Ночь на хуторе близ Диканьки - Андрей Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасать твою невесту.
– Оксана-а! – вскричал опомнившийся кузнец, мигом вставая с колен и подхватывая молот на плечо. – Я з вами! А тока где ж нам тот шабаш шукать? Спросить бы хоть у кого.
– В заброшенной церкви за селом, больше негде, – уверенно ответил молодой выпускник Нежинской гимназии. – С неё всё началось, там, думаю, сила нечистая и реванш взять хочет.
– Ну-ну, нехай рискнут, бисовы дети…
Герои, не тратя больше слов, бодро заспешили вдоль околицы по тропинке за рощу. А над миром меж тем разливался тихой негой своей благословенный украинский вечер.
Вспомните то удивительное пограничное состояние природы, когда сумерки ещё прозрачны, солнечных теней уже нет, а лунные покуда не проявились. Воздух столь свеж, что, кажется, была бы кружка, так и пил бы его, как самую лёгкую и бодрящую брагу. Над головами только-только начали проклёвываться серебряные звёздочки, а петушиный крик уже обещал скорый приход полной отдохновения ночи как заслуженной награды за тяжесть трудов жаркого дня.
Николя шёл плечом к плечу с верным другом без страха и упрёка, словно бы в этот миг вся рать его чернышенских предков-козаков стояла у него за спиной. Руки стискивали древко косы, острый взгляд отмечал подозрительные тени, скользящие то справа, то слева, мысли были упоительно легки и сами собою складывались в чёткие возвышенные строки.
«Так есть ли что-либо на земле светлее уз товарищества? Ведь ежели посмотреть на нас сейчас трезвым взглядом умного человека, то спросит он: зачем же иду я на верную смерть в зримую любому засаду, где приманкой служит лишь одна капризная дивчина, которую вот так уж угораздило полюбить моему другу? Да и то, если тот же Вакула так очарован прелестями дочери козака Чуба, так пускай сам и спасает её, как легендарный паладин из европейских романов! – Молодой человек невольно покосился на широкую спину приятеля и поправил запорожскую шапку на голове. – Неужели, идя рядом, не вписываюсь я в логичное развитие сюжета его и её судьбы? Где же тогда моя роль, в чём моё участие, разве столь уж непременно надобно оно? Чудеса, да и только! Что же столь яростно толкает меня на верную погибель? Второй раз ведьмы да нечисть всякая с нами шутки шутить не станут. Но, получается, и впрямь в крови нашей есть святая вера в товарищество, и сильнее её нет ничего на всём белом свете, так что уж пусть теперь и сама смерть ломает себе зубы о наши христианские души…»
– Ну от и добрались, – тихо объявил кузнец, кивком головы указуя на полуразвалившийся храм божий.
Старая заброшенная церковь без креста, с давно выбитыми стёклами и покосившейся оградой выглядела сказочно и невинно в мягком лунном свете. К полуночи, когда «волчье солнышко» войдёт в зенит, так, наверное, храм и вовсе казался бы сделанным не руками человека, но вылепленным из туманной серебряной дымки. Тихо и мирно спал он, но от той тишины странная тревога вползала в сердце, сжимая кольцами страха, словно чёрная змея.
– Думаете, она вже там?
– Да, – рассеянно откликнулся Николя, шаря взглядом по сторонам. – Знаешь, быть может, нам всё-таки надо было позвать людей на подмогу?
– Тю, паныч, та кто пошёл бы на ночь глядя? Та ще из-за того, шо нам какая-то ведьма Наталка на живой свинье казала, шо Оксану нечистая сила за околицу заманила? Так то, може, один бы её батька з нами и пошёл! Ежели ще трезвый, а шоб старый дурень Чуб перед сном горилки не выпил – з того бы зараз все кобели на Диканьке передохли…
– Тоже верно. Так давай и мы зайдём с козырей!
– То як же?
– Тупо прём вперёд, ищем в церкви Оксану, огораживаем круг по полу цепью и держимся в осаде, как козаки при Азовском сидении.
– Ох и добре же ваши речи слушать, паныч Николя, як по написанному читаете.
– Образование – великая вещь.
– И то верно, в разумной пропорции!
Николя поморщился, словно у него резко заболели все зубы сразу, потом сплюнул на землю, перехватил косу поудобнее и быстрым шагом пошёл к церкви.
Нечисть уже и не особо скрывала поганые рожи свои. В кустах откровенно хрюкали черти, целый полк самых разнообразных ведьм, от горбатых старух до осьмнадцатилетних красавиц с чёрной душой, распластались в траве или замерли в густом фиолетовом небе.
Мелкие бесы короткими перепрыжками вздымали пыль от одного пригорочка до другого. Слышалось шипение ядовитых гадов, хлопанье крыльев нетопырей, лязг волчьих клыков, скрежет ножей и чьё-то невнятное рычание.
