Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман

ПРЕДОК

Под куполом горячим и нагимЗеленого раскидистого небаНа берегу шумящего МаребаРодился абиссинец Ибрагим.

Он был пленен и был судьбой храним,Не знаю, Петр прозорлив был иль не был,Но черным он подарком не погребалИ как с приемышем возился с ним.

А он не забывал родной погони,В ушах стоял последний стон Лагони,Что брата восьмилетнего звала.

И ревности жестокую науку,Веселое блаженство ремеслаОн передал задумчивому внуку.

"Твой медный месяц для певцов твоих..."

Твой медный месяц для певцов твоих,Больных огнем твоей дрожащей грусти,Которой полон каждый пыльный кустикИ каждый стебелек полей сухих.

В каком безмолвии, в пустынях чьихРаскроет сумрак столько звезд-соустий,Трепещущих, сосущих всех, кто впуститВ свой тихий дом ночной бродячий стих.

В твоем живу я городе громоздком,Твой медный месяц светит слабым воскомИ тайно тает в медленном хмелю.

Брожу по набережным опустелым,Шатанье праздное толпы люблю,А я один с душой своей и телом.

"Когда перегрызутся все собаки..."

Когда перегрызутся все собаки,И землю-мать объемлет тишина,Взойдет над миром белая луна,И звезды заблестят в полдневном мраке.

Пустынные поля и буеракиСкелетами усеют племена,И рухнут как от крепкого винаМилан и Кельн, Иван и наш Исакий.

Лишь тот, кого манила эта мгла,Кто в пушки перелил колоколаИ шел с оркестром к светопреставленью,

Лишь тот безумец не погибнет самИ морду благородную оленьюПодымет к равнодушным небесам.

"Был силой богатырской славен Муром..."

Был силой богатырской славен Муром,Дубовою дремучестью лесов,И громы соловья и слезы совКатились по ночам во мраке хмуром.

И в домике Яги дрожал засов,Она молилась бесам белокурым,И кошка черным горбилась лемуром,И мышь дружила с циркулем часов.

И выезжал из муромского лесаИлья, конем на пастбищах ВелесаКолодцы вышиб, в даль глядел и в близь.

Крестясь, он византийский чтил обряд твой,Рудая Русь, умытая Непрядвой,Чтоб витязи твои перевелись.

"По кольцам города трамвайный бродит гром..."

По кольцам города трамвайный бродит гром,Кудрявым трауром клубятся тротуары,В поля небесные летит с планеты <старый>Град жесткой музыки в сиянии сыром.

Лучи полдневные слабей земных солом,Легко ломаются от сумеречной кары,И солнце выбито, заходит за бульвары,И звезды спутаны, лучистый бурелом.

А утром небеса кичатся урожаем,Мы снова город свой грозою заряжаем,И то же самое, что было и вчера.

Лишь зайцы желтые смелеют понемногу,Танцуют на столе вкруг строгого пера,И я по их следам ищу свою дорогу.

"Сохатый зверь кричал и выла рысь..."

Сохатый зверь кричал и выла рысь,Почуяв кровь соленую Редеди,Двенадцатипудовые медведиЛомали чащу, с лешими дрались.

Языческой луной блистала высь,Касожские полки – для волчьей снеди,Победный пир справляли их соседи,И лебеди с Баяньих струн лились.

Среди племен, что вырастила Припять,Я не был, мне дано сегодня выпитьТвое, Россия, жесткое вино,

За круговым столом разгулы те же,И медного ковша сухое дноМне кажет блеск улыбки печенежьей.

"По Чуди древней, родине Ильи..."

По Чуди древней, родине Ильи,По густо шевелящимся погостам,По мудрым городам, по их помостамКирпичные краснеются кремли.

Извилист известняк, в земной пылиВеснушчатый гранит, по мягкокостымПо берегам песчаным под норд-остомСмирившиеся камни полегли.

Они древнее золота и нефти,При фараоне, может быть, МенефтеУж их тесали темные рабы.

Они молчат, грядущие скрижали,Чтоб в красный час восстания судьбыИх дождь гремел и стены дребезжали.

"Со свистом кланялись Малютам плети..."

Со свистом кланялись Малютам плети,Горбатые кряхтели топоры,Колесовали бы до сей поры,Когда б свинец не полюбили эти.

Купцы преподнесли ЕлизаветеЗа грамоту алмазные дары,Короны колебались от игрыКамней своих, единственных на свете.

Степан и Емельян зажгли восток,Но был еще не предназначен срок,И двадцать пятый год повис над мглою.

Лишь год семнадцатый, год красных пург,Тебя унять пожарною кишкоюИ то мечтал лишь глупый Петербург.

"Под кожей розоватой не темно..."

Под кожей розоватой не темно.Там странный свет и гам неугомонный,Скребутся мышцы, бегают гормоны,И в жилах бьется липкое вино.

В костях темней, в груди веретено,И легкие как улья виснут сонно,И череп как орех и умудренноВ нем серое ядро разделено.

И древний звук оттуда я исторгну,Я оглашу пустующую стогнуПокинутой столицы роковой.

Петровские каналы в баркаролеПрошедшего и не услышат войДуши, чьей плоти дни не побороли.

"Слабей чем снег и платины плотней..."

Слабей чем снег и платины плотнейНежданных строк нестойкие металлы,Они трепещут миг, их гребень алыйНа всходах и закатах древних дней.

Нам не забыть, как Рим громили галлы,Как Русь рыдала, и текли по нейСтада татар, верблюдов и коней,И воины с угрюмых льдин Валгаллы.

И проходил волгарь, и скиф, и серб.Без молота сиял в лазури серп,Насиловали пленниц на просторе.

И выл огонь по русским городам,Чтоб черными зажглась цветами тамКультура: шахматы и крематорий.

"С крылами деревянными война..."

С крылами деревянными войнаДо смешанного с пьяной кровью пота,Освобождают мутного кого-то,Прокопченного сумерками дна.

Не спят рога, не стынут стремена,На зверя неизвестного охота,Карикатурной тенью Дон-КихотаВеликая земля облачена.

Не смуглые овалы Византии,В углах висят холодные витииС губами голубыми лебеды,

Но с черепом веселым как колено,И красен блеск лампадочной звезды,Качающийся в зеркале вселенной.

ЛЕВ ТОЛСТОЙ

Художник, презирающий Шекспира,Мудрец, юродствующий во Христе,Застывший в своенравной простотеСредь звездного ликующего пира.

Русь корчится от красных губ вампира,Убожество людское на кресте,И это белокаменные те,Что кинули Девкалион и Пирра.

Выслушивал Каренина и мольЛовил юрист, Бетховена бемольУбийца слушал, ревностью убитый,

Пил пунш Наполеон в Бородине,И чурку Петр строгал, а ШакловитыйНа дыбе выл с быками наравне.

"Мы правнуки Персея, к Андромеде..."