Третья сила - Валентин Холмогоров

– Не началось еще?

– Сейчас все соберутся, и начнем, – обнадежил Фролов. – Приказы не поступили?

– Нет. «Ждите, мы совещаемся», – передразнил Злобный неизвестного чиновника.

Постепенно экраны перед нами заполнялись людьми. Псионами. Из всех, с кем сегодня предстояло говорить, человеком в привычном смысле этого слова был только Сергачев – старый, седой генерал, авторитета которого хватило бы прервать совещание и разогнать нас по домам. Политики его не любили, но и убрать с должности не могли. Пока не могли. Поэтому старались ограничить его власть и влияние, навешивая на СБР разные лишние функции и выпуская бессмысленные инструкции.

Остальные наши собеседники либо принадлежали к числу командиров полков СБР, в просторечии «архангелов», либо в прошлом были «архангелами» и их заместителями. У всех – шестой боевой уровень, на сегодняшний день высший. Перейти на следующий, седьмой, не удалось еще никому. Уже известно несколько знаков, предназначенных для псионов-семерок: их извлекли из оставшихся от чужаков артефактов, но до сих пор нет никого, способного знаки эти использовать. Когда появится первый, никому не известно. Второго уровня в своем развитии псион достигает за полгода – если занимается только псионикой; для того чтобы перейти с пятого на шестой уровень, требуется приблизительно пять лет ежедневных тренировок. На вопрос «Сколько времени и усилий потребует от нас достижение седьмого?» не ответит ни один аналитик. Может, шесть лет, может, все двадцать.

Сразу после появления одержимых и первых убийств мы связывались друг с другом, но подобное совещание собрали впервые. Раньше не было четкого понимания, что и как делать. Кроме того, я немного выпал из среды, занявшись собственными делами, поэтому информацией делился и вел переговоры в основном Призрак. Сейчас именно он находился в центре внимания. На звучащие в мой адрес вопросы не отвечал, пообещав рассказать все и разом. Личность моя и раньше служила предметом для пересудов, а за последние два дня ее популярность возросла еще больше. Радиостанция «слухи-сплетни» постаралась. Словом, появление генерала меня обрадовало, так как давало возможность высказаться и отвести от себя часть подозрений. Которые, надо признать, у моих товарищей не могут не возникнуть. Как бы хорошо мы ни были знакомы, возможность моего сумасшествия они обязаны учитывать.

– Так. – Сергачев оглядел дружно заулыбавшихся при его появлении псионов. Задержал взгляд на мне. – Кто созвал совещание?

– Мы, – помахал ладошкой Призрак. – Нам есть что сказать народу.

Александр Васильевич устало вздохнул. Кажется, интуиция подсказывала ему держаться от нас подальше.

– Ага. Почему такие меры безопасности?

Фролов хлопнул ресницами:

– Кругом враги, никому нельзя верить.

– Хороший ответ, – вздохнул Сергачев. – Ладно. По какому поводу собрались?

– Поговорить об одержимых и их хозяевах, – пожал плечами Призрак. – Сначала я собирался рассказать о проводимом моим отделом расследовании и его результатах, но вижу интерес собравшихся к смежной теме, поэтому не стану их разочаровывать. Слово предоставляется товарищу Аскету, готовому поведать о недавних перипетиях жизненного своего пути, а также поделиться некоторыми сведениями о событиях последних сорока восьми часов. Прошу вас, товарищ.

Несмотря на шутовской тон, Константин сумел привлечь всеобщее внимание к моей фигуре. Впрочем, особо стараться ему не пришлось. Даже генерал не стал задавать вопросов, хотя напряжение в его взгляде обрело словно бы физическое воздействие, подталкивая говорить быстрее. Я не стал тянуть время и начал:

– Как вы знаете, двадцать два часа назад по миру прокатилась волна убийств псионов, совершенных неизвестными существами с сильными ментальными способностями или подконтрольными им людьми. Так уж вышло, что я познакомился с этими существами немного раньше присутствующих…

Весь рассказ занял минуты три, если не меньше. Я сознательно опустил некоторые несущественные моменты и не стал описывать появившихся во время столкновений с одержимыми или Бариным ощущений. Поговорить о них мы еще успеем. Сейчас вокруг меня возникло слишком много слухов, развеять их – основная задача. Иначе ни о каком доверии между собравшимися речи не пойдет, и тогда план, предложенный, как ни странно, Призраком, можно заранее пускать в утиль.

