Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

— Довольно! — крикнул аббат. — Или вы безумцы, что деретесь на святую Пасху в самом доме Господа? Вы что же, не понимаете, что это выгодно врагу?

— Мы бы так не поступали, если бы речь шла о простой Плетне, о разговорах, о слухах. Но есть прямые факты, ваше преподобие! Среди нас есть предатель или предательница, мы должны его обнаружить.

— Затевая драку, вы его не найдете! — воскликнула Катрин, пораженная внезапной догадкой. — Но мне кажется, есть одно средство…

Ее голос, такой спокойный и внушительный, а еще больше заявление об имеющемся средстве, способном развеять тайну, успокоило умы лучше, чем вмешательство аббата. Водворилась тишина. Все головы повернулись к ней, ожидая предположения.

— Средство? — спросил аббат. — Какое? Она медленно обвела взглядом все эти лица, как бы ожидая одобрения и поддержки своим словам. Затем спокойно проговорила:

— Надо пустить слух, что мы собираемся послать нового гонца через подземный ход. Мы скроем, что случилось с Жанне. К этому часу несчастного уже, должно быть, нет в живых, но если враг не дал нам об этом знать, это говорит о том, что ему выгодно поддерживать в нас надежду на подкрепление. Итак, мы скажем, что время для нас тянется слишком медленно и мы посылаем человека в Карлат к графине Элеоноре с просьбой поторопиться. Ближайшей ночью кто — нибудь отправится по той же дороге, что и Жанне, но этот кто-то будет не один. С ним будет сильный эскорт…

— Не понимаю, чего вы хотите добиться, госпожа Катрин. Зачем посылать отряд теперь, когда нам нечего ждать из Карлата? — спросил аббат.

— Я добиваюсь следующего: Беро д'Апшье, как и в ту ночь, вышлет небольшую группу своих людей, чтобы завладеть нашим новым гонцом. Судя по тому, что мне сказал Беранже, тогда было четыре человека, включая Жерве. Наш гонец в некотором роде послужит приманкой. В тот момент, когда люди д'Апшье его захватят, наши набросятся на них, но ни в коем случае не будут убивать. Они нужны мне как пленники… живыми, и особенно это относится к Жерве Мальфра.

— И… что же вы сделаете с этими людьми?

— Повесим Жерве, конечно! — вскричал Мартен. — А я возьму на себя роль палача.

— Возможно! Но сначала я намереваюсь заставить их говорить любым способом.

В словах Катрин звенела такая угроза, что присутствующие совершенно оглушенные смотрели на свою повелительницу. Она стояла перед ними, прямая и тонкая, как клинок меча, и такая же негнущаяся, и всем вдруг показалось, что они впервые увидели ее по-настоящему. Они никогда не замечали в ее обычно мягких глазах выражения непреклонности и гнева.

Она вынесла решение, исполнению которого ничто не могло помешать.

— Любым способом… — повторил аббат с едва заметным оттенком сомнения.

Она повернулась к нему внезапным резким движением, ее щеки пылали, линия рта стала жесткой:

— Да, любым! Включая пытку! Не смотрите так на меня, отец мой! Я знаю, о чем вы думаете. Я женщина, и жестокость не по мне. Я ненавижу ее. Но подумайте и о том, что есть две вещи, о которых мне необходимо знать любой ценой, потому что от этого зависит наша жизнь. Имя этой гадюки, прячущейся среди нас, и какая опасность угрожает моему мужу.

— Думаете ли вы, что вам удастся все это выведать у тех, кого вы возьмете в плен?

— Да. Речь идет о Жерве. Он посвящен в тайны Беро. И если он руководил захватом первого гонца, то почему бы ему не руководить захватом и второго? Я хочу заполучить этого человека, потому что он — главная причина всех наших несчастий. И на этот раз, ваше преподобие, знайте, что от меня он не дождется никакой пощады.

Настоящий взрыв восторга был ответом на это заявление. В твердом голосе своей повелительницы нотабли Монсальви уловили что-то от властного голоса Арно, и это их очень ободрило. Они опасались робости, нерешительности и чувствительности, присущей женской натуре, но раз она говорила как полководец, они были готовы следовать за ней хоть на край света.

В порыве благодарности Мартен Керу бросился к ее ногам. Со сведенным судорогой лицом, с глазами, блестящими и полными слез, он схватил подбитый горностаем край ее платья и поднес к своим губам.

— Госпожа! — вскричал он. — Когда мы возьмем этого мерзавца, вам не придется искать палача. Я сам им займусь, и клянусь памятью моего ребенка, он заговорит.

— Нет, Мартен, вы им не будете заниматься. Палач не может быть мстителем: он должен быть холодным, безразличным. В вас слишком много ненависти, и она в вас берет верх. Вы его убьете.

— Нет… Клянусь вам, нет!

— И потом, если он настолько трус, как я полагаю, у нас не будет надобности прибегать к крайности.

Мягко, но твердо она подняла его и посмотрела в его полные смятения глаза.

— Не настаивайте! Суд будет свершен, и на этот раз справедливо. Пусть вас удовлетворит, что он будет повешен… и что вы будете при этом присутствовать. Теперь, друзья, нам надо разработать план во всех деталях.

Продолжалось это долго, и было уже поздно, когда наконец нотабли города смогли присоединиться к приглашенным, столпившимся в большом зале замка вокруг связок колбас, копченой ветчины и сыров, Какое-то время Катрин и аббат оставались одни в пустом зале, слушая почти радостный шум.

Аббат Бернар издал глубокий вздох и, спустившись со своего места, спрятав руки в широкие рукава, медленно направился к владелице замка. Она ждала его, легко нахмурив лоб, с твердым убеждением держаться выбранного решения и зная заранее все, что он собирается сказать.

— Вы произнесли опасные слова, госпожа Катрин. Подумали ли вы о том, что грешно возбуждать в этих душах ненависть и насилие?

— Ненависть и насилие, отец мой, выбрала не я: их выбрали те, кто нас атакует. А какое оружие, более угодное Христу, предложите вы в тот момент, когда предательство — в самом городе, когда враг узнает наши секреты, наши передвижения с того момента, когда мы принимаем наши решения? А если бы подземный ход не был так хорошо защищен и Беро д'Апшье уже оказался бы здесь, в самом центре города! Они что же, не будут применять насилие, а придут к нам с руками, полными лилий и оливковых ветвей?

— Я знаю, госпожа Катрин! Знаю, что вы правы, но эти ужасные орудия… виселица… пытка… вам ли, женщине, их применять?

Она встала во весь рост, показавшись аббату очень высокой благодаря стреле своего головного убора из фиолетового бархата, венчавшего ее золотые