Наше дело — табак - Илья Рясной

— Знаем. Только жить охота.

— Да. Охота, — кивнул Пробитый.

И рванул вперед молнией. Он зажал рот водителя так, что тот не вскрикнул, когда нож вошел в грудь — прямехонько в сердце. Пробитый прекрасно знал, куда и как бить. Надавил на лезвие сильнее, чуть провернул…

Шофер дернулся. Забился в конвульсиях. Обмяк. Лезвие вошло точно и аккуратно… Пробитый никогда раньше не убивал человека ножом. Но рассчитывал на такие варианты. И тренировался, протыкал лезвием мешки с песком, изучал анатомию. Не раз прорисовывал это в сознании. Да и в армии учили, как это делается. И сейчас все получилось как нельзя лучше.

— Дурак. Бояться надо было лучше, — едва слышно прошептал Пробитый.

Вернувшись к дому, он нагнулся к, крыльцу, а когда поднялся, в его руках были припрятанные заранее граната и пистолет.

Он выдернул кольцо. Распахнул дверь. Кинул внутрь гранату. Закрыл дверь.

В помещении ухнуло.

— Окончательный расчет. — Пробитый передернул затвор пистолета и шагнул в дом, провел лучом фонарика.

Вряд ли кто из лежащих здесь людей нуждался в контрольном выстреле — взрыва в закрытом помещении гранаты «Ф-1» более чем достаточно. Но работа должна быть сделана качественно…

Кореец с самого начала беседы испытывал тревогу. Он ощущал в Пробитом сдерживаемое возбуждение, но считал, что тот «вибрирует» в предвкушении больших денег. Но когда киллер вышел на улицу, он вдруг подумал, что подобное возбуждение у этого отморозка обычно бывает не в предчувствии денег, а в предчувствии крови. Притом крови близкой.

— Этот черт тебе странным не показался? — тихо произнес Кореец, вставая и устремляясь к окну, чтобы посмотреть, где сейчас Пробитый.

Тут распахнулась дверь. И со стуком покатилась по дощатому полу граната.

Кореец не зря был мастером единоборств. Какой-то компьютер, действующий вне зависимости от сознания, включился и взял управление телом на себя. ан бросился на пол, переворачивая массивный обеденный стол и скрываясь за прочной крышкой.

Тряхнуло, взрывная волна прошла по закрытому помещению, ломая, корежа, калеча, сметая все на своем пути. Осколки разлетались, впиваясь в дерево и человеческую плоть, не оставляя шанса ничему живому.

Корейца будто закрутило в смерч, по ушам ударило так, что он на миг потерял сознание, но тут же вынырнул из темного водоворота обратно, правда, уже в другой мир, отделенный прозрачной перегородкой, гасящей звуки и цвета.

Водоворот грозил затянуть Корейца вновь в черноту, но огромным усилием воли он держался, потому что знал: потерять сознание сейчас — верная смерть. Надо действовать. Он хотел жить, и эта жажда жизни заставляла его держаться на поверхности и двигаться.

Стол, послуживший ему защитой и прикрывший от взрывной волны и осколков, накрывал его теперь как одеялом. Осторожно освободившись от него, Кореец изогнулся. Попытался вытащить сзади из-за пояса шестнадцатизарядный «глок», вдавившийся глубоко в спину.

Он услышал с улицы щелчок передергиваемого затвора. Плохо слушающийся палец скользнул по предохранителю. Только с третьей попытки Кореец снял с предохранителя свой «глок» — затвор его был взведен всегда.

— Есть живые? — со смешком крикнул Пробитый.

В комнате была темень — взрывная волна смела вместе со столом и свечу. Зрачок карандашика-фонаря, который киллер держал в кармане как авторучку, пополз по комнате, выдергивая из темноты очертания изломанных предметов.

Грянул выстрел, который прозвучал для Корейца отдаленно, с трудом пробиваясь через звон в ушах, будто был произведен из пистолета с глушителем, — барабанные перепонки после взрыва гранаты не воспринимали звуки.

Пуля, выпущенная из «ТТ», вошла в тело… Тело Ломоносова, лежащее в углу…

— Есть, — прошептал через силу Кореец и нажал деревянным пальцем на спусковой крючок «глока». Все вокруг виделось размытым, да еще слабость накатила такая, что он рисковал промахнуться с четырех метров…

— Бля! — Фигура Пробитого качнулась. Присела… Кореец нажал еще на спусковой крючок, понимая, что пули уходят не туда.

Пробитый схватился за бок и вывалился на крыльцо.

— Скотина, — прошептал Кореец. Его сознание уплывало. И в голове билась только одна мысль — если его сейчас придут добивать, сопротивления он оказать не сможет никакого. Его просто добьют и еще пнут ногой со злости. Но он этого не почувствует. Потому что это уже будет не его тело.

