В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Велась на заводе и профсоюзная работа. Она сосредоточивалась вокруг страховой кассы.
Задачей своей я на первых порах поставил оживление профсоюзной работы, вовлечение в профсоюз возможно большего числа рабочих, ознакомление их с нашей партийной программой.
В это время меньшевики-ликвидаторы подняли кампанию за создание легальной рабочей партии и созыв «рабочего съезда». Ленин поставил перед большевиками задачу не дать меньшевикам повести рабочий класс по пути соглашения с буржуазией и царизмом, не позволить сделать рабочих орудием буржуазной политики, не допустить проникновения в среду пролетариата духа либерализма и оппортунизма. Большевики должны были овладеть профессиональным движением и возбудить в рабочих дух непримиримой борьбы против эксплуататоров, настойчиво прививать им идеи революционного социализма.
Когда на партийной группе был поставлен вопрос о характере работы в профсоюзах, нашелся только один член РСДРП, который заявил, что вовлечение рабочего класса в политическую борьбу потерпело окончательное поражение в революции 1905 года. Рабочие не поддержали его. Мы, как и все большевики, повели упорную кампанию против создания легальной рабочей партии и созыва «рабочего съезда». И большевики в этой борьбе победили, сохранив пролетарскую революционную партию, которая привела рабочий класс к победе.
Как ни старались мы соблюсти конспирацию, наша работа все же привлекла внимание полиции. Правда, полиция не добралась до партийной группы, но допросила двух профсоюзных активистов.
— Вы что это там за собрания устраиваете?
— Мы никаких собраний не устраиваем, только иногда собираемся по делам нашей страховой кассы.
— Знаем мы эту кассу… Кассиры какие нашлись! Смотрите, заметим что — скрутим.
Никаких последствий этот полицейский допрос за собой не повлек, и наша партийная работа продолжалась по-прежнему. Мы только стали осторожнее.
В апреле, когда я уже закончил установку киноаппаратуры и потешал непритязательных обывателей Большого Токмака обрывками старых картин, кино посетил один из помощников пристава. После окончания сеанса он ушел вместе с хозяином. Меня немного встревожил этот визит. Я связал его с недавним допросом наших профсоюзных активистов. «Значит, полиция не успокоилась», — подумал я.
Нужно сказать, что к тому времени наша партийная работа значительно развернулась, группа окрепла. Шла подготовка рабочих к предъявлению администрации завода требований о заключении коллективного договора.
Когда я закончил следующий сеанс, у выхода из кино меня встретил хозяин. Он сказал, что помощник пристава подробно расспрашивал обо мне и взял у него мой паспорт.
Я сделал вид, что меня мало трогают заботы полиции о моем паспорте, а сам подумал о том, как бы получить хоть немного денег.
— Вы дайте мне денег, я хочу одежонку кое-какую купить.
— Сколько за мной накопилось?
— Рублей тридцать, кажется.
— Вот вам пока двадцать рублей.
Оповестив товарищей о создавшемся положении, я в ту же ночь покинул Большой Токмак, оставив полиции фальшивый паспорт. В Симферополе я сделал доклад о проведенной работе, получил явку и отбыл в Одессу, надеясь закрепиться там на более или менее длительное время.
* * *
Паспорт, который мне дали в Симферополе, не был надежным, о чем симферопольцы меня предупредили. Это значило, что я должен вести себя так, чтобы не попасть в руки полиции при первой же прописке.,
На явочной квартире в Одессе мне сказали:
— Товарищ, если у вас с паспортом не все в порядке, не вздумайте прописываться. Проверка приезжающих идет тщательная.
Значит, нечего было и думать осесть в Одессе.
Поселили меня у двух девиц, посещавших фельдшерские курсы. Здесь я пробыл недолго. Девицам померещилось, что за их домом ведется наблюдение, и они всполошились. Тогда меня поместили на одну из землечерпалок: «Народ там свой, прописки не требуется, может, и на работу устроишься».
Одесская организация РСДРП была разгромлена, и большевики напрягали все усилия, чтобы наладить партийную работу. Большевики еще держались на Пересыпи, но в порту были разгромлены. Этим воспользовались меньшевики и начали закреплять там свои позиции.
Большевики решили восстановить свое положение в Одессе и провести в правление союза портовых рабочих своего представителя. Вопрос о выборах правления союза обсуждался на партийном собрании городского района. Меньшевики на этом собрании преобладали. Мы выставили большевистскую кандидатуру. Меньшевики стали возражать. Нас поддержала группа рабочих-грузин. Но меньшевики все же были в большинстве и провели своего представителя. Но зато мы обнаружили в Одессе большевистскую грузинскую группу, усилив таким образом свои силы.
На одной из землечерпалок я, к моей великой радости, встретил двух рабочих с керченского землечерпательного каравана, активно участвовавших в забастовке. Они меня сразу узнали.
— Малаканов! Откуда?
— Здравствуйте! — ответил я. — Да не кричите, пожалуйста!
Оба спохватились:
— Экие мы остолопы… Забылись с радости-то! Ну, ничего, никто не слышал. Как тебя кликать-то?
— Кудрявцев. А вы как очутились здесь?
Товарищи отвели меня на бак землечерпалки и рассказали обо всем, что произошло в Керчи в мое отсутствие.
Рабочий комитет керченских портовиков просуществовал, оказывается, два года. Администрация не раз пыталась разогнать комитет, но рабочие горой стояли за него, грозили забастовкой.
— Но вот провели мы в комитет одного из активнейших ребят — Ткаченко. Да ты, верно, помнишь его: он часто выступал. А как попал Ткаченко в комитет, так и пошла разноголосица. Работа ослабла. Администрация узнала, что у нас согласия нет, и начала помаленьку увольнять то того, то другого. Так и до нас двоих добрались. Комитет распался… Провокатором, что ли, Ткаченко был; так мы его и не раскусили…
Вынужденные покинуть Керчь, оба машиниста переехали в Одессу и поступили на землечерпалку.
— Вы в партии? — спросил я.
— А как же!.. С того времени, как ты ввел нас, мы и состоим в партии. Все поручения выполняем. Нам и тебя поручили устроить, только мы не знали, что это ты. Живи теперь у нас…
Целый месяц я пробыл в Одессе и не смог никуда поступить на работу. Одесские большевики всячески старались помочь мне найти заработок, но тщетно. В конце концов решили, что оставаться в этом городе мне не следует. Я уехал из Одессы.
В бесплодных поисках работы я побывал в Екатеринославе, в Ростове-на-Дону, но устроиться там не удалось. Жесточайший экономический кризис того времени парализовал всю экономику страны. Попасть на заводы, выбрасывающие рабочих сотнями на улицу, было почти невозможно.
Ростовский комитет РСДРП решил направить меня в Царицын. Дали мне явку, купили билет. Я простился с товарищами, прошел пешком до ближайшего разъезда, сел на поезд и уехал.
Дорогой я думал: «Если не удастся осесть в Царицыне, поеду в Сибирь, в родные
