Гарри из Дюссельдорфа - Александр Дейч

В обществе идут споры, каким должен быть будущий строй: монархия или республика? Вооруженная попытка республиканцев Бланки и Барбеса 12 мая 1839 года свергнуть монархию Луи-Филиппа окончилась неудачей. Но это был сигнал правительству. Премьер-министр Тьер вышел в отставку, и его сменил историк Гизо. Но это не сулило ничего лучшего.

В такой переломный момент, когда в политической жизни Франции царило сильное возбуждение, Гейне весьма охотно вновь взялся за перо парижского корреспондента. Он знал, что и в Германии за последнее время произошли значительные события. В 1840 году умер прусский король Фридрих Вильгельм III. Многие ожидали, что его наследник Фридрих Вильгельм IV произведет реформы в стране и подаст пример остальным немецким государствам. Однако «свободолюбивый» наследный принц оказался таким же реакционным монархом, как и его отец. Легковерные радикалы, надеявшиеся получить конституцию из рук нового короля, жестоко разочаровались в своих надеждах. Новый король считал себя «помазанником божьим» и поддерживал дворянство, духовенство и самую консервативную буржуазию, пресмыкавшуюся перед прусским троном. Профессора-мракобесы Генгстенберг, Масман, создатель националистических кружков молодежи, учитель гимнастики Ян — все поборники средневековосословного строя процветали в Пруссии. Однако политическая оппозиция существовала, и она выражалась прежде всего в литературе и философии. К началу 40-х годов в Германии появились политические поэты, которые воспевали свободу, хотя и в самых общих, туманных выражениях. Поэт Йозеф Дингельштедт выпустил сборник «Песни ночного сторожа», Гофман фон Фаллерслебен издал «Неполитические песни», Георг Гервег выступил с книгой «Песни Живого».

Отвлеченные идеи политической поэзии немецких радикалов, их оторванность от подлинной борьбы, их внеклассовые идеалы равенства и братства раздражали Гейне, который не мог мыслить абстрактно, не мог действовать, не нанося ударов реальным врагам и фактам.

Еще живя в Котере, как бы отвлекаясь от забот и литературной борьбы, Гейне задумал фантастическую поэму, названную впоследствии им «Атта Троль». Когда он принялся уже в Париже в конце 1841 года за эту поэму, он вспоминал исполинские горы, густые леса и шумные водопады Пиренеев. Величественная природа составила красочный пейзаж для сатирической поэмы, а воспоминания о медвежьей охоте, в которой участвовал Гейне, дали повод к созданию персонажей — танцующего медведя Атта Троля, его супруги Муммы, четырех сыновей и двух дочерей. Вся эта медвежья семья живет в глубокой берлоге, укрытой кустарником. Младший сынок Атта Троля во всем подражает националистам-тевтономанам и их вождям — вдохновителям «Гимнастического союза молодежи» Масману и Яну:

Мальчик просто гениален!Он в гимнастике — маэстро!Стойку делает не хуже,Чем гимнаст великий Масман!

Цвет отечественной школы,Лишь родной язык он любит,Не обучен он жаргонуДревних греков или римлян.

Свеж, и бодр, и быстр, и кроток,Ненавидит мыться мылом,Презирает эту роскошь,Как гимнаст великий Масман.

Сам дрессированный медведь Атта Троль соединяет в себе две крайности: с одной стороны, он — тупой националист-тевтономан, с другой — проповедник самых радикальных идей «абсолютного равенства», когда «для всех будет вариться одна и та же спартанская похлебка и, что еще ужаснее, великан будет получать такую же порцию, которой довольствуется брат карлик». Гейне одинаково ненавидел и дикий национализм «старонемецких ослов», и нелепые идеи грубой «уравниловки», не имевшие ничего общего с подлинно социалистическими взглядами. Поэт вложил в уста Атта Троля такую программу единения зверей:

Единенье! Единенье!Свергнем власть монополиста.Установим в мире царствоСправедливости звериной.

Основным его закономБудет равенство и братствоБожьих тварей, без различьяВеры, запаха и шкуры.

Равенство во всем! МинистромМожет быть любой осел.Лев на мельницу с мешкамиСкромно затрусит в упряжке.

