Бульдог. В начале пути - Константин Калбазов

– Здравия тебе, Петр Алексеевич. – Граф Механошин, приблизившись к императору, отвесил приличествующий поклон.

А молодец. И первым оказался, и вроде как особо не выделяет императора. Все как завещал Петр Великий. Оно конечно, хозяину дома не пристало выделять кого-либо из гостей, так как для него они все равны. Но с другой-то стороны, приличия требуют поздороваться. Вот он и следует этим самым приличиям.

– И тебе поздорову, Петр Семенович. Я гляжу, у тебя тут веселье в самом разгаре.

– Не у меня, Петр Алексеевич, а у общества, – тут же нашелся граф.

Это привычка, обязывающая к осторожности. Дед в свое время нещадно штрафовал провинившихся хозяев домов непомерными чарками водки. Эдак пару раз опростоволосишься, а потом валишься с ног, не в состоянии совладать с зеленым змием. С одной стороны, все одно особого влияния на ход ассамблеи оказать не можешь, но, с другой – нехорошо, когда хозяин в непотребном виде. Указы указами, а законы гостеприимства для русского человека святы, и никакими распоряжениями того не изжить.

– Дом-то твой, Петр Семенович, – делано вздернул брови император.

– Нынче его двери открыты всем желающим, и здесь действуют лишь законы ассамблеи, покуда кто на них не покусится. И уж я-то этого не собираюсь делать и подавно.

– И чего так опасаешься? Я-то к хмельным потехам ровен, – не унимался Петр, направляясь в сопровождении хозяина из зала, дабы не смущать присутствующих и не вселять надежд.

– А от тебя, Петр Алексеевич, тут ничего и не зависит. Помнится, покойный император специальный указ об ассамблеях издал и повелел следовать ему, пока не заведется особый обычай по ассамблеям.

– Выходит, завелся обычай?

– Не лукавь, Петр Алексеевич. Ведь ведаешь, что завелся. И слава тебе господи. Как вспомню проделки генерал-прокурора, так дурно становится.

Это да. Без перегибов новое никак не угнездится. Ягужинский, поставленный следить за исполнением правил ассамблей, в усердии своем опаивал народ так, что Петру Великому особо пришлось указывать на некоторые моменты. Так, запрещалось подавать питье лежачим, даже если будут просить. Захмелевших и упавших гостей следовало складывать в сторонке, дабы они не мешали танцам, при этом отделяя мужчин от женщин, во избежание конфуза. Сегодня такие разбитные гулянья уже в редкость, разве только на мужских пирушках да попойках.

– Ну нынче Павел Иванович куда как степеннее стал, – в очередной раз не сдержав улыбки, подметил Петр.

– За что тебе, Петр Алексеевич, отдельная благодарность.

В этот момент у музыкантов закончился перерыв, и по залу поплыла музыка. Петр даже прислушался, уж больно необычно она звучала. Нет, мотивы очень даже знакомые и ласкающие слух, вот только слышать на ассамблеях не иноземную музыку было в диковинку. Он невольно огляделся по сторонам.

Хм… Мужчины все одеты в иноземные платья, и даже парики у большинства присутствуют. У тех, кто помоложе, волосы длинные, по плечи, и либо уложены в локоны, либо, как у императора, забраны в хвост.

А вот у женской половины изменений куда как больше. Причем опять же выделяется в основном молодежь. На первый взгляд платья вполне себе иноземного покроя. Но стоит присмотреться, как становятся заметны отличия, в крой и убранство привнесены русские мотивы. Оно вроде и немного, но в то же время платья уже как бы и не иноземные, эдак серединка на половинку. Петр даже голову склонил набок, залюбовавшись петербургскими модницами.

– Сударь, позвольте вас пригласить?

Петр даже замер от удивления. Ничего странного в том, что девушка приглашала кавалера, не было. Мало того, это даже особо оговаривалось еще дедом, и согласно указу отказывать дамам возбранялось категорически. Сегодня на тот указ уже мало смотрят, и тем не менее в том, чтобы на танец пригласила девушка, не было ничего сверхъестественного, вполне сложившаяся традиция.

Иное дело, что на Петра это никак не распространялось. И даже не потому, что он императорская особа. Просто всем было прекрасно известно, что с некоторых пор он не любит танцы. Ассамблеи старается посещать, дабы поддержать это начинание. Откат к допетровским временам, когда женщин запирали в светлицах, ему был не по душе. Об этом он открыто заявлял, опасаясь того, что дворянство опять вернется к своему былому затворничеству. Неправильно это, потому как ведет к косности.

