Желтые небеса - Антон Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я более-менее владею чадорийским, савашейским и немножко – чертовым келмацким.
– Хорошо. Кто-нибудь из вас спрашивал тьессинов об икс-объектах и снах?
– Зотова спрашивала, но они избегают этой темы. Икс-объекты для них – священные памятники, табу.
На этот раз информация сходится с той, что Мартин получил от Эша.
– А что насчет снов?
– Никаких научных объяснений… – Мадина пожала плечами.
– А ненаучные были?
– У тьессинов все объяснения ненаучные. Они выражаются образно, их высказывания еще надо суметь расшифровать! Им бы стихи писать – модернистские, с приветом… Насчет снов они высказались так: мол, каждый из нас носит с собой осколки пути, который остался позади, а вблизи от некоторых священных памятников эти осколки начинают звенеть. Никто не понял, что тьессин хотел этим сказать.
– Они, часом, не обратили внимание на то, что в последнее время их священные памятники ведут себя не так, как раньше?
– Обратили. Их это очень беспокоило, почти до паники! У них там есть один старый тьессин – хранитель древних знаний, и у него было трое учеников. Теперь только один остался, двое погибли во время резни. Этот тьессин-хранитель говорил, что священные памятники просыпаются и что их разбудила чья-то злая воля, подобная камнепаду.
– Ага… Хотел бы я побеседовать с этим тьессином.
– Для этого надо ехать в Канамор.
– Съездим.
Мартин взял прозрачную кружку с остатками кофейной гущи на донышке и потянулся за большим термосом.
– А в Эгтемеос перед этим не завернем? – спросила Мадина.
– Зачем?
– Я хочу выяснить, кто надоумил Эша меня продать. Он не мог сам додуматься до такой гадости.
– Почему бы и нет?
– Видно, что вы его плохо знали, – усмехнулась Мадина. – Вениамин Эш – человек-отражение. Бесхарактерный до полной аморфности. Он постоянно находился под чьим-нибудь влиянием, без этого он просто не мог действовать. Характер у него появлялся, когда появлялся вожак. Эш тогда начинал копировать личность вожака, его манеру говорить, поведение, взгляды… Мы с ним однокурсники, и я все время наблюдала, как он меняется – в зависимости от того, кто становился его идолом. Однажды он в течение целого семестра изъяснялся на блатном жаргоне и вел себя как бандюга, чуть из университета не вылетел. Потом вдруг резко сменил имидж, стал вегетарианцем и начал донимать всех советами, как сохранить в чистоте свою ауру. И так далее… У нас с ним был коротенький роман, и тогда он во всем подражал мне. Как будто я общалась со своей собственной дурацкой копией! Мне это быстро надоело. Он и сейчас определенно кого-то копировал, и я расквитаюсь с этим подонком.
Мартин с сомнением хмыкнул:
– Как же вы с ним расквитаетесь, если вы непримиримый противник насилия?
Она посмотрела на него долгим взглядом, нахмурилась, но так и не нашлась, что ответить. Потом заговорила – на другую тему:
– Эш и в науке был прежде всего компилятором. Правда, способным компилятором. Он умел развивать чужие гипотезы, однако своих у него не было. Профессор Кошани хорошо к нему относился. Я думаю, потому, что рядом с профессором он превращался в отражение профессора и горячо защищал все его идеи. Мы заедем в Эгтемеос?
– Да. Я хочу капитально обыскать берлогу Эша. Может, найдется еще что-нибудь интересное, вроде этих штучек, – Мартин показал на тьессинские артефакты. – И с его приятелем я бы не отказался побеседовать… Эш знал об икс-объектах что-то такое, чего не знаем мы, – он допил кофе и встал. – Едем.
Они приближались к цели медленней, чем хотелось бы. Ухабистые, изъеденные рытвинами валвэнийские дороги – это совсем не то, что идеально ровные загородные автострады на Лидоне или на Земле. Вдобавок здешние дороги с переменой погоды меняли свое агрегатное состояние: они могли быть твердыми либо, после дождика, жидкими. Местные жители, у которых Сотимара покупал продукты, дружно твердили, что в их краях дороги хорошие, грех жаловаться, это же старые торговые пути, по которым не одну сотню лет ходят караваны, а вот есть еще плохие дороги, по таким лучше вовсе не ездить… После тесного знакомства с хорошими валвэнийскими дорогами у Мартина при мысли о плохих начинали бегать по спине мурашки.
