За гранью снов - Нина Хоффман

Мэтт дотронулась до стены, наполовину погрузив руку в огонь. Она почувствовала, как лазоревая мощь дома встретилась с бурлящей энергией Лии. Рука Мэтт начала плавиться, и она выдернула ее из стены. А что, если она сейчас сольется с домом, и в ней все перемешается: и дом, и Лия? Что, если она войдет внутрь и выйдет обратно уже мужчиной?

Она выскользнула из постели и натянула джинсы.

Как Лия могла так легко рассуждать о смене пола? Одна мысль об этом вгоняла Мэтт в дрожь. Большую часть своей жизни Мэтт прикидывалась мужчиной, но ей казалось, что быть мужчиной — это совсем другое дело.

— Я не знаю, — сказала Лия. Голос ее звучал громко. Пламя сгустилось. Перед кроватью Мэтт стоял молодой человек, Джулио, весь в красном, и его черные волосы поблескивали на кончиках.

— Все это так странно. Мне больше не нравится быть в таком виде. — Теперь у него был тенор, а не альт, но похожие тональность и тембр. Он спрыгнул с кровати и прошелся по комнате. Потом покачал головой и сказал:

— Нет, все слишком странно.

Перед ним вдруг появилась гитара.

— Что? — Он протянул руку и взял ее. — Мой старый Мартин. Но ведь эта гитара надежно спрятана. Дом, как тебе это удалось?

— Все, что здесь когда-то бывало, может снова здесь появиться, — сказала Мэтт. И вдруг ей подумалось: после того как она уедет отсюда, будет ли дом вызывать ее образ и показывать его другим людям? Разговаривать с ним? Заставлять ее образ двигаться и говорить, как она? Будет ли дом входить в их сны и рассказывать им о ней? Позволит ли им побыть ею?

Она этому не может помешать — только попросит дом не делать этого. А это вовсе ничего не гарантирует. Каждый сам владеет своими воспоминаниями, не важно, что в них содержится. На короткое мгновение ей представилось, как она оставляет кусочки себя повсюду, эдакую змеиную кожу Мэтт в головах других людей, разных Мэтт, которых она уже сбросила с себя, но которые все еще хранили ее форму и характер.

Джулио накинул ремень гитары на плечо и провел рукой по струнам. Она звучала завораживающе. Он стал играть фламенко.

Мэтт слушала зачарованно. Музыка была бодрящей. Острой и горящей. Ей сразу представились свистящие и топающие люди.

Джулио взглянул на нее, увидел, как она слушала, и, улыбнувшись, стал играть еще. Его улыбка была похожа на улыбку Лии, те же ямочки на щеках, те же белые зубы.

Закончив играть, он сказал.

— Музыка в любом случае остается прежней.

Дверь в спальню открылась.

— Джулио? — воскликнул Эдмунд, врываясь в комнату.

Гитара с грохотом упала на пол. Вспыхнуло и исчезло пламя. Оставив за собой только запах каленого железа.

— Джулио? — мягко позвал Эдмунд, потом повернулся к Мэтт: — Это он был здесь?

Мэтт подобрала гитару. От удара гитара расстроилась.

— Мэтт? — повторил Эдмунд.

Мэтт аккуратно положила гитару, потом опустилась на колени и приложила ладонь к полу.

— Забери ее, — сказала она дому.

Гитара исчезла.

Мэтт уселась на пол и спросила, обращаясь к дому:

— Кто-нибудь еще есть дома?

— Нет.

— Почему ты не предупредил нас, что Эдмунд вернулся?

Дом ничего не ответил.

— Лия все еще здесь?

— Мэтт, — Эдмунд присел рядом с ней. — Что случилось?

Она повернулась к нему и улыбнулась:

— Наверное, тебе надо было постучать.

— Я услышал музыку. Я его видел. Он был здесь. Почему он сбежал?

— Сейчас он немного стесняется.

— Чего стесняется? Мы столько лет дружили. Что с ним?

— Он сильно изменился, — ответила Мэтт.

Эдмунд пожал плечами и наклонился вперед.

— Настолько изменился, что даже не хочет встретиться со мной? На вид он совсем такой же.

— Это было всего лишь актерство.

— Мэтт. — В его голосе прозвучала боль.

Она обняла его, погладила по голове. Мэтт впервые встречала такого спокойного, выдержанного человека, как Эдмунд, принимающего все, что с ним происходит, как должное или поправимое. Мэтт подумала, что Лии было бы легко с ним, но это уже был бы не тот Эдмунд, которого та помнила своим другом.

Тот Эдмунд проявлялся все реже.

Нынешний Эдмунд обнял ее в ответ, потом вздохнул:

— Ты видела его? С ним все в порядке?

— Да.

— Мне нужно было узнать только это.

Мэтт взглянула через плечо Эдмунда. На этот раз пламя появилось беззвучно, без сопровождения колокольчиков.

Она толкнула Эдмунда, и он обернулся.

На мгновение пламя растянулось от пола до потолка, в основном белое с золотым, но в нем были и другие цвета: красный, синий, оранжевый, зеленый, розовый, фиолетовый. Потом пламя сжалось, стало плотнее, и наконец появился человек.

— Это Лия, — представила Мэтт.

Лия долго смотрела на Эдмунда, потом улыбнулась.

— Привет, — сказал Эдмунд. — Как ты?

— Счастлива, — ответила она.

— Это здорово. — Он встал на ноги и подошел к ней. Они долго изучающе смотрели друг на друга. Эдмунд чуть нахмурился. Потом приподнял брови. Лия ждала.

Мэтт держалась, сколько могла, но потом все-таки включила свое магическое зрение.

Над головой Лии она увидела полный концертный зал, притихшую публику, пустую сцену, погасшие огни, свет рампы. Все замерло в ожидании.

Над головой Эдмунда калейдоскопом сменялись образы Джулио и Лии. Он сравнивал их.

Вот совсем маленький Джулио и загадочный Эдмунд перелезают через забор ночью, тайком подкрадываются к дому, чтобы заглянуть в окна.

Вот восьмилетний Джулио и Эдмунд о чем-то спорят, крича друг на друга и бросаясь книжками.

Четырнадцать лет: они дерутся с тремя другими мальчишками и терпят поражение. Их оставляют валяться в пыли. Они все в крови, и Джулио помогает Эдмунду подняться.

Тринадцатилетний Эдмунд показывает магические фокусы целому классу малышей, а Джулио подыгрывает на гитаре. Дети от изумления пооткрывали рты.

Одиннадцатилетние Джулио и Дейдра держат незажженные сигареты. Они пробуют держать их по-разному: то зажав между указательным и большим пальцами, то между указательным и средним, то отставив остальные пальцы, то поджав их в кулак. Они смотрели друг на друга и обсуждали, какой способ наиболее утонченный, пока не пришел Эдмунд и не отобрал у них сигареты.

Двенадцатилетний Джулио тащит Сьюзен на игровую площадку, где нет никого. Кроме Эдмунда и Дейдры. Сьюзен смотрит в пол, а Джулио что-то говорит. Сьюзен поворачивается, чтобы уйти, Джулио хватает ее за руку. Эдмунд и Дейдра тоже что-то говорят, и Сьюзен наконец поднимает голову и чуть улыбается.

Джулио берет в руки скрипку, прижимает ее к подбородку, закрывает глаза и начинает играть. Его лицо преображается от блаженства. Постепенно его лицо трансформируется в лицо Лии.