Волк среди овец - Джей Брэндон

- Что? - спросил я.

- Он спросил: "Можно, я его потрогаю?"

- А ты что ответил?

- Не помню, чтобы я что-то говорил, но, может, я кивнул или что-то в этом роде, потому что он повел себя так, будто я разрешил. Он поднял руку, очень осторожно, словно хотел кого-то поймать, а потом опустил ее и накрыл ею мой пенис.

- Накрыл его?

- Так что его больше не было видно. Его ладонь просто закрыла его. Потом он...

- Что, Томми?

- Он просто дышал. Просто... дышал. Я слышал его дыхание. Это было все, что я слышал.

Мне показалось, что зал перестал дышать. В обязанности Бекки входило наблюдение за присяжными, но тут я сам бросил взгляд в их сторону, когда Томми упомянул о том, как дышал преступник. Один мужчина уставился в пол, будто желал провалиться сквозь землю. Двое или трое других приложили руку к губам.

- Что было дальше, Томми?

- Он убрал руку, как будто снова хотел взглянуть, и улыбнулся. Он сказал мне, что все в порядке. Потом он... он поцеловал его.

Мальчик почти шепотом это произнес, и я испугался, что не все присяжные расслышат его слова. Мне не хотелось подливать масла в огонь, но пришлось переспросить, чтобы все слышали.

- Что поцеловал, Томми?

- Мой пенис.

Томми смотрел на свои сцепленные пальцы.

Я не позволил ему отвлечься.

- И что произошло потом?

Томми поднял голову, явно обрадованный тем, что сумел одолеть свое смущение.

- Потом он встал, улыбнулся и начал подтаскивать матрас к краю бассейна.

- Что ты тогда чувствовал, Томми?

- Я был рад, что все кончилось. Я чувствовал себя очень странно.

- Как это "странно"?

- Как будто не знал, что произойдет в следующий момент. Я был рад, когда он прекратил.

Я не мог заставить его сказать, что он боялся. Я ждал, но Томми не добавил. Он продолжил.

- Он подтащил матрас к мелкой части бассейна, и я решил, что пора вылезать, а за мной Уолдо поднялся по лесенке.

Томми замолчал. Он был охвачен противоречивыми чувствами; на его лице отразилось превосходство, столь знакомое мне по предыдущим встречам, но внутри зрело возбуждение, которое готово было выплеснуться наружу, и тогда уже справиться с ним не будет никакой возможности. Он заговорил, и меня охватила жуть, я услышал точную копию тона Остина.

- И он сказал: "Видишь? Я же говорил тебе, что это случается с каждым".

- О чем он говорил, Томми?

Я думал, что мне придется задавать наводящие вопросы, но, когда он заговорил, из его уст полилась плавная речь:

- О его пенисе. Он напрягся.

- И что сделал Остин?

- Он подошел ко мне, обнял и сказал: "Давай обсохнем". И мы пошли туда, где оставили полотенца. Они долго лежали на солнце и нагрелись. Уолдо взял одно из них и начал меня вытирать. Сначала он стоял передо мной и...

- Его пенис коснулся тебя? - спросил я. Я впервые прервал его.

- Да.

- Где?

- Здесь. - Томми быстро ткнул пальцем в грудь, как будто там была татуировка. - И здесь. Он провел им по моей спине, когда наклонился, чтобы вытереть мне ноги.

- А что делал ты?

- Я просто стоял. Когда он меня вытер, я потянулся за шортами и майкой, но он схватил меня за руку и сказал: "Давай сначала немного позагораем".

- Уложил меня на раскладное кресло и лег рядом, и мы лежали некоторое время.

- Остин лег на живот или на спину?

- На спину, - сказал Томми.

- Он прикрылся?

- Нет.

- Он что-нибудь говорил?

- Он начал говорить мне, - Томми задумался, - что это тайна, что только очень близкие друзья могут вот так проводить время вместе. И что он никогда никому не скажет, и я тоже не должен говорить. Он держал меня за руку. Потом обнял меня и прижал в груди.

И Томми потянулся к Остину, я не сомневался, потому что его не часто обнимали. Возможно, вначале он думал, что не стоит волноваться, что наконец-то у него появился человек, который любит его и всегда будет рядом, когда он позовет.

- Потом он снова дотронулся до меня, - внезапно продолжил Томми. - Он погладил меня по спине и тронул ягодицы, потом обхватил меня обеими руками. Он потерся щекой о мое лицо. Потом отстранился, не отпуская меня, и сказал: "Смотри".

- На что?

- На его пенис. Он был прямо передо мной, и он снова напрягся, и Остин спросил: "Ты не хочешь его потрогать?"

- Ты хотел этого, Томми?

Он покачал головой.

- Нет, он меня пугал. Он был очень красный и большой, я не знал, что он может быть таким большим.

- Ты дотронулся до него?

- Да.

- Почему?

