Напряжение растет - Владимир Ильин

— А ну тихо, — шикнул тот за спину. — Цену говори!

— Ну… Десять тысяч рублей хочу! — почесав голову, выдохнул тот храбро и затаил дыхание.

— Беру!

— Эй, а чего это ты берешь? Я тоже беру! — Вынимал из кармана деньги конкурент.

— Я первый сказал!

— Ну и что? Мы тоже берем! Эй, пацан, одиннадцать тысяч даю!

— А ну гроши свои убрал! Двадцать за осла! Вот, бери.

— Двадцать пять и туфли!

В итоге сошлись на шестидесяти пяти тысячах двухсот восьми рублях, двух пиджаках и красивом ножике, со счастьем на лицах собранных командой-победительницей и переданных парню.

— Морковка в подарок. — Расщедрился тот, передавая нечищеные плоды в холеные руки.

Остальные же, осознав поражение, заспешили по направлению к «Колоскам», надеясь там наверстать отставание в необычном «конкурсе». Или хотя бы догнать водителя и хорошенько отлупить.

— Что, правда ничего нет? — глядя, как величаво удаляется Вика на ослике, ведомом за поводок обретшим счастье и свои кеды парнем, грустно спросила Елена.

Все ребята уже существенно ушли от линии стареньких домиков, но догнать их для нее было вовсе не проблемой. А вот поговорить с местным — на всякий случай стоило. Вдруг паренька просто напугала толпа городских старшеклассников? Во всяком случае, ничего она не теряет.

— А у тебя как с запятыми? — поинтересовался парень непонятным.

— Очень и очень хорошо! Отличница!

— Эх. Все равно ты не в нашей школе, — взгрустнулось тому.

— Ну почему же, — игриво улыбнулась она. — А вдруг перейду?

— Блин, зачем только парту пилил, — буркнул тот еле слышно и критически оглядел он ее с ног до головы. — Хотя ты все равно выпускной класс.

— Да, — отчего-то смутилась Елена, слегка покраснев и опустив очи к земле.

Правда, сама не понимала, отчего. Наверное, из-за форменного пиджака лицея с гербовым узором, который парень накинул на увитый мышцами голый торс. И уверенного взгляда вместе с голосом, в котором совсем не осталось робости перед толпой (а была ли она?).

«Но он же деревенщина!» — всколыхнулось гневное в душе, смывая секундное смущение. — «Козопас! А она тут стоит перед ним в платье, которое ему за десять жизней не купить! Лицо чумазое! Хотя кожа под грязью ровная, без оспин. И ногти ровные. И ноги чистые. И загара черного почти нет. И волосы… Хм.»

— Там за оградой — лошадь, — вздохнув, махнул рукой парень.

— Да? — Изумилась Елена.

— Звездочкой кличут. Дарю. — Отвернулся он, зашагав вдоль домов. — Вдруг не все они такие? — задумчиво шепнул он себе под нос.

Девушка мигом перемахнула через ограду, с изумлением действительно обнаружила там лошадь, хоть и не оседланную. Тут же, подчиняясь порыву, вернулась обратно, чтобы мягко притянуть паренька за края пиджака и впиться поцелуем в его губы.

— Спасибо! — счастливо выдохнула она.

И через минуту пролетела мимо домов на лошади, со счастливым смехом прижимаясь к рыжей гриве. Уже через мгновение обогнала она процессию с осликом.

— Я за машиной! — крикнула она своей команде, совсем скоро обратившись точкой вдали.

А я провел языком по губам, прислушиваясь к мягкому, искристому ощущению и констатировал:

— Не, ну какой ослик. Тут максимум на два пломбира.

Хотя его много не съешь. А пломбир я люблю…

Неторопливо вошел во двор, дважды простучал по двери и через пару секунд вошел в приятную прохладу небольшого терема.

— Ну как? — посмотрели на меня темные очки, смотревшиеся на девятилетнем Петьке (хозяине дома, ввиду отсутствия отца), как на шершне.

— Десять тысяч за ослика, — отсчитал я мятые красные бумажки. — Пятнадцать за лошадку. Пятьсот рублей за аренду реквизита. Я вилы, кстати, в сенях оставил.

— Здорово! На ярмарке в два раза больше купим! — Не веря, перебирал он бумажки, скорее даже не пересчитывая, а ими любуясь.

Неспешно умывшись в рукомойнике и переодевшись в привычную одежду, отсчитал еще двадцать бумажек. — А это за мотоблок.

Ни трактора, ни машины в деревне действительно не было.

— А можно я очки у тебя куплю? — смущаясь, попросил Петька, протягивая пятерку обратно.

— Скоро придут большие дяди и будут спрашивать. Про ослика, про лошадь, про меня. — Вздохнув, снял я очки с погрустневшего лица. — Очки увидят — всем плохо будет. Тебе, да папе с мамой.

— Я понял. — кивнул тот.

— А так — ты ничего и никого не видел. Гулял в овражке, увидел автобус, побежал за старшими. Как мы договорились.

— Хорошо! А деньги я сегодня вечером под поилкой для лошади найду!

— Вот, умный парень, — потрепал я его по волосам и вышел из дома.

Оглядевшись по сторонам, выкатил из сарая мотоблок, дернул за тросик стартера, пробудив ворчливый мотор, застелил на седушку трофейные пиджаки и попылил совсем в другую сторону от недавних гостей.

Потому что станция «Колоски» действительно далековато — сорок километров. А вот станция «Солнечная» всего лишь в трех.

Глава 16

Путь до «Солнечной» уместился в двадцать минут. После чего, через добрую половину часа, пришло понимание, что никто на станцию не прибудет.

Внутренние рейсы, шедшие через столицу, отменены, а других тут не бывает — так сказал старик, расставивший ведра с грибами вдоль трассы. Он же подсказал, как лучше добираться до города. В сотне метров был съезд на короткий путь, связывающий два селения и самым краем — пригород. Сверился с картой, позаимствованной за козырьком автобуса — действительно, вьется безымянная серая ленточка от села Солнечное, названием которого обязана станция, через Заречное и до самой границы красно-зеленой разметки столичных улиц. Можно, конечно, и по дороге, но мотоблоку все равно, где отмерять свои тридцать километров в час. Да и лишних встреч совсем не хотелось — документы, вместе с приглашением, остались в карманах пиджака. А мир еще плохо знает меня в лицо, чтобы верить на слово.

Хотел отблагодарить покупкой. Но старику, вроде, оно и не было нужно — куда важнее причина, по которой можно сидеть в полудреме под тенью вяза, время от времени прикладываясь к стальной фляге.

— Бабка сказала, пока все не продам — не возвращаться, — подмигнул он заговорчески, и я спрятал деньги обратно.

Первое село пролетел, оставшись в памяти гусей бесстрашным пылевым столбом, рычащим столь грозно, что даже собаки стеснялись своего голоса, без особо энтузиазма пытаясь укусить за колесо. Сорок пять домов, высоких и низких, с запущенным садом за покосившейся оградой и безо всякой зелени на бетонированном подъезде — люди жили по-разному. Только дорога на всех была одна — норовистая и ухабистая, с настолько глубокой колеей, что было проще нестись по самой ее границе, рискуя провалиться в глубину накатанной полосы.