Человек проходит сквозь стену. Правда и вымысел о Гарри Гудини - Уильям Грэшем

Вместо трюка «вниз головой» Гудини показал трюк с иголками, прыгая на одной ноге и доставая иголки изо рта. Отдохнув во время антракта, он полностью исполнил программу третьего акта (разоблачение спиритов) и только потом согласился на тщательное обследование.

Рентгеновское исследование в Мемориальной больнице полностью подтвердило диагноз доктора Хэннока: перелом кости лодыжки. Был наложен гипс.

Этой ночью в гостинице Гудини снова не ложился, боль была такой сильной, что заснуть он не мог. Однако он использовал это время, придумывая специальное устройство для фиксации лодыжки, которое дало бы возможность продолжать выступления.

Гастроли в Олбани должны были длиться меньше недели. Дав там последнее представление в среду, он уехал в Шенектади.

Даже в гипсе лодыжка продолжала болеть, но на сцене Гарри не подавал и виду, что ему больно.

Следующим гастрольным городом был Монреаль, Квебек; первый спектакль давался в понедельник 17 октября в театре «Принсесс». Кость хорошо срасталась. Врач в Монреале подтвердил это, одновременно посоветовав Гудини дать ноге отдых в течение нескольких недель. К этому совету сверхчеловек отнесся добродушно-пренебрежительно. Он привык к легким повреждениям — порезам, ушибам, ссадинам, растяжениям мышц, переломам. Все это не раз случалось с ним. Обычно он игнорировал все-это: главное — выйти к публике с хорошим представлением.

Гудини договорился со знаменитым монреальским университетом Макгилл о прочтении в его стенах лекции по спиритизму, и она имела шумный успех среди студентов и преподавателей. Один из выпускников университета, специализирующийся по искусству, сделал набросок портрета Гудини и показал его Гарри после лекции. Гудини рисунок понравился, и он пригласил парня зайти к нему за сцену, чтобы сделать еще несколько набросков.

Молодой художник появился в театре в пятницу утром с альбомом для рисования. Он привел с собой двух приятелей, один из которых был чемпионом колледжа по боксу.

К этому времени переписка Гудини приняла ошеломляющие размеры. Частично это объяснялось его общественной деятельностью: мало того, что он был президентом американского общества иллюзионистов, он еще вступил в «Клуб Сохаты»[5] и масонскую ложу. Много писем было от скептиков, поздравлявших его с успешными разоблачениями спиритов. Но еще больше писем присылали приверженцы спиритизма, эти письма были полны оскорбительных выпадов.

Когда трое юношей пришли, Гудини лежал на кушетке, просматривая почту. Он извинился, объяснив, что хотел рассортировать почту, чтобы выбрать наиболее важные письма личного характера.

Молодой боксер напомнил Гудини его слова, сказанные на лекции, что праведная жизнь и регулярные упражнения сохранили ему юношеское здоровье и что любой удар, нанесенный ему выше пояса, за исключением лица, не принесет вреда, даже если бить будет человек, намного превосходящий силой самого Гудини.

— Мистер Гудини, можно я изо всех сил ударю вас в живот?

— Никакого мистера, просто Гудини. Да, конечно.

— Прямо сейчас?

— Валяйте.

Не успел Гудини встать с кушетки, как парень нанес ему страшный удар.

Гудини задохнулся и схватился за живот. Парень в ужасе отпрянул. Король магии с трудом поднялся на ноги, он едва дышал и был бледен. Затем он собрал вею свою волю и, глядя в растерянное лицо юноши, проговорил: «Не так… дайте мне приготовиться». Он выпрямился и напряг пресс. «Вот теперь можете бить. Валяйте».

Парень нанес удар. На этот раз брюшной пресс Гудини был тверд как доска. На парня это произвело должное впечатление.

Когда студенты ушли, Гудини немного потер живот, чувствуя, что первый удар, к которому он не был готов, по-видимому, повредил какую-то мышцу. Но потом боль утихла, и он погрузился в работу.

Во время дневного концерта он временами чувствовал боль в правом боку, но старался не обращать на нее внимания.

Вечером боль усилилась. Она донимала его в течение всего спектакля, и ночью в гостинице он пожаловался Бесс. По его просьбе она протерла ему живот спиртом. Гарри не мог уснуть. Сиделка Бесс предложила вызвать врача, но Гудини наотрез отказался.

На следующий день во время дневного представления усталость накатывалась. на него волнами: сцена, сверкающая бутафория, суетящиеся ассистенты — все временами теряло четкость очертаний, виделось как бы в мерцающем тумане. Затем голова снова становилась ясной, и он мог продолжать представление.

В перерыве между дневным и вечерним представлениями он лежал на раскладушке в артистической уборной, то дрожа от озноба, то обливаясь потом.

