Время для жизни 2 - taramans
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаша засмеялась:
— Так это же и хорошо! Я всё больше продам!
— Ну вот… Ты сама там прикинь — какие еще сделать можно! — Косов рассказывал рецепты, которые в будущем знает, пожалуй, любая хозяйка. А вот здесь — не факт, что знает!
— А ты откуда все это знаешь? — с удивлением смотрела на него Катя.
«Живу долго, видел много!».
— Тут, Катюша, ведь как получается… Когда парень, или мужчина живет дома… неважно — с матерью, или с женой… Он привыкает, что — пришел с работы домой, а ему хозяйка уже ужин подает. А когда один живешь, никто о тебе не побеспокоится. Самому думать надо. Вот… и приходится как-то свое питание разнообразить…
— Да, мне Глаша говорила, что ей Степан рассказывал… ты — детдомовский, да? — с сочувствием посмотрела на него Катерина.
«Пожалей меня, пожалей… Они, эти чувства, часто трансформируются в желание как-то приласкать, согреть на груди! А это то, что мне и надо! Вон у тебя грудь какая богатая… Эти ласки… мы уже в другие трансформировать будем!».
— А еще, что можешь рассказать… ну — про закуски? — продолжала интересоваться Глаша.
— Да погоди ты, Глаша! Потом как-нибудь поделится… Давай, Ваня, споем! Помнишь… в лагере, ты обещал что-нибудь такое… казачье спеть! — вспомнил Ильичев.
— А давай…, - махнул рукой Косов, — Знаешь вот такую:
— Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне…
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене!
И Ильичев сразу подхватил:
— И я бы тоже думать мог,
И я бы тоже думать мог…
Когда на трубочку глядел,
На голубой ее дымок!
«А хорошо у нас получается — вот так, на два голоса петь! Это, конечно, не «Бабкины внуки», но — тоже очень ничего!».
Потом, когда перекурили, Косов затянул:
— Как на быстрый Терек,
На высокий берег
Выгнали казаки
Сорок тысяч лошадей!
И покрылся берег,
И покрылся берег,
Сотнями порубленных,
Пострелянный людей…
Ильичев, расчувствовавшись по окончанию песни, покачал головой:
— Ах ты ж… Сука ты Ваня… Как же ты… вот как ножом по сердцу, а? — и повторил, пропев, — Любо братцы, любо! Любо братцы жить! С нашим атаманом не приходится тужить!
Закурил. Потом, качнув головой, усмехнулся:
— Эх, Захаров не слышал! Любит он вот так-то…
— Ладно… дружище! Что-то загрустили… Подай-ка мне, Катя, гитару, развеселить Вас надо!
И уставившись в глаза Катерины, с улыбкой:
— Ну почему ко мне ты равнодушна?
И почему так смотришь свысока?
Я не прекрасен может быть наружно (тут он подмигнул ей, и кивнул на Ильичева!)
Зато душой красив наверняка!
Женщины развеселились, а Катя зарумянилась от удовольствия.
«Как там… Ибу ибуди, дадао муди?».
А потом… без перерыва:
— К долгожданной гитаре
Я тихо прильну…
Они еще выпивали, и закусывали. Только под такую закусь и хмель толком не брал! Даже Ильичев, который по факту выпил куда как больше Ивана, на определенной стадии как будто закапсулировался — не пьянел больше! Краснел мордой, улыбался и блестел глазами — но и только!
Потом Глаша взгоношилась по поводу чая:
— Пирог же у меня! Пирог в духовке! Засох, поди, совсем!
Они быстро с Катериной убрались со стола, перетаскали все на кухонный стол. Косов хотел было помочь, но — был «послан», пусть и вежливо: «Сиди уж… не мужское это дело! Сами приберемся!».
Пирог был с клюквой и брусникой — вкусный! Косов даже пожалел — и еще бы съел, да — нельзя! Не надо перед таким-то… занятием брюхо до упора набивать! И так… старался воздерживаться от обжирательства!
Они вышли с Ильичевым во двор, прошли в огород, справили все дела… такие. Потом, Ильичев выбрал место, где снег почище, набрал полные пригоршни и яростно натер этим снегом физиономию.
— Ох… хорошо! — и еще набрал и снова обтерся снегом, теперь уже — шею и верх груди, — А ты, мастёр, однако, Ваня… Баб-то прикатывать! Вон как… Катерину обратал! Сначала-то… чёй-та нос воротила, а сейчас — гляди-кась… сидит, разрумянилась! Ты ей, Ваня, покажи, где раки зимуют! Ага! Пусть знает… что такое — казачья кровь!
— Ты чего-то, Степа… с чего это ты меня в казаки записал? — удивился Косов — «все же он точно — нетрезв!».
— Да… а кто еще вот так наши песни может петь? Ты может и сам не знаешь… но — по всему видно — были у тебя в породе казачки! Были!
— Может и были… Да то мне не известно! — покачал головой Косов.
— Ну дык… а я про что? — кивнул сержант.
Они постояли, покурили, разглядывая звездное небо над головой.
— Смотри-ка… выяснило! К утру, значит, морозец придавит! — хмыкнул Ильичев, оценивая ясное, без тучек небо и желтую луну, чуть ущербную, висящую невысоко над крышами домов.
— Ага…
Когда они зашли в дом, изрядно продрогнув, надо сказать… На кухонном столе уже стояли перевернутые помытые тарелки.
— Ишь как Вы быстро все прибрали…, - удивился Ильичев.
Из-за занавесок, ограждающих вход в комнату, выглянула хозяйка, уже снова в халате:
— Так Вы бы еще дольше бродили по морозу! Мы уж думали — может примерзли там к чему? Степа! Ну чего ты встал? Пошли уже спать, а?
Когда Ильичев протискивался мимо нее и попробовал ухватить за пышный бок, Глаша отпихнула его с усмешкой и даже успела ущипнуть сержанта за задницу:
— Топай уж в спальню, неугомонный!