А девица на диво хороша. Лет восемнадцати, высокая, статная, русоволосая, с приятным овалом лица, большими голубыми глазами… Прелестница, да и только. На такую раз взглянешь, а потом не сможешь отвести взор. И такая чаровница, не сыскав себе кавалера, устремилась на поиски сама?

Вот уж во что верится с трудом. Скорее уж решила произвести на императора впечатление. Ведь всем известно, что уже долгое время у него нет ни пассии, ни законной невесты. Вот только и отношение Петра к данному вопросу тоже всем известно. Обжегшись на молоке, на воду дуют. Поэтому Петр опасался подпускать близко к себе кого-либо. Опыта с Долгоруковыми ему хватило с избытком. Так что лучше обождать, окрепнуть, а когда появится полная уверенность, что не подомнут под себя, тогда можно будет и о женитьбе подумать.

Разумеется, можно было бы рассмотреть варианты с династическим браком, но надобности в том пока нет. Во всяком случае, он таковой не видел. И потом, что такое династический брак? На его взгляд, одна только видимость. Насколько успели сродниться французский и испанский престолы, и то войны между ними чуть не традиция.

Заведи полюбовницу, так тут можно только головную боль получить. Тому примером хотя бы тот же французский двор. Да и память о фаворите Иване была еще жива. А у него и без того забот выше головы. Потому и сторонился он всяческих отношений и надежды никому не подавал.

Но тут юноша удивился самому себе, явно заинтересовавшись возможностью принять участие в танцах. И ведь дело не в том, что неприлично отказывать даме, подавая дурной пример, а просто не хочется отказывать вот ей.

Петр невольно снова прислушался к музыке. Взглянул на танцующие пары. Нет, ни одной знакомой фигуры не улавливается. Это явно какой-то новый танец. Опять же видно привнесение русского. Что-то подобное было на ассамблеях его двора, еще до болезни. Эдак развлечения ради. Но… Нет. Там были просто русские народные танцы, здесь же все по-иному. Все те же четкие и выверенные фигуры и жесты, но другие.

– Простите, сударыня, не сочтите за дерзость… Не хотите ли легкого вина?

– Вина, сударь? – Брови девушки взметнулись вверх в явном недоумении.

– Прошу вас, бокал вина, – приблизившись так, чтобы его могла слышать только она, тихо произнес он, одновременно предлагая руку.

– Хм. Хорошо, сударь. Молодого, белого, – беря его под локоть, произнесла девушка тоном, предполагающим объяснения со стороны кавалера.

Краем глаза Петр заметил опешившего Механошина. Тот явно был удивлен выходкой девицы, но никак не мог сообразить, кто она такая.

– Видите ли, сударыня, у меня и мысли не было обижать вас отказом, – когда они с бокалами в руках смогли найти некое уединение в углу зала, заговорил Петр. – Прошу понять меня правильно, но если бы это был хотя бы менуэт, то я не ударил бы в грязь лицом. Но, как вижу, с тех пор когда я в последний раз занимался танцами, слишком много воды утекло.

– Извините, а вы не могли бы сначала представиться?

– Я-а?

– Конечно, вы. Даме не пристало представляться первой.

– А. Ну да. Петр. Петр Михайлов, – вспомнив, под какой фамилией выступал его дед в турецком походе, представился юноша.

Михайлов… Михайлов… Девушка попыталась выудить из памяти хоть что-то связанное с этим родом и вынуждена была капитулировать. А ведь она считалась вполне образованной, владела тремя иноземными языками, а уж с историей родов была знакома и подавно. Однако ни к одному старинному роду этот молодой человек не принадлежал. Как не принадлежал он и ни к одной фамилии из служилого дворянства, имеющей хоть какие-то серьезные заслуги.

Явно дворянин. Не иначе как из служивых. Ну что за дубина! Разумеется, парни его возраста не имеют никаких достижений, а потому без зазрения совести бахвалятся достижениями или положением своих родителей, не забывая приплетать и родословную. Причем если из служилого дворянства, то обязательно их отцы чем-нибудь эдаким отличились на полях сражений, а потом были благополучно оттерты более значимыми по положению вельможами. А этот… Михайлов. Вот как хотите, так и понимайте.

– А могу я узнать ваше имя, прелестная незнакомка?

– И вовсе не прелестная, – тут же встопорщилась девушка, как рассерженный котенок, но, увидев легкую растерянность юноши, все же смилостивилась. – Княжна Туманова. – Запнулась и добавила: – Анна Александровна. Петр…

– Простите. Алексеевич.