Вот, кстати, хороший вопрос: по чьей инициативе мы сейчас общаемся? Большинство полагает, что по моей, но я никогда не мыслил глобальными категориями. Мне сейчас было бы намного проще и приятнее выйти на улицы, прочесать их на предмет одержимых, выловить парочку… До сей поры я служил их мишенью, время и место схваток диктовали они. Хочется сквитаться. Псион в мирной обстановке и псион, успевший создать «алмазный щит» пятой степени, – между ними есть серьезная разница. Поэтому я хотел бы лично поймать пару контролеров и попытаться пошуровать у них в мозгах, будучи полностью готовым к схватке.

Злобному и в голову не пришло бы планировать нечто серьезное. Его стихия – открытый бой. Искать корни угрозы и задумываться о грозящей гражданским опасности – для него слегка неестественно. Собрать нас он, безусловно, мог бы, но – только на пьянку.

Остается Призрак. Единственный среди присутствующих псион – не боец. Шпион, мастер масок, рыцарь плаща и кинжала. К нему совершенно иной счет, иные мерки, чем к нам. Во-первых, он принадлежит к другой конторе, не СБР. Во-вторых, участие спецслужб в намечающемся, говоря языком официальных терминов, заговоре заведомо ставит крест на карьере представителя этих самых спецслужб. Вопросов к Фролову будет намного больше, чем к нам, чего он не может не понимать. Тем не менее в нарушение всех мыслимых инструкций и обычаев он инициировал проведение этой конференции и готовится убеждать Сергачева совершить должностное преступление.

Единственное объяснение активности Фролова я вижу во влиянии Студента. Что-то он просчитал, мой бывший учитель и лучший аналитик страны, и почему-то полагает нужным вмешаться в ситуацию. Форсирует события, невзирая на возможные последствия.

– …и перешел сюда, – закончил я рассказ. – Нет, Вася, никто из ныне живущих повторить переход через ментал не сможет. Заблудитесь.

– Меня, – на правах старшего вмешался Сергачев, – интересует, что ты теперь намерен делать. Тебя ведь ищут.

– Пошлю письмо Лукавому. – Проблема не казалась мне серьезной. – С формальностями разберусь потом.

Генерал с силой сжал пальцами переносицу, словно у него внезапно заболела голова.

– Никакого «потом», Аскет, у тебя не будет. На твои поиски брошены очень, я подчеркиваю, очень серьезные силы. Наших руководителей ты интересуешь не меньше, а то и больше, чем одержимые. – Он зашарил в ящике, вытаскивая какие-то листы бумаги. – Многие верят, что за беспорядками стоишь ты. Сам понимаешь: у человека, способного мгновенно перемещаться по миру, алиби не может быть по определению.

– Вы считаете, я должен их успокоить?

– Было бы неплохо.

Поймать меня теперь крайне сложно, но работать слежка действительно помешает. Я призадумался. Возможно, необходимо… проявить добрую волю, выражаясь казенным языком? Объяснить ситуацию, причины, по которым я решил действовать так, как действовал? Тем временем слово вновь взял Фролов, с упоением начавший рассказывать секретные подробности проводимого им следствия. Слушали его внимательно.

Сбоку придвинулся Злобный, зашептал в ухо:

– Ты что, сдаваться пойдешь?

– Не раньше, чем все закончится, – успокоил я его.

– Ну и правильно, пускай подергаются, козлы. – Полковник не страдал излишней почтительностью к начальству. Впрочем, его эмоции подогревались недавним разговором с представителями правительства Санкт-Петербурга. – Прикинь, мне запретили полк в город вводить. Сказали, типа, мои парни разнесут к чертям собачьим историческое наследие или что-то вроде того. Я им обещал возле Эрмитажа, Артиллерийского и Этнографического музея не появляться, все равно – ни в какую.

– В городе много разных музеев и памятников. Некоторые дома специалисты годами реставрируют. Они объявлены памятником мировой культуры, за их состоянием следят и государство, и общественные организации.

– Что, правда? – неподдельно изумился Злобный. – То есть я могу ненароком домик обрушить, и меня сразу в талибы запишут?

– В вандалы. Людей, разрушающих памятники искусства, называют вандалами.

– Один хрен. – Мой старый друг немного подумал, почесал голову и наконец выдал: – Значит, судьба. Знаешь, Аскет, если выбирать между зданием, в котором какая-нибудь царица с фаворитом кувыркалась, и жизнью любого моего парня – плевал я на всякую историческую ценность. В конце концов, город для людей, а не люди для города.

Мнение радикальное, но в определенной логике Злобному не откажешь. Он защищает своих подчиненных всеми доступными способами. Хотя в Питере найдется не один десяток людей, готовых обменять собственную жизнь на спасение одного-единственного предмета из коллекции Эрмитажа.