Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

По-видимому, он хотел, чтобы ее смерть выглядела как несчастный случай.

Открыв глаза, Катрин увидела возле себя Сару, Донасьену и Мари. Черты старой женщины придавали ей вид оскорбленного величия. Лицо Сары было сурово и непроницаемо, но Катрин знала, что под этой внешней холодностью тлеет вулкан огромной ярости. И только лицо Мари, самое нежное из всех, было залито слезами.

Чтобы хоть как-то их успокоить и уменьшить тревогу которую выдавали их глаза, Катрин попыталась улыбнуться.

— Это пустяки, — сказала она. — Я просто очень испугалась.

— И ты все еще боишься? — проворчала Сара. — А кто бы не испугался на твоем месте? Подумать только, в городе где все тебя любят и каждый прославляет твои добродетели, мог отыскаться кто-то настолько подлый…

— Что они ему изрядно надоели, эти мои, как ты их высокопарно именуешь, » добродетели «. Я только женщина, как и все остальные, моя добрая Сара. И даже если ты из-за своей любви ко мне этого не замечаешь, все равно, и это совершенно естественно, у меня есть враги… даже если этого не хочется признавать.

— Тот, кто на вас напал, больше, чем просто враг! — воскликнула Мари. — Он вас ненавидит!

Тогда Донасьена нарушила молчание. Глядя на нее, можно было подумать, что, атаковав Катрин, невидимый враг нанес ей личное оскорбление.

— Ни у кого здесь нет веских причин ненавидеть нашу госпожу, — заключила она тоном, не допускающим возражений. — Я думаю, что этот человек действовал по чьему-то приказу и что его чувства не имеют ни малейшего отношения к поступку. Скажем… он не так сильно ненавидит госпожу Катрин, как боится Апшье. Эти люди могли подумать, что, как только наша госпожа будет убита, аббата, который не является военным человеком и кроток, как истинный святой, можно будет заставить принять нового соправителя, особенно если…

Она остановилась, внезапно смущенная этой мыслью, не покидавшей ее несколько дней и теперь так естественно готовой сорваться с ее губ. Ее фразу мрачно закончила сама Катрин:

— Особенно если, как предсказал Беро, монсеньор никогда не вернется с этой войны.

Она вдруг подскочила на своих подушках так резко, что боль в раненом плече вырвала у нее жалобный стон. Превозмогая боль, она посмотрела на три вытянувшиеся перед ней лица:

— ..Пообещайте мне, если со мной случится несчастье… Нет, нет! Не возражайте, это может произойти. Вполне вероятно, что этот человек, увидев, что покушение не удалось, захочет его повторить, и если он успеет…

— Он не успеет! — яростно возразила Мари. — В этот час Жосс прочесывает город, ищет, допрашивает, обыскивает дома. Когда вас принесли, он был как бешеный.

» Я поклялся своей жизнью мессиру Арно, что во время его отсутствия ничего не случится ни с госпожой Катрин, ни с детьми, — повторял он. — Если бы убийце удалось нападение, мне оставалось бы только умереть!..«

— Это было бы самое последнее дело. Если бы меня не стало, Мишелю и Изабелле понадобился бы защитник, — строго сказала Катрин. — Об этом я и хотела поговорить. Поклянитесь, что, если я умру, вы во что бы то ни стало, спасете моих детей. Спрячьте их среди других детей в городе, потому что, если Монсальви окажется в руках Беро, он не пощадит моих малышей. Спрячьте их… среди детей Гоберты! Она мне предана, и у нее уже своих десять. Двоими больше — они даже не будут заметны. Потом, когда все успокоится, отвезите их в Анже к королеве Иоланде, которая сумеет дать им подобающее воспитание и сохранить их права, а также отомстить за родителей. Поклянитесь мне!..

Донасьена и Мари уже поднимали руку для клятвы, но Сара, вытиравшая руки полотенцем, в гневе швырнула его и в сильном волнении сделала два-три круга по комнате. Ее смуглая кожа стала пунцовой, а черные глаза блестели слишком ярко, чтобы оставаться совершенно сухими.

— Ты еще не умерла, насколько мне известно! — вскричала она. — Рано еще диктовать свою последнюю волю нам. Или ты думаешь, что без торжественной клятвы мы не выполним наш долг в том случае, если…

Она внезапно остановилась на полуслове, посмотрела на Катрин расширенными, полными слез глазами и, как большая темная птица, рухнула на колени перед кроватью, закрыв лицо в одеяло.

— ..Я запрещаю тебе говорить о смерти! — рыдала она. — Запрещаю! Неужели ты думаешь, что, если ты умрешь, твоя старая Сара сможет вдыхать этот воздух, смотреть на это солнце, когда ты уйдешь в темноту? Это невозможно… Я не смогу… Не требуй с меня клятвы… потому что я не смогу ее сдержать.

Она разразилась рыданиями, и Катрин, растроганная проявлением такого отчаяния, так полно передававшим привязанность своей старой подруги, прижала ее голову к груди и принялась качать, как маленького ребенка, но не могла произнести ни слова, настолько ее захлестнули чувства.

В течение многих лет Сара занимала в ее жизни место матери. Она делила с Катрин радости, а еще больше невзгоды, и не раз рисковала жизнью ради той, кого называла своим ребенком. Иногда Катрин ловила себя на мысли, что эта женщина из племени цыган, встреченная в тяжелые времена во Дворе Чудес, занимала в ее сердце больше места, чем родная мать, жившая далеко от нее, на земле Бургундии. Ей было немного стыдно, но она уже давно знала, что трудно усмирить сердце и заставить его биться по приказанию…

Когда через несколько минут появился Жосс, разволновались и другие женщины. В комнате Катрин все плакали о том, что чуть не произошло.

С мрачным лицом, пытаясь скрыть волнение, Жосс посмотрел на женщин. Привычным жестом положил руку на плечо Мари, улыбнулся ей своей странной улыбкой, приподнимающей уголки рта, и приветствовал свою госпожу, которая, нежно отодвинув Сару, приготовилась его выслушать.

— Похоже, вы имели дело с привидением, способным просачиваться сквозь каменные стены, мадам Катрин. Никто ничего не видел и не слышал. Человек, должно быть, дьявольски ловок. Или же у него есть сообщники…

Сообщники? Возможно, после всего, что произошло… Кто мог сказать наверняка, что предатель и нападавший на нее человек — одно и то же лицо? Разве не пришла в голову ее приближенным мысль, что предатель — женщина? Это были два врага. Они были тем более опасны, что прятались за завесой доверия…

Охваченная горьким чувством, Катрин закрыла глаза, пытаясь удержать за плотно сжатыми веками поток слез, на этот раз — слез отчаяния. К чему бороться, если надо подозревать собственных