- Потому что он так хотел.

Голос Томми звучал ровно. Слова он произносил торопливо. Ничто не намекало на то, что он готов разрыдаться, поэтому я слишком поздно заметил, что он плачет. По его щекам покатились слезы, он заговорил, и слезы все текли. Он рассказывал, как сторонний человек, наблюдавший за происходящим украдкой.

- Как ты дотронулся до него, Томми?

Он показал, вытянув указательный палец.

- Я хотел только коснуться его, но он накрыл мою ладонь своей и закрыл глаза, и я боялся пошевелиться. Он еще долго не двигался, как будто заснул.

- Он потом открыл глаза?

- Да. Он улыбнулся мне и сказал: "Я поцеловал твой".

Рассказ шел своим чередом. Томми описал орально-генитальный контакт, в котором обвинялся Остин, а затем эякуляцию. Когда мне приходилось вставлять вопросы, я старался не сбиться с ровного, невозмутимого тона, чтобы проявить симпатию и в то же время не подыграть свидетелю. Томми держался мужественно, однако не переставал плакать и, описывая свои ощущения в кульминационный момент, отпрянул и обвел зал испуганным взглядом. Он всхлипывал. Я не подошел к нему, чтобы успокоить, просто дал передохнуть немного И подбодрил, после чего он вернулся к рассказу. В зале суда стояла полная тишина, слушатели оказались благодаря рассказу Томми незаметно для себя в пучине страстей.

Выслушав мальчика, я попросил его вспомнить, как его отвезли обратно, как ему пришлось идти домой и объяснять родителям, где он пропадал, и хранить их с Уолдо секрет всю ночь и все последующие ночи, когда Уолдо не было рядом, чтобы вознаградить за его преданность, когда Томми остался один в темноте, один в огромном мире. Он снова разрыдался в конце, я все-таки встал, подошел к нему и обнял за плечи, прошептав на глазах у всех этих чужих людей: "Я тобой горжусь", так тихо, что микрофон не уловил мои слова. Томми кивнул и взял у меня платок, чтобы вытереть слезы, и постепенно успокоился. Он слабо улыбнулся мне. Я в последний раз тепло обнял его и отошел. Я взглянул на Элиота и произнес:

- Обвинение не имеет больше вопросов к свидетелю.

Глава 14

Я ужасно нервничал. Сначала я подумал, что это тишина звенит у меня в ушах, но это затаилось где-то глубоко внутри и рвалось наружу. Позже я понял, что в кровь попал адреналин, появилось страстное желание вскочить и ударить кого-то. Все мои нервы напряглись от нежелания передавать Томми в руки Элиота.

Я чувствовал на себе беглый взгляд Элиота, когда задавал Томми вопросы, но, как только свидетель был передан ему, он сосредоточился на нем полностью. Элиот сидел прямо, но расслабленно, глядя на Томми без малейшего следа враждебности. Он излучал сострадание, тронутый рассказом.

- Не хочешь воды, Томми? - спросил он.

Томми отказался.

- Не хотел бы прерваться на несколько минут? Хорошо. Меня зовут Элиот Куинн, Томми. Я адвокат Остина Пейли. Я помогаю ему так же, как мистер Блэквелл помогает тебе. Мы пытаемся выявить правду о том, что произошло с тобой несколько лет назад. Чтобы сделать это, сначала мистер Блэквелл, а затем я задаем тебе вопросы. Если тебе будет непонятен один из моих вопросов, скажи мне, договорились? И я попытаюсь поставить вопрос по-другому. Можешь не торопиться с ответом, хорошо, Томми?

Мои ноги не находили покоя. Желание заявить протест распирало меня, хотя я и не знал, как обосную его, но Элиот тянул меня, прежде чем перейти к вопросам, бросая вызов Томми. Томми кивал ему. Он перестал плакать.

- Ты не рассказал тогда родителям, что произошло, Томми?

- Нет.

- Почему нет?

- Я боялся, - повторил он.

- Боялся родителей? - Элиот все еще выглядел обеспокоенным, но теперь его беспокоило то, что он не мог понять мотивов Томми.

Томми заерзал на стуле.

- Нет, я боялся... из-за того, что произошло.

- Но я говорю о твоих маме и папе, Томми, не о том мужчине. Если ты боялся его, почему ты не рассказал об этом своим родителям, чтобы они могли защитить тебя от него?

Томми прилагал все усилия, чтобы заставить Элиота понять его.

- Потому что я поступил гадко. Я боялся, что они разозлятся на меня.

- Твои собственные родители? - спросил Элиот. - Они часто сердятся на тебя?

- Нет.

Я мог это объяснить. Они гордились Томми, но на расстоянии, абстрактно, и в то же время были рады, что он не доставлял им хлопот. В свои восемь лет Томми чувствовал это, понимая, что его родителям не нужны были лишние проблемы.

- Они часто тебя наказывали? - спросил Элиот.