Гейне дал подзаголовок поэме: «Сон в летнюю ночь». И действительно, как в сновидении, мелькают в ней сказочные образы всех веков и народов, и тут же рядом — вполне современные фигуры, осмеянные Гейне, вроде немецкого комментатора Шекспира Франца Горна или мещански-добродетельного поэта Пфицера, превращенного волшебными чарами в мопса. При этом он вынужден сохранять человеческие чувства «в собачьей шкуре». Чтобы освободиться от колдовства и приобрести прежний облик, поэт-мопс должен найти девушку, которая в ночь под Новый год согласится прочитать стихи Пфицера и не уснуть.

Гейне утверждает, что ничто не в силах расколдовать поэта-мопса, потому что едва ли кто-нибудь будет в состоянии прочитать, не заснув, стихи Пфицера.

Крылатый конь поэтической фантазии мчит Гейне в горы, где идет погоня за сбежавшим медведем Атта Тролем. При лунном свете проносятся тени волшебницы Абунды, богини Дианы-охотницы, библейской Иродиады, несущей окровавленную голову пророка Иоканаана.

Гейне говорит, что весь этот романтический карнавал, описанный им, — лишь бесцельная игра поэтической мысли. Но это маскировка. Каждый внимательный читатель понимал, что под романтическими образами поэмы кроется большая социальная цель — осмеять не самые идеи переустройства общества, а те нелепые медвежьи шкуры, в которые подчас наряжают эти идеи. Гейне отвечал здесь тем врагам — и националистам, и крайним радикалам, — которые бросали поэту обвинения, что он неустойчив в своих взглядах, что он «талант, но не характер». В восьмистрочной эпитафии на могилу Атта Троля Гейне язвительно писал:

Троль. Медведь тенденциозный,Пылок, нравственен, смиренен, —Развращенный духом века,Стал пещерным санкюлотом.

Плохо танцевал, но доблестьГордо нес в груди косматой,Иногда зело вонял он, —Не талант, зато характер.

В начале 1843 года поэма «Атта Троль» появилась в журнале «Элегантный мир», издаваемом Генрихом Лаубе, который за три года до этого вернулся из Парижа в Германию. Гейне показал, что он не только «талант, но и характер». Одновременно с «Атта Тролем» поэт создал ряд «Современных стихотворений», где четко определилась программа действий революционного поэта. В стихотворении «Доктрина» Гейне обращался к собратьям по перу:

Буди барабаном уснувших,Тревогу без устали бей!Вперед и вперед продвигайся —В том тайна премудрости всей.

И Гегель и тайны науки —Все в этой доктрине одной;Я понял ее, потому чтоЯ сам барабанщик лихой!

В стихотворении «Тенденция» Гейне выдвигает свой идеал политической лирики в противовес вялым стихам мелкобуржуазных стихоплетов:

Будь не флейтою безвредной,Не мещанский славь уют —Будь народу барабаном,Будь и пушкой и тараном,Бей, рази, греми победно.

С детских лет в представлении Гейне звук барабана был воплощением революционного призыва, а французский барабанщик Ле Гран — символом революции. В 40-х годах в поэзию Гейне мощно ворвался барабанный бой, и сам поэт стал «лихим барабанщиком» грядущей революции.

Старый незнакомец

Невысокий человек с копной черных волос, выбивавшихся из-под шапки, сдвинутой набок, пристально посмотрел на Гейне, прошедшего мимо него по небольшой улочке на парижской окраине. Незнакомец, сделав несколько шагов, остановился, вернулся обратно, чтобы снова встретиться глазами с удивленным поэтом. В странном волнении он подошел к Гейне и спросил прерывающимся голосом:

— Вы… сударь… не узнаете меня? Мне кажется…

Гейне, в свою очередь, щуря близорукие глаза, стал вглядываться в прохожего. Он сказал нерешительно:

— Ваше лицо мне будто знакомо. Но, простите, не могу вспомнить, где я вас видел.

Незнакомец тихо, почти таинственно произнес:

— Церковь Сен-Мери… Статуя святого Себастиана…

Лицо Гейне озарилось воспоминанием. Конечно, конечно, он припомнил все — и похороны генерала Ламарка, и уличные бои, и неожиданную встречу с молодым рабочим, искавшим убежище в церкви Сен-Мери. С тех пор прошло уже десять лет, и Гейне, может быть, не узнал бы его…

— Как же вы меня запомнили? — спросил поэт.

Рабочий улыбнулся:

— Таких людей, как вы, не забывают. Кто бы вы ни были, вы мой спаситель. Позвольте пожать вам руку.