, подволакивая ногу, вышел мужичок с ноготок, с раскосыми глазами на странно белом лице.

— Это кефир… Собственно уже ничего и не осталось. Есть вода, не хотите?

— И ладно, и нехай вода. Я вчера спирта саданул — разбавлю! — согласился мужичок. И взял дрожащими рукам бутылку.