Сквозь тайгу к океану - Михаил Викторович Чуркин

– Кушайте, кушайте, – приговаривала Дарья Афанасьевна, – может, подлить еще?

Сеня съел бы и еще такую же миску, но деликатно воздержался. За чаем Иван Васильевич сообщил ему, что переговорил с кем надо о его трудоустройстве и ребята согласились взять беглеца с острова на пробу. Пока только на малые грузы, то бишь таскать прессованные жмыхи и прочие легкие ноши. Платят за эту работу поменьше, но со временем, когда втянешься, поставят на тяжелые мешки.

– Там знаешь, помимо силы, сноровка и опыт нужны, – наставлял он Арсения. – Тут как-то здоровенные обломы сельские приходили работать, и, с ходу, ну тягать мешки «за уши» да на горб. Так у некоторых через несколько дней грыжа повылазила, а ведь говорили им ребята, нельзя так, это тебе не муку с телеги в амбар носить. Куда там, не слушали, вот и получили свое.

Из-за занавески выглянуло личико маленькой девочки.

– Иди сюда, выходи, не бойся, это хороший дядя, – позвал хозяин дома.

– Это наша младшенькая, Аленушка, умница-разумница – последыш. Маме помощница, учится хорошо, рукодельница. Все книжки в доме перечитала. Теперь в библиотеку записалась, а уж как рисовать может, впрямь настоящий художник.

Отец с гордостью погладил девочку по голове. Та застеснялась и спряталась за спину матери.

Арсений попенял себе, что, бродя по городу, не купил ребенку гостинцев. Тогда он вынул из кармана пятирублевую ассигнацию и протянул ее хозяйке:

– Это вам, Дарья Афанасьевна, за постой и угощение.

Та замахала руками:

– Что вы, что вы. Нешто за доброе дело платить надо. Мы по-христиански, по-людски к вам, с чистым сердцем, без корысти!

Иван Васильевич усмехнулся в седые усы и промолвил:

– Оставь, Арсений, деньги при себе. Они тебе на первое время пригодятся. А как жалованье получишь, так и посчитаемся. Мы люди трудовые, да и старшие дети нам помогают. Не бедствуем. Но ежели поможешь когда, дрова там поколоть, починить чего, коль позову – вот тебе и расплата.

Он похлопал смутившегося парня по плечу и сменил тему разговора.

На следующее утро Арсений и Иван Васильевич пришли в порт. Табельщик подошел к группе грузчиков, которые покуривали в ожидании начала смены, и представил своего «родственника». Мужики критически осмотрели исхудавшего парня, но, без лишних разговоров, зачислили его в одну из артелей.

– Ничего, – сказал один из них, – были бы кости, а мясо нарастет.

Портовые грузчики были, все как один, обветренными всеми морскими ветрами, худощавыми, жилистыми мужиками, острыми на словцо и любящие «соленые» шутки. В их поведении чувствовалась какая-то бесшабашность и даже кураж.

Сене выдали рукавицы, рогожный мешок, который рабочие накидывали на голову и плечи, чтобы труха и мусор от переносимых грузов не сыпались за шиворот, и поставили на разгрузку прессованных соевых жмыхов, которые надо было перегружать из вагонов на деревянные поддоны. Когда формировался штабель высотой в человеческий рост, поддоны краном перегружали в трюмы судна. Ноша была не тяжелая, но погрузка велась почти бегом, чтобы успеть как можно быстрей загрузить пароход. Товарищи по артели пояснили парню, что каждый час простоя, по вине портовых грузчиков, облагается штрафом, так что перекуры здесь короткие, лишь по пять минут. К концу смены Арсений, с непривычки, так умаялся, что едва держался на ногах. Придя после смены домой к своему благодетелю Васильевичу, он наскоро поужинал и, рухнув на постеленный на полу матрац, забылся глубоким беспробудным сном.

Казалось, прошло одно мгновение, а хозяин уже тряс его за плечо: «Вставай, Сеня, подъем, пора на работу».

У новоиспеченного портового грузчика болели все мышцы, но он бодро поднялся и, позавтракав гречневой кашей, сдобренной растительным маслом, с куском хлеба и попив чайку, был готов выйти на улицу, когда Дарья Афанасьевна вручила ему и мужу узелки с обедами. Пища была простая, но сытная. Три куска хлеба, намазанных смальцем, пара яиц да луковица, а к ним бутылки чая с молоком.

– Не надо, я в портовой чайной поем, – протестовал Сеня, но хозяйка была непреклонна:

– Нечего деньги по этим харчевням попусту тратить, – попеняла она. – Домашняя-то еда здоровее, чем в этих обжорках, а деньги побереги, жалованье только через неделю выдадут.

На третий день Арсений почувствовал себя значительно лучше. Он начал привыкать к работе и уже, со свойственным ему любопытством, стал присматриваться к людям и окружающей его обстановке. В этой «малогрузной» артели трудились в основном такие же новички, как и он. Были также люди, которые не имели достаточно сил и выносливости, чтобы поднимать тяжести по причине физической слабости или пожилого возраста. Кроме того, в эту артель отсылали на исправление «штрафников» – грузчиков, допустивших прогулы из-за пьянства или совершивших иные проступки.

У портовиков были свои писаные и неписаные законы. Например, если ты заболел, то должен сообщить об этом в бригаду и портовому доктору в санчасть. Ежели портовик прогулял смену без уважительной причины, то в табель ему ставили крест. Заполучив три креста подряд, работник вылетал из артели без возврата. День или два прогула еще могли простить, но вычитали деньги в пользу штрафа. За драку или иную хулиганскую выходку также штрафовали, а могли и попросту отлупить в укромном углу после работы. Когда наступал обеденный перерыв, то некоторые шли в харчевню, так называли портовую столовую, но большинство приходили со своей едой и усаживались в подсобке за длинный стол, ели принесенные из дома харчи. Перед обедом, за счет ежемесячных небольших взносов, на стол выставлялась солидная бутыль или две, смотря по числу едоков, водки. Каждый был вправе выпить свою порцию, но ежели ты непьющий, а были и такие, то мог уступить свой стаканчик товарищу, но не дай бог начнешь жадничать и не внесешь деньги на чарку, – сразу зачислят в «черный список» ненадежных товарищей, жадин и будут косо смотреть на такого. Однако пьяных на работе не терпели и выгоняли со смены взашей, поскольку работа была тяжелая и опасная. В любой момент можно было спотыкнуться или поскользнуться на тапе или сходнях и рухнуть на бетонный причал или в ледяную воду. После обеда грузчики законные полчаса отдыхали, покуривали и дремали, а затем с новой силой принимались за работу. Все важные и спорные вопросы решали на общих собраниях.

Арсению сразу пришлась по душе жизнь в шальном братстве портовых грузчиков. Она чем-то напоминала отношение к людям в партизанском отряде. Тяжелая работа сплачивала людей, так же как и опасность в бою. В трудную минуту грузчики выступали единым строем и никогда не давали