Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы - Григорий Ширман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
НЕРОН
Как Илион пылал со всех сторонОгромный Рим, от пламени пернатый,Валились равнодушные пенаты,Бесплатно их переправлял Харон.
В скоте и людях был велик урон,Красноречиво зарево сената.В ту ночь я цвел, и с башни МеценатаЯ пел себя, лирический Нерон.
Я слово подымал как меч убийца,Мне было весело глазами впиться,О, розовая ночь, в плеча твои.
Развратный снился мне Приам и некийМогучий жрец в объятии змеи,Я Лакоона пел в тиши Сенеки.
К МУЗЕ
Властительная выгнутая вся,Ты хороша в сонетном кринолине,Я не стыжусь твоих старинных линий,Их мрамор не покроет ржа сия.
Она в опавшем октябре, гасяПоследние цветы, листва в долинеЖелезной саранчой лежит и длиненТот путь ее, что в вихре начался.
Метель стиха, гуляй по сонным жилам,Крепчай, мороз, на диво старожилам,Их медленную память ледени.
Я буду мчаться по замерзшей Лете,Я буду петь дымящиеся дниИ черные шатры ночных столетий.
"И караван горбатый неуклюжий..."
И караван горбатый неуклюжий,И выгнутый как птица быстрый конь,И женщины, и звезды, – испоконьВы наши пленники, у нас в подслужьи.
Зато стихи – белей чем жир белужий,Красней чем угасающий огонь, –Поем под храп немокнущих погонь,Разбрызгивающих моря как лужи.
Не от того ль не солона трава,Не жалят наши горькие слова,Отточенные медленно и наспех,
И нет охотников не оттого льВ пустынных временах, в горючих распряхНа прохладительную нашу боль.
"Обыкновении фрески в Санта Кроче..."
Обыкновении фрески в Санта Кроче,Не выцвел желтый Джотто, никогдаКоленопреклоненные годаПеть не устанут красок узорочье.
Кратчайший к наслажденью путь, корочеНе отыскать в веках, ничья звездаТак не бывала долго молодаВ соборах тьмы под карканье сорочье.
Кто любит Леонардо и егоПоследовательное торжество,Не может не любить и флорентийца,
Умевшего в ночи еще полнейНеуловимым светом воплотитьсяВ движениях и ужасе теней.
"И взял он вместо камня и металла..."
И взял он вместо камня и металлаМогучий лед и высек липкий лик,И радуги восточных майоликВ морозном воздухе скула метала.
И рыхлая губа была не тала,Всё крепко блещет, раз мороз велик.Красиво, – кто-то на земле восклик,И в Тартаре стал тише стон Тантала.
Но в срок пришла веселая весна,Быстрее воска лед сгорел, деснаСтучала о десну во сне глубоком,
Железом ложный мастер звук облек,Планета к солнцу повернулась боком,И летом зимний сон был так далек.
ВАЛЬТЕР СКОТТ
И привели к правителю пирата,Поставили меж бронзовых колонн,Согнули в унизительный поклон.Правитель встал, похожий на Пилата.
Дарую выбор я, какая платаТебе милей, прекрасный Аполлон, –Петля и предрассветный небосклонИль дочь моя, что бесами объята?
И выбрал первое пират, но вдругМорозом охватил его испуг,Он согласился храбро на второе.
И мог родиться в мире тот, кто гордКак океан и пьян как сердце Роя.Узнал я это в замке Абботсфорд.
СВЯТОГОР
Не с долов ли глухих, не с гулких гор лиЯвился богатырь наш Святогор,Не кровь по нем бежит, руда по жилам горПереливается, и эхом клекот орлий.
У Святогора пересохло в горле,Он очи поднял – в небе день-костер,Он очи по земле задумчиво простер,Моря Хвалынские ночную синь простерли.
Я пить хочу, о мать сыра-земля, –Моря в единый дух, усом не шевеля, –Всё сделал Святогор, не повернувши бока.
Расти, земля, я в горы уберусь, –Он молвил так и был таков, ушел далеко.А сушу новую прозвало эхо: Русь.
"Изольда светлоглазая нас быстро..."
Изольда светлоглазая нас быстроЗавоевала, оттого беда,Стихи мы высекаем изо льдаВ сырой лаборатории магистра.
Чего там только нет, зурна и систра,Тараны, что громили города,И кости, что в далекие годаБродили от Танаида до Истра.
Доили кобылиц рабы, народБыл бабьелицый, не носил бород.Язиги, роксоланы и бастарны
Текли на юг, не ведая помех,Пьянели кровью эллинов янтарнойИ пленницам дарили дикий смех.
"В музее ледяном Арктиды синей..."
В музее ледяном Арктиды синейИх мускулистый ужас до сих порНе опустил свой пурпурный топорИ беззакатно блещет над пустыней.
Внизу в оленьих шкурах люди, свиньиВ Йоркшире хрюкают, их полон двор,В парижских ресторанах разговор,Что лучше русской в мире нет ботвиньи.
На белом Шпицбергене где-нибудьЛежит замерзшей молнией тот путь,Что вел того, кому надоедало
Блаженствовать века. Над бездной мглыСкала синела там. Как сын ДедалаГиперборей бросался с той скалы.
"Нетленно то, что ввек неповторимо..."
Нетленно то, что ввек неповторимо,Чей тайный лик навек себя укрылНепроницаемою сенью крыл,Как медью неразграбленного Рима.
Лишь то, что вновь придет, проходит мимо,Не вздрагивает наш земной настил,И обнаженных розовых светилНе рушится на небе пантомима.
О ты, поющий в клетке индивид,Венком самосожжения повит,Над ужасом ты властвуешь грядущим,
Прошедшее давно упало ниц,И настоящим дням, в ночи бредущим,Глядишь ты в очи солнц из-за страниц.
"На той земле, где погребен Херасков..."
На той земле, где погребен Херасков,Где Чаадаев сном столетним спит,Построят крематорий вместо плит,И пламень будет мрачен и неласков.
Запляшут мертвецы, костьми заляскав,И в нежный прах рассыпятся, навзрыдРодные всплачут, в урне прах укрыт,Как по обряду отдаленных басков.
Клумбарий будет улыбаться, цвестъ,Весна вам принесет святую весть,Что солнце снова радостно и живо.
А вы, под серым сводом скуки вы,Увлечены кровавою наживой,Не воспоете свежей синевы.
"Я расправляю правильные перья..."
Я расправляю правильные перья,Взмах мощных крыл как взмах меча могущ.Еще клубится дым болотных гущ,Распоротая стелется имперья.
Я рею в крепком воздухе безверья.Ствол сумрака опутал звездный плющ,И желчный месяц истощен и злющКак острый череп северного зверя.
Куда лечу, не знаю даже сам,Но рад гостеприимным небесам,Раскрывшим золотистые просторы.
Не птичий, – человечий гам внизу.Я в нем не утону, я тот, которыйРожден летать и в черную грозу.
"Мы не забудем имя Беатриче..."