– Главное, не бежать, – тихо предупредил Николя. – Иначе не выдержат и кинутся на спину.
– Сам чую, – глухо подтвердил кузнец, демонстративно перебрасывая тяжёлый молот из руки в руку с той же лёгкостью, с коей малое дитя держит сахарного петушка на палочке. – Да тока у них до нас другое дело, дотерпят, поди, без разговоров не убьют. Ще не бачив ни одной ведьмы, шоб поболтать не хотела, есть у них тот бабский грех…
– Пожалуй.
И то верно, кто же слышал о нечистой силе, упускающей возможность почесать языком со своей жертвой? Что бесы, что черти, что ведьмы да колдуны, все треплются так, словно им по жизни поговорить не с кем. А тут такая редкая возможность – сразу два молодых козака да ещё красавица-дивчина, романтизм, страсть, любовь, борьба, чувства-а…
– Вон она, в центре, у алтаря!
Вакула чуть подвинул друга и первым кинулся к связанной девушке с кляпом из её же шёлковых лент в дивном ротике. У ног несчастной горела крохотная свеча…
– Не дышит, паныч! Може, вже вмерла?!
– Глупости, – присоединился к осмотру Николя, первым делом проверивший пульс красавицы. – В обмороке, сознание потеряла. По щекам её похлопай… да аккуратно же!
Тяжёлая ладонь кузнеца с непривычной нежностью всё ж таки влепила Чубовой дочке две такие пощёчины, что несчастная в сей же миг пришла в себя.
– Ой мамоньки-и… ой що деется?! Та где я и зачем же, Христа ради, меня сюда принесли? Может, я уже вся украдена и… и…
– Не бойся, моё серденько, то я, Вакула!
– А-а, узнаю тебя, что же, сундук мой готов?
– Походу, она головою ударилась, – решительно сказал Николя. – Поднимай её, выноси на свежий воздух. Может, разум вернётся. Ну а нет…
– Не смейте так говорить, паныч! Оксанонька, золотце моё, рыбонька моя, солнце ясное, подивись на меня взглядом осмысленным, а?!
Тут диавольский хохот раздался со всех сторон! Молодой гимназист едва успел с нереальной скоростью растянуть стальную цепь в не очень ровный круг, как вся церковь мигом наполнилась ликующей нечистью.
– Поймались! Купились! Бейте их, грызите, царапайте-е! – Только ломанулись бесы с ведьмами вперёд, как замерли перед железом, не в силах преступить круг.
– У-у, нехорошо, не по-соседски получается, козаки! Выходите уже, погуторим по-светски, як в культурных хатах всей Европы принято!
– Паныч, можно я им ту Европу неприлично зарифмую?
– Не стоит, было бы перед кем оправдываться. Пусть хоть слюной захлебнутся, а мы из круга ни ногой.
– Зовите Солоху! – прокричал кто-то свинячьим голосом с подхрипывающими гласными.
– А що мене звать, так вот она я. – Из смешанной толпы вышла дражайшая пани Солоха с помелом наперевес. – Дайте подивиться, що тут у вас деется? Так, що Оксанку споймали, то добре. Будет знать, як мешать моим полюбовностям з её батькою. О, и тощего паныча Николя зловили?! Яка негаданна радость! От будет знать, учёна крыса, як мого сыноньку з пути сбивать…
– Мамо-о, – тихо выдохнул побледневший кузнец.
– Вакула-а, – в той же тональности всплеснула полными руками Солоха, со стуком роняя на пол помело. – А ты що тут робишь? А ну, марш до хаты, неслух эдакий!
– Ни, мамо. Я тут буду. С Николя та Оксаною.
– Забить их, забить всех! Крови христианской хотим, крови-и-и! – загомонила толпа.
Солоха наклонилась, медленно подняла помело и встала одна против всех.
– Оксану ешьте, паныча длинноносого – ешьте, но коли хто моему единому сыноньке тока зуб покажет – своей рукой усю челюсть выбью!
– Да что же за безобразие тут творится?! – в голос взвыл кто-то из вурдалаков. – Получается, мы из-за одной дуры-ведьмы такого блюда лишимся? Уберите её уже отсюда, ужинать пора!
– Якая сволота там ще чирикает? – спросила мать кузнеца, с необыкновенной скоростью вращая помелом над головой. – От я ж те башку дурную в твою дупу засуну и всим скажу, що воно так и було!
Толпа старых ведьм бросилась на неё со всех сторон с сетью и верёвками. Пары минут не прошло, а мятежную Солоху выдворили из церкви. Вакула дёрнулся было на защиту матери своей, но рука Николя оказалась быстрее и твёрже – один взмах косы над цепью, и добрых полдюжины ведьм лишились любимых бородавок на носу, а кто и самих носов! Вой поднялся-а-а преоглушительный…
– Щиро дякую, паныч!
– Да ради бога, для тебя не жалко.
