Статьи 1998-1999 г. - Сергей Кара-Мурза

Но здесь нам важнее сама мысль: подъем экономики национальных окраин привел к развалу СССР, его погубил мощный союзный народнохозяйственный комплекс. Мне эта мысль не кажется правильной и по сути, но главное, что она не имеет логической основы.

Эта мысль означает отказ не только от советского проекта, но и вообще от той основы, на которой выросла Россия. Отказ от Ломоносова с его идеей, что «богатство России прирастать Сибирью будет», и даже от Ермака. Зачем же идти в Якутию, если не вовлекать ее в народнохозяйственный комплекс? И как строить Норильск в ямало-ненецкой окраине, не развивая ее экономику? Эта мысль — чуть измененный соблазн «демократов»: сбросить бы России имперское бремя, разойтись на 30 нормальных государств. Стянуться русским обратно в Московское княжество, ведь уже за Окой — национальные окраины, марийцы и мордва.

Без объяснений, как будто речь идет о какой-то мелочи, отбрасывается один из главных принципов советского проекта: «В основе идеологии и практики обновления России не может находиться никому не понятный пролетарский интернационализм». Допустим, что сегодня в основе идеологии КПРФ этот принцип находиться не может (хотя это — вопрос совсем не очевидный), но почему же «никому не понятный»? Сто лет был на знамени партии и, оказывается, никому (!) не был понятен. По-моему, как раз на эту тему было много сказано: в этом понятии обрела новую форму именно «всечеловечность» русской души (слово «пролетарский» вообще понималось в России очень условно, как синоним труженика или вообще честного человека). Выражаясь суконным языком науки, интернационализм — системообразующее свойство русских как суперэтноса. Потому-то они и дошли до Тихого океана. Что же, КПРФ теперь будет это свойство изживать из России? Ведь это — ее разрушение.

Я считаю, что критика советского проекта (даже если не рассматривать его звездные часы) в плане национально-государственного идеала и практики ошибочна в своих фундаментальных посылках.

Недавнее, уже в 1997 г., развитие формулы о воссоединении «красного» и «белого» крыла, содержит еще более трудно разрешимое противоречие. В беседе под заголовком «К русскому социализму» («Советская Россия», 17 апреля 1997 г.) Г.А. Зюганов поясняет, что сегодня категорией «красные» обозначаются «остатки социалистического, государственного сектора…, весь убиваемый уклад огромного общенародного государства… А категорией «белые» мы все чаще описываем тот национально ощущающий себя молодой русский капитал, который становится экономической реальностью».

Значит, носителями «белого» идеала становятся уже даже не мифические идеалисты прапорщики и корнеты, а «новые русские»? В них — зерно «национально осмысленной государственности»? А «национально ощущающий себя молодой украинский капитал» — тоже союзник КПРФ в ее обновленном социализме? А чеченский?

Мы, конечно, говорим не о личностях, а о социальном явлении — а лично пусть «молодой капиталист», продав днем в Эстонию запасы титана с военного завода, вечером напьется русской водки, рвет на себе рубаху и проклинает Чубайса. Плевать я на это хотел, да и не «капитал» это в нем говорит, а советская, «красная» отрыжка. Если он когда-нибудь лично хлопнет шапкой оземь и пойдет умирать за Россию, то он именно изменит «белому» идеалу, вернется к своему «красному» естеству. Но, повторяю, мы не о личностях ведем речь.

Так почему же «государственность» — в этих мародерах, а не в «красных» трудящихся — рабочих, инженерах, врачах? Почему суть «русского социализма» — в объединении этих сил? Когда и в какой форме этот «белый капитал» выражал желание объединиться с коммунистами? Если бы у него было хоть минимальное желание помочь оппозиции, «Советская Россия» не собирала бы по крохам пожертвования пенсионеров. Субсидировать подписку «Нашего современника», как это делает Сорос для демократических журналов — ничтожная сумма для «молодого капитала». Значит, он ее не дает вследствие своей природы, а не из скупости. И каким может быть смысл «национально осмысленной государственности» у этого капитала? Только узкий, разрушительный для России национализм, доходящий до этнократизма — как и у литовского, украинского, чеченского капитала. Как же это уживется с «всечеловечностью», о которой говорит Г.А. Зюганов в той же беседе?

