В годы большевисткого подполья - Петр Михайлович Никифоров

— Ну, я.

— Чего же в волость-то не пошел?

— Собаки не пустили.

— Экой ты! Так в мокре и валялся?

— Нет, на печке.

— Ну, вылазь да уходи, а то еще солому спалишь.

— Мокрую-то?

Я был зол на мужика и на сырую погоду.

— Проваливай! Проваливай! — сердито прикрикнул мужик.

Я отряхнул с себя солому и направился по тропинке к железной дороге.

Так пешком, а кое-где на товарном поезде или на ступеньке пассажирского вагона добрался я до Рыбинска. Здесь решил во что бы то ни стало добиться какой-нибудь связи с рабочими. Подошел к железнодорожным мастерским, сел и стал ждать. Из мастерских выходили рабочие, входили обратно, но я не решался ни с одним из них заговорить. Наконец выскочил мальчик-ученик. Я подозвал его к себе.

— Позови ко мне кого-нибудь из ребят.

Мальчик посмотрел на меня, подумал и спросил:

— Тебе, наверно, Алексея надо?

— Да, его самого, позови.

Я тревожно смотрел на калитку. Скоро вышел мальчик, а за ним рабочий в синей блузе. Мальчик указал на меня, а сам куда-то убежал.

Рабочий подошел ко мне.

— Вы меня звали? — спросил он.

— Да. Мне нужна ваша помощь.

— А почему вы именно меня вызвали? Разве вы меня знаете?

— Нет. Я попросил мальчика, чтобы он вызвал кого-нибудь, и он вызвал вас.

— Какой помощи вы от меня хотите?

— Я бежал из тюрьмы. Иду пятый день без хлеба, без паспорта, и, как видите, одежда моя тоже кончается. Прошу только одного: дайте немного денег, чтобы я мог добраться до Костромы. И, если можно, что-нибудь поесть.

Рабочий внимательно присматривался ко мне. Потом решительно сказал:

— Обождите здесь, я сейчас вернусь.

Я ждал спокойно. Была уверенность, что помощь получу. Рабочий скоро вернулся. Он шел, вытирая ветошкой руки.

— Идемте в трактир. Скоро у нас перерыв на обед. Подойдут ребята, пообедаем и поговорим там.

По дороге в трактир я сказал рабочему, что я социал-демократ — большевик, и повторил, что бежал из тюрьмы, что иду пятый день от Москвы. Где был совершен побег, я не сказал. Да он меня и не спрашивал.

В трактире он заказал обед. В первый раз после тульской тюрьмы я ел горячую пищу. Подошли еще двое рабочих и сели к нашему — столу. Рабочий рассказал им о моем положении. Оба сейчас же ушли.

— У вас есть связи в Костроме? — спросил рабочий, приведший меня.

— Нет. Я в этих местах никогда не бывал и иду туда потому, что там меня никто не знает.

Рабочий задумался.

— Трудное дело. Паспорта мы вам дать не можем, связей тоже…

— Я это понимаю. Благодарю и за то, что вы мне верите и оказываете помощь. А связаться с партией я надеюсь, работая на производстве.

— У меня в Костроме есть знакомый ткач. Пожилой человек, беспартийный. Запишите его адрес, а на словах передайте, что Николай Григорьевич просит помочь вам найти работу. Он поможет.

Скоро вернулись те, что уходили. Они принесли мне пиджак и семнадцать рублей.

— До Ярославля устроим вас на паровозе, а дальше возьмете билет.

Через час я мчался на паровозе в Ярославль, относительно прилично одетый и с деньгами. В Ярославле я взял билет и поехал дальше.

В Костроме я пошел по указанному мне адресу. Старик-рабочий жил одиноко. Он предложил мне временно остановиться у него. «А с паспортом как-нибудь наладится: среди грузчиков есть добрые знакомые», — сказал он.

Пока я отлеживался у старика, проживая полученные в Рыбинске деньги, он добыл мне паспорт.

— Это, дружок, паспорт настоящий. Владелец одолжил его мне. Поехал на барже в Нижний, ему паспорт и не нужен. Живи пока по нему.

С устройством на работу дело затянулось. Старик попытался определить меня слесарем на текстильную фабрику, но из этого ничего не получилось: очень уж много безработных ждало случая поступить туда.

После долгих поисков мне удалось, наконец, устроиться в кинотеатр демонстратором.

Проекционные аппараты были тогда фирм «Патэ» и «Гомон». Я был знаком с аппаратом «Патэ» и стал работать. Моторов у аппаратов в то время не было, и надо было приводить их в действие вручную.

Больше недели я крутил ручку аппарата. За эту неделю я заработал восемнадцать рублей. Положение мое улучшилось. Но вот началась демонстрация новой картины «Жизнь и страдания Иисуса Христа». Картина производила на верующих потрясающее впечатление: в зале истерики, плач. «Вот те раз! — думаю. — Выходит, религиозной пропагандой занялся. Не годится, надо что-нибудь другое придумать».

Я решил бросить службу в кинематографе. Посоветовался с моим квартирным хозяином, стариком. Он одобрил мое намерение и раздобыл мне полугодовой паспорт. С этим документом я, уйдя с работы, перебрался в Нижний Новгород.

Здесь мне повезло. Я поступил на городскую электростанцию и заработал тридцать рублей. Теперь я мог двинуться дальше. Но надо было связаться с партией. Это я мог сделать только в Крыму, куда и направил свои стопы.

В Крымском комитете мне сказали:

— В Крыму вам, товарищ Петр, едва ли удастся удержаться. Необходимо перекочевать туда, где вас не знают.

Симферополь — не промышленный город, и особого интереса оставаться в нем у меня не было. Я сказал, что хотел бы устроиться где-либо на заводе, например в Мелитополе. С моим предложением согласились и дали мне явку в Мелитополь.

Перед отъездом я решил зайти на электростанцию, где работал до ареста. Станция принадлежала инженеру Шахвердову. Мое появление было для него таким же неожиданным, как и исчезновение.

— Да вы, оказывается, живы?

— Как видите, жив и здоров.

— Но куда вы тогда исчезли?

— Болел туберкулезом. Кровь горлом пошла, увезли в туберкулезную больницу.

— А мы с женой ломали голову, куда мог деться наш монтер? Я уже хотел ваш паспорт в полицию отнести, да все откладывал, а потом и забыл. Он так и лежит у меня. А болели вы что-то уж очень долго, — сказал он подозрительно. — Опять работать у меня останетесь?

— Что же, можно и у вас, только лучше в отъезд куда-нибудь.

— Что так? Разве здесь не нравится?

— Отдохнуть хочется после болезни на более легкой работе.

— Ну что ж, можно и в отъезд. В Большом Ток-маке надо поставить небольшую электростанцию и оборудовать кинематограф. Работы месяца на три будет.

— Там, кажется, заводы есть?

— Есть завод сельскохозяйственных машин Фукса.

В Большом Токмаке, кроме завода Фукса, работала большая вальцовая мельница, на которой мне и предстояло ставить станцию и оборудовать кино.

Работа отнимала у меня весь день. Вечерами я занимался партийными делами. На заводе была небольшая партийная организация. Во время стачек 1906 и 1907