Гарторикс. Перенос - Юлия Борисовна Идлис

Через несколько дней, когда гиросферы вернулись с Арены, темно-синего было не узнать.

Он лежал на боку, распластав по дну клетки измочаленный хвост; пурпурные струи текли сквозь железные прутья и уходили в песок. Чешуя от левой подмышки до бедра была распорота; под ней сочилось пурпуром дрожащее мясо. Преобразователя на нем не было, и он только хрипел, судорожно, через боль проталкивая воздух в чешуйчатое горло.

Мастер Сейтсе, не глядя на столпившихся вокруг драков, распахнул клетку и отошел, раздраженно дернув хвостом. Двое надсмотрщиков живо просунули сквозь прутья электрокопья, заставляя темно-синего встать. Это ему удалось не сразу. Получив несколько ощутимых тычков, он наконец приподнялся и выполз наружу, оставляя на песке широкий пурпурный след.

В толпе драков чуть слышно прошелестело слово «проигрыш». Мастер Сейтсе наклонил голову набок и слегка разжал челюсти, обнажив частокол острых как бритва зубов. Эштон, который оказался в первых рядах, мог поклясться, что хозяин Ангара D13 улыбается.

– Девяносто третий выиграл свой первый бой, – объявил мастер Сейтсе, не обращая внимания на попытки темно-синего отползти подальше. – Но проиграл второй – с гораздо более высокой ставкой. Из-за него Ангар потерял две тысячи койнов. Вам, конечно, это ни о чем не говорит – деньги существуют только для свободных горожан. Так что я переведу: это больше, чем стоит ваша кормежка на два выезда вперед.

Темно-синий защелкал дрожащим горлом, припадая к земле и обводя драков умоляющим взглядом. Никто не двинулся с места.

– Я мог бы убить его еще на Арене, – сказал мастер Сейтсе, – но тогда его пришлось бы там и оставить. А вас до следующего выезда было бы нечем кормить.

Огромный, чуть не вылезший из орбиты глаз темно-синего остановился на Эштоне. Эштон замер, ожидая, что будет сказано дальше.

– Так что я решил наплевать на правила и быть щедрым, – ухмыльнулся мастер Сейтсе, глядя на отчаянные попытки темно-синего принять боевую стойку. – Налетайте.

Темно-синий издал хрипящий панический вопль, взбивая окровавленный песок сломанным в нескольких местах хвостом. Пару мгновений драки стояли не двигаясь. Потом Восемнадцатый нерешительно сделал полшага вперед, нагнулся и слегка приподнял хвостовую пику…

Тут из-за его спины выскользнула бесшумная тень, мелькнув ярко-зелеными гребнями. Сорок первый в прыжке пролетел мимо Восемнадцатого, увернулся от отчаянного удара боковым гребнем, нырнул под мотнувшуюся над самым виском хвостовую пику и сомкнул челюсти на горле темно-синего, заодно распоров ему брюхо острой костяной шпорой.

Обмякшее тело темно-синего еще судорожно подрагивало, а Сорок первый быстрыми жадными глотками уже пил его кровь, с треском раздирая задними лапами чешую на брюхе, чтобы добраться до теплого мяса.

Эштон почувствовал, как внутри собственного черепа его выворачивает наизнанку, – и тут же с ужасом понял, что тело его не видит в происходящем ничего отвратительного. Напротив, с какой-то утробной радостью оно потащило его вперед, за остальными драками, которые, сверкая голодными глазами, осторожно подбирались к пирующему Сорок первому.

Эштон уперся передними лапами в землю, что есть силы вогнав длинные когти в песок, чтобы не поддаться чувству голода и не сдвинуться с места. Он видел, как Сорок первый хвостом и шпорами отгоняет осмелевших драков, сдирая с костей и тут же заглатывая целые куски мяса. Восемнадцатый пристроился напротив, настороженно вскинув хвостовую пику, и уже с Сорок первым они рвали тушу вдвоем; потом к ним присоединился пяток самых голодных.

Насытившись, Сорок первый отошел и стал кувыркаться в песке, как большая собака, счищая с чешуи засохшую кровь и ошметки мяса. Драки, которые опасливо наблюдали за ним со стороны, восприняли это как сигнал и накинулись на окровавленные останки, скрыв их от глаз Эштона. Только тогда он смог наконец выпрямиться и отойти, в очередной раз поймав на себе змеиный взгляд ярко-зеленых глаз.

Пир на площадке продолжался до самых сумерек. Когда надсмотрщики электрокнутами и копьями разогнали всех по баракам, на пурпурном песке остался начисто обглоданный нежно-голубой скелет и несколько обрывков чешуи.

Кормили их впроголодь. Надсмотрщики следили за тем, чтобы еды на всех не хватало: мастер Сейтсе говорил, что это провоцирует среди обитателей его Ангара здоровую животную конкуренцию. Раз в несколько дней через отверстие в потолке барака сбрасывали пять или шесть неуклюжих птиц с нежными кожистыми шеями и мягкими разноцветными перьями на коротких крыльях. Птицы шлепались вниз, клекоча от ужаса, и в бараке начиналась короткая, но жестокая схватка.

Старые опытные драки занимали места под самым отверстием, поэтому им доставалось больше. Восемнадцатый, который был на голову выше всех, мог достать птицу прямо из воздуха, прежде чем она долетала до пола. Но стоило ему сомкнуть челюсти, как половину еще живого тельца вырывал у него изо рта Сорок первый. Остальным доставались ошметки. Голодные рептилии дрались даже за жесткие кожистые лапы и головы с толстыми трехгранными клювами, в которых почти не было ни мяса, ни крови.

За малейшую царапину, нанесенную друг другу, драков жестоко наказывали. Борьба за еду была единственным исключением из этого правила. Эштон несколько раз видел, как во время кормления Восемнадцатый пользовался суматохой, чтобы оттрепать того, кто ему особенно не нравился, – кроме Сорок первого: при относительно небольших размерах тот был гораздо быстрей и ловчей, и его боялись ничуть не меньше.

Эштон знал, что Сорок первый за ним наблюдает. Он часто ловил на себе змеиный взгляд ярко-зеленых глаз, не выражавший ни одной человеческой эмоции – ни любопытства, ни жадности, ничего. Эштон не мог даже сказать, что Сорок первый смотрит на него как на пищу, потому что и на пищу тот смотрел так же, как на всё остальное, – спокойно и цепко. Как будто чего-то ждал.

Несколько раз Сорок первого в числе прочих вывозили на Арену. Другие возвращались оттуда с кровоточащими следами от зубов, когтей и даже клинков, но на Сорок первом не было ни царапины. Он зарабатывал Ангару деньги и уверенно догонял по количеству баллов Восемнадцатого, которого, как одного из старейших чемпионов, берегли для редких поединков с самыми высокими ставками. Каждый раз, когда Сорок первый возвращался с Арены с очередной победой, Восемнадцатый становился особенно раздражительным, шипя и щелкая пастью на путающийся под ногами молодняк. Все понимали, что стоит их баллам сравняться, и ценным чемпионом Ангара станет Сорок первый, а Восемнадцатого перестанут беречь.

За сто сортировок большинство драков в Ангаре D13 успевало погибнуть – либо от истощения, либо от ран на Арене. Эштон еще ни разу не видел «церемонии освобождения», когда драку смывали клеймо с морды и выпускали за ворота. Опытные драки