Приключения ДД. Стрела Амура - Евгения Ляшко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бран переключил внимание на Степанцева, помолчал, покаркал и спустился на землю. Расправившись с рыбой, ворон будто подобрел. Важно расхаживая, как первый министр при императорском дворе, он то прикрывал глаза, то пронзал испытывающим взглядом поочерёдно Михаила и Пашу. Цепкий взор птицы настораживал, наводил трепет, схожий тому, что бывает у абитуриента перед экзаменатором. Паша сглотнул. Необычная встреча будоражила. После паузы с променадом Бран заговорил спокойнее. Михаил, склонив голову, слушал и вдруг стал высказываться обрывками фраз. Паша не сразу догадался, что пора подключиться, но как только уловил что к чему, не упустил ни единого слова.
Речь помора звучала ровно, но трепет ощущался в прерывистом дыхании:
— … В эту пору у меня нет прямых ответов. Однако же нет тайн для меня. Я есть вопрос! Я есть ответ! Бран не приходит поздно. Рано тоже меня не жди. Я глашатай, когда сам повелеваю быть им. Я появляюсь сам, когда нужно. Вы явились почти к сроку. Услуга же за услугу. Крепись, твой путь не будет устлан лепестками роз, всё чаще будут там шипы. Но зажгу я в тебе надежду. Улизнул твой ученик, отсрочил кончину ненадолго. Нужен ещё поступок. Да не способен он ума приложить. Сгинет ученик твой. Нет ему спасения, коли не перехватишь юнца, да не вызволишь, покуда день с ночью дважды не сменятся от сего часа, — Михаил натужно вздохнул и смиренно вымолвил, — благодарствую.
Паша понял, что аудиенция завершилась. Бран улетел. Степанцев повторил Михаилу всё что слышал.
Помор схватился за бороду:
— Не шибко, но и не пусто. Наперво самому предстоит разобраться, а потом уж идти горемычного вызволять.
— Э-э-э… Кажется, в таких случаях говорят — «Мне понятно, что ничего не понятно», — обескуражено, произнёс Паша.
— Будет с тебя, милок. Ступай восвояси. Отныне это мой рок.
— А что вы собираетесь делать?
— Повстречаюсь, с кем следует. Держать совет станем да на соборе всё и порешим.
— Что? Что порешите? — не унимался Паша, которому не нравилось, что его сместили на задний план.
Ответа не последовало. Дальше настаивать не имело смысла, Степанцев догадался, что помор не будет с ним разглагольствовать на ведические темы. Надо было принять, что свою партию он отыграл. Паша шумно выдохнул и отсалютовал.
— Тогда я пошёл. Спасибо вам за всё.
Глава 32
Тьма дислокации промелькнула как один кадр. Паша хотел было улыбнуться, но не смог. Промах. Макинтош доставил его неизвестно куда. Паша представил дом знахаря, а вместо этого оказался в залитом солнцем зелёном ракитовом саду: стоял под густой шатровой кроной ивовых веток, которые деликатно колыхал ветерок. Отчётливые весенне-летние ароматы сбивали с толку. Досады нет, в душе поселилось странное блаженное умиротворение. Ожидаемая усталость почему-то ещё не напала. Вместо неё Паша испытывал некую заторможенность. Он задумался: «Что пошло не так?». Идей ошибки не было, ни одной. Степанцев обескуражено, пробормотал:
— Этого не может. И вообще сейчас осень. Где же я?
Донёсся неясный шорох. Он замер. Пара степенно проходящих мимо фигур заставила его сильнее затаиться. Ветки ивы касались земли, его не было видно, заинтригованный Паша осмелел и приблизился. Чуть раздвинул листья и обмер. Если одна фигура его ничуть не смущала, хоть и была не знакома, то вторая… Первый — мужчина в военной форме, он беседовал с Ангелом. Они остановились у полукруглой скамьи с высокой спинкой, и присели. Паша точно знал, что он не ошибся. Второй — сущность в белокипельном длинном одеянии — это Ангел. Да и как обмануться, если золотистый нимб над головой сияет, и белые крылья за спиной сложены. Степанцев обратился в слух. Благозвучно, подобно музыке говорил Ангел:
— Знаю. Туго. И потому я пришёл укрепить тебя. Как сказано святым праведным Иоанном Кронштадтским: «Если бы не было Ангелов-Хранителей и наставников у людей добрых, благочестивых, тогда демоны истребили бы весь род человеческий, — если бы, то есть, Господь попустил им делать что им угодно с людьми: ибо злоба бесов к людям безмерна и зависть их к человеку не имеет пределов, ибо человек сотворен по образу Божию и предназначен к наследию вечной жизни на место падших ангелов». Что гнетёт тебя боле всего?
Военный ударил кулаками по коленям, заговорил надрывно:
— Несправедливая смерть! Она косит моих близких, друзей, собратьев. Сначала из-за блокады на Донбассе люди умирали от голода, а потом… Вот уже как девятый год мирные жители погибают под артиллерийским огнём. Народ восстал. Борется за существование на исконно своей земле. Люди продолжают гибнуть. Донбасс превратился в кровавую арену. Запад, снабжая заблудших укров оружием, и нашёптывая об исключительности, режет их как скот. Теряем с двух сторон. Славяне тонут в состряпанной пучине. А смерть безвинных детей? Как это всё вынести? Как не уподобиться адову зверю, не стать рабом мщения?
— Воин — это особый статус. Воин видит мир таким, каков он есть, ёмче, без приукрас. Сейчас ты на больничной койке, есть время подумать. Вспомни, чему тебя учили…
— В любой момент быть готовым защищать Родину и тех, кто не может сам за себя постоять.
— Выбор сделан. Ты не один. Твои близкие молятся, чтобы у тебя на всё хватило мужества, в том числе и устоять умом, не обозлиться, вершить суд, а не чинить расправу, непорочно исполнять ратное служение.
Паша подумал: «Здорово когда есть Ангел-Хранитель. Наставляет в трудный час. Вот бы и мой помог мне разобраться?».
И тут Паша почувствовал, что не один. Он медленно обернулся. Ангел-Хранитель, копия того, что сидел с военным, стоял в метре от него.
— Звал меня?
— Я… Да. Здрасте. П-почему я здесь? Я ведь не умер, да?
Ангел-Хранитель опустил взгляд на грудь Паши и поднял взор. Степанцев тотчас вспомнил, что за пазухой припрятан бессмертник — проводник между миром живых и мёртвых.
— Упс!
Ангел-Хранитель одарил Пашу благосклонной улыбкой.
— Избавься от него. Пройди испытание снова, и ты вернёшься куда надобно.
— Благодарю, — пролепетал Паша, моргнул и обнаружил, что остался один.
Он вытащил растение.
— Вот это цветочек, сильный провожатый. Прошу прощения, что сорвал.
Паша присел. Бережно положил бессмертник и тот тут же пророс, словно давно ждал, когда его пересадят. Степанцев повеселел, представил себе комнату Димы в доме Георгия Максимовича и