Глава 4

КОМАНДИРОВКА ЗА БУГОР

Москвичам хватило пяти дней, чтобы уразуметь — никаких сокровищ в кладезях УБОПа нет и не было никогда. Да и откуда им быть, коли начальник отдела по борьбе с бандитизмом находился на содержании у бандитов. Не будет же он копить в сейфах материалы на этих же бандитов…

Через неделю руководитель группы ГУБОПа пришел на поклон к Ушакову. Теперь держаться он старался по-свойски — дескать, старик, одно дело делаем и все понимаем.

— Пожалуй, мы группу в помещение УВД переведем, — после дипломатического захода выдал он.

— А чем убоповская избушка не по душе? — полюбопытствовал начальник уголовного розыска.

— Тут спокойнее.

— Что, у наших коллег в сейфах шаром покати?

Губоповец только махнул рукой. Потом произнес, будто пытаясь разделить с начальником уголовного розыска часть своей неподъемной государственной ноши:

— Задача у моей бригады простая — навести в области хотя бы элементарный порядок. Область имеет стратегическое значение.

— Тут мы в курсе,

— И нужно показать здесь всем, что в России есть закон.

— Да, цель не из легких, — усмехнулся Ушаков.

— Если есть какая-то информация, мы поможем ее реализовать, — продолжил губоповец. — Вон полсотни штыков. Орлы все. Кому хочешь голову отвернем.

— Отвернуть голову — не велика трудность. Проблема — добыть доказательства на бандита… Вообще, я за сотрудничество. Давайте, включайтесь в работу следственно-оперативных групп по табачным убийствам. Распределим, кому какие версии отрабатывать с учетом того, что ребята ваши пока в городе ориентируются не намного лучше, чем где-нибудь в Барселоне.

Полковник заметно поскучнел при этих словах. Он ждал не этого. Проверять версии, отрабатывать подозреваемых в убийствах — это муторно, долго да еще неизвестно, будет ли результат. Полковнику нужны были красивые быстрые реализации в рамках операции «Ураган». Приехать, разнести в пыль офис какой-нибудь левой фирмы, изъять пару ящиков пулеметов и замаскированный в полесских лесах чеченский танк. Он страшно нуждался в том, чтобы в каждой сводке мелькало «ГУБОП обезвредил»… «ГУБОП изъял». И его заботило не то, что в анклаве действительно пора наводить порядок, а то, как бы эта ступенька в его карьере не оказалась гнилой и не подломилась бы под ним.

— Надо разбираться в каждом конкретном случае, — вяло завел губоповец.

— Понятно, — кивнул Ушаков. — Знаете, я не первый день общаюсь с нашей мафией. Я давно уже прикинул, что мне нужно для полного счастья, чтобы отработать ее по полной программе.

— И что? — с некоторым интересом спросил полковник.

— Для начала отослать куда-нибудь семью и не вздрагивать при мысли, что похитят жену или дочь. Нужна группа из пяти-шести профессионалов, которым не нужно вытирать сопли подгузником, и чтобы каждому я мог доверять, как себе. И еще — сотня тысяч долларов на оперативные расходы. И, конечно, чтобы прокуратура и суды палки в колеса не ставили и за взятки бандюков на следующий день не выпускали на свободу… За полгода я уничтожу всю эту мразь. Забью их в камеру. Или они убегут из страны…

— Рисково, — кивнул полковник с какой-то грустью и оттенком зависти.

— А я давно страх растерял, — произнес Ушаков. — Вот только никто мне никогда ничего этого не даст. Потому что никому ничего не нужно. Легче собрать роту оперативников по всей Руси-матушке и отправить на год в Полесск, чтобы они тут лени набирались.

— Ну, вы нас недооцениваете.

— Хочется верить…

Между тем неожиданно стали подниматься старые дела. Гринев по своим каналам получил информацию о двух подонках, которые зарезали в общей сложности трех таксистов за копеечную выручку, а заодно утопили в море свою знакомую — манекенщицу из Дома моделей «Париж». Обоим исполнилось двадцать пять, но они успели озлобиться и заматереть в зонах. И оба раскололись в течение двух часов разговора по душам в кабинете начальника уголовного розыска. Когда все было закончено, Ушаков в очередной раз ощущал тошноту, как от запаха гниющего мяса. Да, он явственно чувствовал запах гнили, исходивший от этих двоих, с виду чистых, хорошо одетых парней, лица которых вовсе не были обезображены печатью порока. Гнила их душа — начальник розыска научился это чувствовать давно, но не научился воспринимать спокойно.

Наметился прогресс и по убийству Глушко. Сыщики немецкой криминальной полиции прошлись по связям убитого и нащупали кое-что интересное.