Все это далеко от нашей действительности. А с точки зрения логики — более чем странно. Во всяком случае странно называть «русским социализмом» этот гибрид, а не советский уклад в его главной сути. С тем молодым криминальным капиталом, что вырос при захвате нашей собственности, надо иметь дело, искать компромисс или даже временный союз. Но не соединять же идеалы!

В целом, исходящая от руководства левой оппозиции критика советского строя, на мой взгляд, пока что не на высоте нынешних требований. Россыпь очень сильных утверждений, подводящих к мысли, будто в целом советский проект в своей сути был нежизнеспособен и рухнул под грузом своих дефектов, не имеет под собой внутренне связной, непротиворечивой системы доводов. Если провести строгий логический анализ этой россыпи утверждений, мы придем к выводу, что они некогерентны. Попросту, в них концы с концами не вяжутся. Это — плохой признак. Известно, что когерентные (то есть внутренне непротиворечивые) рассуждения могут вести к неверным выводам, если основаны на неверных предположениях или ложной информации. Но некогерентные рассуждения ведут к ложным выводам почти неизбежно. Если некогерентность обнаружена, должны быть обязательно выявлены ее причины. Ведь они вполне устpанимы!

Я убедился, что вся наша оппозиция, снизу довеpху, чpезвычайно болезненно относится к кpитике. Это, навеpное, в нашем положении естественно. Но ведь совсем без кpитики тоже нельзя. В этой статье я совершенно не касаюсь ни политической линии наших левых паpтий, ни стpатегии, ни тактики. Я говоpю лишь о тех важных изъянах идейного оснащения, которые можно было бы испpавить без особого тpуда.

Краткий обзор критики советского проекта «слева» я хотел сделать всего лишь введением к моим собственным мыслям о фундаментальных дефектах советского строя. Но введение превратилось в целую статью. Нужен следующий шаг — сказать, наконец, что рожденный в очень трудных исторических условиях в недрах нашего крестьянского мироощущения советский проект не поспел за временем. И в том жизнеустройстве, которое сложилось в 60-е годы и менялось медленно, оставались действительно обездоленными все большие и большие массы людей. Они-то с облегчением восприняли уничтожение советского строя и сегодня, страдая и даже погибая, не хотят назад. В чем был голод, который не утолило советское жизнеустройство, — об этом следующий разговор.

1999

Примечания

Давайте только не придавать слову «революция» восторженного или ругательного смысла. Это просто радикальное, через слом, изменение общественного строя.

Это — не тема данной статьи, но надо нам вернуться к понятию революции, его совсем затуманили. Не начиная пока этого разговора, выскажу как теорему: современная революция совершенно не требует насилия. Более того, она только и может быть ненасильственной, она совершается с иными, нежели в начале века, технологиями.

Потом об этом явно писал Маркс и Вебер, неявно Сталин — но наши аганбегяны и буничи об этом постарались позабыть.

Да и не только в мостах и заводах — даже средненький человек на них живет. В Испании много маленьких городков, где нет никакой промышленности, никакого производства. Спрашиваю: чем же люди живут? Мне отвечают: да еще прадеды капитал из Латинской Америки переводили в банки, так до сих пор на проценты живут.

Те страны с сословно-общинным жизнеустройством, которые пошли по капиталистическому пути и приспособили к своей культуре многие рыночные институты (например, Япония, Тайвань), также избежали массовой безработицы. Она, конечно, растет по мере вынужденной либерализации хозяйства, но не идет ни в какое сравнение с западной.

Много охраны на Западе, но ему далеко до стран с рыночной «дополняющей» экономикой (а только такой и может стать Россия). Я жил в университетском городке близ Сан-Паулу (Бразилия), далеко от трущоб большого города. И все же в поселке преподавателей по аллеям все время курсируют джипы с охранниками. Внутри этого поселка, за высокой стеной — цитадель, дома богатых профессоров. Вдоль стены ходят автоматчики. Профессор, у которого я жил, нанимает охранника, который возит его дочку в балетную студию.

Следовало бы присовокупить сюда и «симметричную» банковской системе часть государственной бюрократии — огромную налоговую службу, которая при советском строе была не нужна. Как-то в печати промелькнуло сообщение, что в налоговой службе США занято 4 млн. человек.