На относительно легких участках он пускал за руль Мадину, а сам отдыхал. Дважды ему пришлось разгонять промышляющих разбоем оборванцев. Обе шайки он отлупил ногами и руками, пользуясь мечом только для того, чтоб отбивать стрелы. Один раз за бронекаром увязалось выползшее из болота существо трехметровой длины, скользкое, обтекаемое, с полупрозрачной кожей, под которой лиловели разветвления сосудов и клубки внутренностей. Машина с натужным урчанием, отвоевывая метр за метром, пробивалась вперед по каналу жидкой грязи (отменно удобному и благоустроенному, по словам аборигенов, прапрадедовскому купеческому тракту), а оно лениво скользило вдоль кромки белесо-зеленого под туманным мокрым небом валвэнийского болота. Потом отстало. Не заметив ни клыков, ни когтей, Мартин предположил, что тварью двигал познавательный инстинкт. Сотимара и Мадина не согласились: на их вкус, обитатель болот выглядел слишком мерзко, чтоб оказаться безобидным; к тому же фаяниец припомнил рассказы о некоем Бледном Ужасе Болот, который по большей части спит, а когда просыпается, гипнотизирует и пожирает хоть одиноких путников, хоть целые караваны. На бронекар Бледный Ужас покушаться не стал: то ли был сытый, то ли решил не связываться с Мартином.
– Почему они так нахваливают эту дорогу? – спросила Мадина. – Грязь такая, что можно с головой утонуть, слизняки величиной с автобус…
– Реклама, – усмехнулся Мартин.
– Зачем – реклама?
– Местные заинтересованы в том, чтобы караваны ходили именно здесь, – объяснил Сотимара, сидевший позади, на откидном сиденье. – Для них это бизнес: пускают за плату на ночлег, продают еду и пиво. Иногда разбойничают… Сейчас сезон дождей, а в другое время дороги тут приличные.
– Чертова Келма… – фыркнула Мадина. Эти слова превратились у нее в привычную присказку.
– Это уже не Келма, – возразил Мартин. – Саваш. Скоро будем в Эгтемеосе. Если не завязнем…
– Хорошо бы поскорее, – Мадина сжала подавшийся под пальцами мягкий подлокотник кресла. – Я найду его и добьюсь, чтоб его судили! В Эгтемеосе есть свое самоуправление, есть законы и даже тюрьма. Идеолог работорговли должен сидеть в тюрьме.
– Вы думаете, Панасов и Унарре возьмут вашу сторону?
– Наверняка. По слухам, они оба жулики с нечистой совестью, но при этом вполне нормальные люди. Вот Делберс, их конкурент, был настоящий фашист… Он планировал открыть в Эгтемеосе невольничий рынок, а они на это не пошли. Они меня поддержат.
– Скорее всего… – поразмыслив, кивнул Мартин. – А как вы собираетесь искать этого субчика? Мы не знаем ни кто он такой, ни как он выглядит…
– Зато знаем его образ мыслей и манеру говорить! Знаем характерные поведенческие черты. Я же сказала, Вениамин Эш – человек-отражение. Когда мы с ним были близки, он копировал меня очень точно. И другие свои увлечения тоже точно копировал. Мы найдем преступника по слепку его личности, который нес в себе Эш.
– Превосходно, – оценив ее идею, согласился Мартин. – Мадина, вы молодец, голова у вас работает. Только искать его буду я, идет?
– Мы могли бы и вместе, параллельно… – Она протестующе свела брови.
– Лучше не надо. Вы можете раньше времени выдать свои эмоции, спугнете его, и он сбежит. Работорговля – тяжкое преступление. Если в активе у этого парня есть и другие жертвы, кроме вас, нервишки у него должны пошаливать.
– Я буду просто вращаться среди людей и присматриваться, это не вызовет подозрений.
– Там посмотрим.
Ее способность к самоконтролю вызывала у Мартина оправданный скепсис. А этот тип, таинственный «вожак» Эша, ему тоже позарез нужен… Главное – поскорее его поймать, а там уж Мартин постарается выжать из него всю полезную информацию.
– Мадина, я тут засек одну неувязочку в вашей версии.
– Да?! – Она повернулась к нему, готовая спорить.
Он рассказал ей о дружбе Эша с борешанистами, о его непререкаемом авторитете среди этих ребят.
– Если он такая бесхребетная личность, как вы утверждаете, он вряд ли стал бы у них лидером. Не сходится.
– Сходится! – Мадина азартно прищурилась. – То же самое наблюдалось, когда Эш, как ассистент профессора Кошани, работал с первокурсниками. Он перенимал обаяние профессора – Кошани ведь был необыкновенно обаятельный человек, правда? – и они слушали его, раскрыв рты. Потом, позже, разбирались, кто есть кто. Здесь то же самое. Если Эш, когда общался с борешанистами, подражал своему кумиру… Он выступал как проводник его влияния, понимаете? Мартин, это очень плохо! Не знаю, зачем им понадобились борешанисты, но вдруг для какой-нибудь гадости. Поехали побыстрее.
– Мы едем так быстро, как можем. По этой келмацкой дороге ни одна машина не пройдет. Наш бронекар – исключение.