Этот последний концерт состоялся в субботу вечером. Следующим пунктом гастролей был Детройт.

По настоянию Бесс, Коллинз послал из поезда упреждающую телеграмму. На перроне в Детройте их встречал врач. Температура у Гудини была сто двадцать градусов[6], но ехать в больницу он отказался. Прибыв на квартиру, он с трудом добрался до кровати и попросил Бесс укрыть его несколькими шерстяными одеялами. Почти полчаса он дрожал так, что тряслась кровать.

Несмотря на бурные протесты Гарри, Бесс послала за консилиумом врачей. Диагноз был единодушным: аппендицит. Необходима срочная операция.

Слезные увещевания Бесс прекращались лишь, когда Гудини впадал в тяжелую дремоту. Незадолго до начала спектакля Гарри попросил позвонить в театр. Оттуда сообщили: «Все билеты проданы, полный аншлаг». Это решило дело. «Помогите мне, — сказал Гарри. — Они заплатили, деньги, чтобы увидеть Гудини. Клянусь, они увидят его». Температура в тот момент была сто четыре градуса.

Поведение Гарри было и мужественным, и безрассудным. Зрители вряд ли могли представить себе, что творится на сцене на самом деле: им было невдомек, что они смотрят представление умирающего.

Его улыбка, как всегда, была широкой и пленяющей. Но замедленные движения производили впечатление некой отрешенности, словно на сцене происходило сомнамбулическое действо. За кулисами Гарри не мог самостоятельно держаться на ногах. Но, выходя на сцену под огни рампы, он расправлял плечи и старался двигаться как ни в чем не бывало.

При показе фокуса, когда пустая кабина вдруг оказывалась полна девушками, Гудини обычно обходил кабину и затем перепрыгивал через заднюю стенку, чтобы продемонстрировать отсутствие зеркал.

На этот раз, пытаясь поднять ногу, чтобы перенести ее в кабину, Гудини застыл в этом положении, глядя внутрь кабины так, словно увидел там что-то необычное. Боль парализовала его. Коллинз поспешил на подмогу.

Когда он начал показывать другой фокус, состоявший в том, что из маленького стеклянного кубка вытягиваются длинные полоски яркого шелка, произошло то же самое. Он снова замер на сцене.

«Коллинз, продолжай», — прошептал он.

Джим Коллинз довел фокус до конца.

Все. Гудини сломался.

В больнице все уже было готово к операции.

Когда Гудини ввозили в операционную, санитары услышали, как он хрипло прошептал: «Я все еще могу уложить вас обоих».

Хирурги определили гнойный аппендицит с серьезным перитонитом. До появления антибиотиков вирулентная инфекция брюшной полости вела к неизбежной смерти. Выжить можно было лишь чудом.

Бесс снова стало хуже, и ее положили в ту же больницу. Раз в день ее подвозили к постели Гудини.

Победителю наручников и смирительных рубашек предстоял теперь бой с совсем другим, не похожим на прежних противников, но он вел эту свою последнюю схватку с прежней бульдожьей цепкостью, вел день за днем, и каждые выигранные двенадцать часов казались чудом дежурным врачам.

Инцидент произошел утром 21 октября. Операция была проведена в ночь с 24 на 25 октября.

29 он все еще продолжал бороться и даже почувствовал себя немного лучше. Когда Бесс привезли к нему днем, он подозвал ее поближе к себе и прошептал: «Мама так и не вступила со мной в контакт. Если… что-нибудь случится… ты должна быть готова. Запомни послание: «Розабель, поверь». Когда ты услышишь эти слова…, знай, говорит Гудини».

Сиделка Софи Розенблат поспешила увезти Бесс, чтобы не волновать пациентов.

Знаменитый мастер побега, победитель тюремных запоров продолжал борьбу.

Послали за Хардином, и он провел рядом с братом много часов. Наконец, 31 октября в самом начале второго, Гудини пробормотал: «Дэш…» — Брат сжал его руку. — «Дэш… Я устал бороться. Понимаешь, это сильнее меня».

Он закрыл глаза, чтобы никогда не открыть их снова.

Дэш взял на себя руководство гастролями и закончил турне.

Гудини вернулся в Нью-Йорк в большом бронзовом гробу, в котором он опускался в воду во время погребения заживо. И в нем же он был похоронен; пакет с письмами его матери был положен ему под голову вместо подушки.

Отпевание состоялось в «Клубе сохатых» на 43-й улице, причем началось оно в 11 часов, в час Памяти «сохатых». Затем последовала масонская церемония, во время которой на гроб была положена белая овечья шкура, а собравшиеся масоны проходили гуськом, бросая каждый по еловой ветке — символ никогда не прекращающейся жизни. В конце церемонии представитель общества американских иллюзионистов преломил над гробом церемониальную волшебную палочку. Затем раввин Драхман прочитал торжественную заупокойную молитву.