Разгар зимы - Кресли Коул

— Я не болел ни дня в своей жизни. И сейчас решил не начинать.

На его лице промелькнула тень улыбки, что сделало его больше похожим на самого себя. Было так странно не слышать в их с мамой покоях весёлый смех.

Я положил руку ему на плечо, встретившись с ним глазами.

— Помяни моё слово, мы пройдем через это.

Его голубые глаза вспыхивают.

— Я говорил тебе, насколько горд быть твоим отцом?

Я смотрю на него с притворным недовольством.

— Каждый день. Сколько себя помню. Эти слова укоренились во мне, словно высеченные на руническом камне.

— Но сегодня еще нет, — отец сжимает мою руку, — сын, я так горд...

Нахмурившись, он резко замолкает.

— Отец?

Он бледнеет и широко раскрывает глаза. На лице появляется мучительное выражение, и меня охватывает ужас.

— Что происходит?

Я касаюсь его щеки, и по ней расходятся черные линии.

Как у поражённых хворью селян.

— Сын?

Вдруг он весь напрягается, руки сжимаются в кулаки.

— Что случилось, отец? — я обхватываю его содрогающееся тело и опускаю на землю. — Что происходит?

По его искаженному болью лицу разливается блаженный свет. Он меркнет… с каждой секундой?

— Скажи, как тебе помочь! — умоляю я. — Пожалуйста, пожалуйста, ответь!

Но он уже не может мне ответить. Жизнь покинула его. Он... умер.

Не смотря на переполняющую меня скорбь, в душу закрадывается подозрение.

— Арик!

С другого конца комнаты на нас смотрит моя мать. Она кричит, прикрывая руками округлившийся живот, инстинктивно ограждая малыша, которого они так долго ждали. У неё подкашиваются ноги.

Не задумываясь, я бросаюсь к ней. За долю секунды пересекаю расстояние между нами и подхватываю её на руки.

Но когда я до нее дотрагиваюсь, она вскрикивает.

— Мама? Нет, нет, нет!

От моих прикосновений по её руке расходятся чёрные линии.

С воплем я отпускаю свою хватку. От проблесков понимания, стук моего сердца звучит в ушах, словно гром богов. Болезнь исходит... от меня.

— Мама, борись с этим!

Мучительная боль сдавливает ее дыхание, искажает прекрасные черты лица. Но в ее глазах я вижу ужас.

— А-арик?

Она тоже подозревает меня.

Она корчится в муках... и я не могу облегчить её страдания, не могу ничем помочь.

— Не оставляй меня, пожалуйста! — мои слезы стекают на ее щеку. Тот же свет озаряет ее лицо. — Борись, мама! Борись ради своего ребенка. Р-ради меня.

Она смотрит на меня, как завороженная, но затем её взгляд становится невидящим. Жизнь покинула её. Её больше нет.

Мои родители умерли.

Я убил свою семью. Убил самых дорогих мне людей одним своим прикосновением.

Тьма во мне вырвалась наружу. Я откидываю голову и реву, когда осознание накрывает меня.

Я – Смерть...

Глава 31

Первое, что я увидела, когда проснулась – грязные ботинки. Джек?

— Отойди от нее, Жнец, — в руках он держал пистолет! — или я тебя пристрелю.

— Да ну?

Арик провёл пальцами по моей щеке, смахивая... слёзы?

Я повернула голову. Он сидел рядом и ни на секунду не прекращал меня касаться... не смотря даже на угрозу.

Я повернулась к Джеку.

— Пожалуйста, опусти оружие.

— Мой пистолет, твой череп, Смерть. Я тебя предупреждал, — он впился в меня безумным взглядом, – ты с ним спала?

— Что? Нет!

Хотя, согласна, со стороны всё так и выглядело.

Арик был без рубашки, в одних, низко сидящих на бедрах кожаных штанах. Его глаза светились удовлетворением.

Абсолютно спокойно он спросил:

— Ты хоть понимаешь, какое это удовольствие прикасаться к ней после столь долгой разлуки? Ради этого блаженства я не устрашусь пули. Я приму пулю.

Я отодвинулась от Арика, и он разочарованно вздохнул.

— Вот чем ты занималась в доме Смерти? — с упрёком спросил Джек. — Ты позволяла ему касаться себя? А после этого еще и танцевала для него?

— Просто опусти пистолет, пожалуйста.

Бесполезно.

— Почему ты не отвечала по рации?

— О чем ты говоришь? Я ничего не слышала.

— Потому что я отключил звук, — Арик, пожал плечами, — Императрица нуждалась в отдыхе больше, чем в беседах с тобой.

— Джек ты меня пугаешь. Всё не так, как выглядит.

Напряжение нарастало. Но тут он опустил пистолет.

— Ты права. Прости меня, bébé, — он засунул пистолет за пояс. Другой, не из тех, что остались здесь. Он рискнул взять с собой спрятанное оружие?

— Она отвергает ухаживания нас обоих, смертный, — Арик прислонился головой к стене, — пока не сделает выбор в мою пользу.

— Ты снова морочишь ей голову воспоминаниями о прошлых играх и называешь это ухаживаниями?

— Никоим образом. Я лишь назвал некоторые из бесчисленного множества причин, по которым подхожу ей лучше тебя. Ты и сам это понимаешь, — Арик встал со сверхъестественной скоростью и моментально оказался возле Джека, — ты продолжаешь талдычить о Стокгольмском синдроме, потому что не хочешь признавать очевидное: что она хочет быть со мной. Что со мной она была по-настоящему счастлива.

Джек сжал кулаки, и я тут же вскочила на ноги.

— Не прикасайся к нему!

— Я не собираюсь убивать себя. Особенно теперь, когда я с предвкушением смотрю в будущее.

— Ах, да, начало новой жизни с Селеной. Примите наши с женой поздравления.

Джек повернулся ко мне.

— Эви, я так больше не могу! Мне нужна определённость.

— С этим я тоже соглашусь, — сказал Арик.

Оба. Уставились на меня. В ожидании.

Впервые они стояли бок о бок, не скрытые бронёй. Джек — широкоплечий и мускулистый и Арик — более высокий и худощавый, весь в татуировках. Оба настолько красивые, что я наблюдала за ними как завороженная. Пока они снова не начали перепалку.

— Ты серьёзно считаешь, что она отдаст предпочтение тебе? Imbécile!

— Даже не сомневаюсь.

Откуда в Арике эта пугающая уверенность? Если его подарок мог так сильно повлиять не моё решение, то был ли у меня вообще выбор?

От всего этого у меня опять разболелась голова.

— А, может, я вообще никого из вас не выберу! Может, мы отправимся на поиски бабушки вместе с Мэтью. Вдвоём! — я потерла пульсирующие виски. — Неужели мы не можем сейчас просто сосредоточиться на Селене и Любовниках? Я же говорила, что пока у меня не будет времени, чтобы хорошо все обдумать, я не собираюсь принимать никаких решений относительно своего будущего.