Такова торпедная жизнь - Рудольф Гусев

1. Норма Шефа

Имея в виду какое-либо предприятие, помысли, точно ли оно тебе удастся

Норма Шефа — это тридцать суток без берега. Вид дисциплинарного взыскания — не приведи, Господи. Полная катушка. Тридцать пять суток без берега не бывает. Хотя, кто тебе запретит получить норму Шефа регулярно? Шеф не мелочился. Если проступок не тянул на полную катушку, он не наказывал. Повелевал доложить командиру роты. Те мягкотелостью не страдали. Впрочем, мы здорово забежали вперед.

Училище мы называли Системой, как, впрочем, любой рукотворный порядок. Если экзаменационные билеты лежали в известном нам порядке, это тоже было Системой. Слово Система — было очень ходовым, как сейчас — «блин». И еще одно слово не сходило с нашего языка — «шмат». Это был и кусок мяса «на кости» в баке первого блюда, и краюха хлеба, и чрезвычайное происшествие, и, конечно же, интересный случай. Были, естественно, и производные — шматок, шматик. Но редко. На курсантском жаргоне жизнь в Системе представляла что-то вроде шампура со шматами. Получил норму Шефа — значит отколол шмат, рассмешил роту поздней побудкой — шмат выдал.

Свой первый шмат Ларион не выдал, а отколол — он получил тридцать суток без берега за сон на посту из первых уст — от самого Шефа. Норму Шефа. Охранял он от происков зарубежных разведок неподъемный торпедный аппарат. Аппарат привезли в разобщенном виде, втащили через окно первого этажа в помещение будущей лаборатории. При втаскивании повредили окно. Оно не закрывалось, поэтому выставили сторожевой пост. На всякий случай. Чтобы в самоволку через окно никого не потянуло, и трубы были бы под присмотром. На первом курса училища каждый курсант, еще не притершийся к тяготам воинской службы, постоянно хочет спать. А во сне что-нибудь съесть. Вкусненькое и домашнее. Наши воспитатели, участники войны, учили нас военному делу настоящим образом. Главное, уметь охранять и оборонять, а высшую математику изучать теми силами, что останутся. Мы, конечно, экономили свои силы, поэтому, осмотрев пост, Ларион удобно устроился на самом большом ящике и, не долго думая, уснул: «Кому нужны эти трубы?». На его беду о ящиках вспомнил Шеф. Перед уходом домой. Вернее, не о ящиках, а об открытом окне. Он знал, что такая ценная информация живо циркулирует в курсантской среде, находя лиц, особо заинтересованных. Шеф решил лично осмотреть, насколько «герметична» Система… Дальше все было как в страшном сне. Оглушенный ревом Шефа, униженный чужим всесилием и собственной слабостью и беззащитностью, Ларион только и сообразил: вот что значит «норма Шефа». Он был отправлен в роту досыпать, а пост поручили его однокашнику Виктору Родкевичу. Виктор как раз планировал чуть попозже воспользоваться этой брешью для внезапной проверки своей пассии, что жила неподалеку, у парка Победы. Слух об открытом окне до него дошел одним из первых — или уши у него были хороши, или слух знал, куда бежал. «Мероприятие срывается… Нет, откладывается… Нет, состоится». «Выходной» спортивный костюм Виктора уже лежал недалеко от лаборатории в вентиляционном канале. «По этой воронке больше не ударят». Надо сказать, что Виктор давно и досконально изучил здание Системы. Он исследовал все трапы, переходы, пожарные лестницы и запасные выходы. Он отстоял дежурства на всех внешних постах у бесчисленных дверей и ворот, изучил углы обзора, время и места смены патрулей. В результате, покинуть незамеченным Систему для него было делом техники. Важно, чтобы случайно не закрыли твой укромный выход, пока ты на воле. А здесь — гарантия. Он знал, когда прибывает первый автобус и где лучше выйти из такси. Потому ленинградские девушки не чувствовали его долгого отсутствия. Дело было верное. Виктор вытащил блокнот, вырвал листок и начертал записку своему сменщику Славе Домогацкому: «Увидел — молчи» и был таков. Виктор был романтиком до мозга костей. Пройдут годы, и он уведет жену у своего друга вскоре после свадьбы, а после окончания училища вдруг решит стать разведчиком. Станет он обычным сотрудником Особого отдела и исчезнет из поля зрения однокашников. Однако я опять уклонился.

В эту ночь по крайней мере трое курсантов из роты не спали: Ларион — от расстроенных чувств, Виктор — от их удовлетворения, а Слава Домогацкий от сочувствия и страха. Лариону оставалось до выпуска еще около двухсот дежурств, исходя из нормы два-три в месяц. Больше он на посту не спал. Выучился. Правда, на собственном опыте, зато навсегда.

2. Операция «Смерч»

Не рой другому яму, сам в нее попадешь

Командиром отделения на первом курсе у нас был Иван Кудрявцев. Когда пришел — был тих и скромен. И вдруг в одночасье стал диктатором. Выполненные нами беспрекословно, точно и в срок первые два-три его приказания подействовали на него, как наркотик. Ему захотелось командовать еще и еще. Вырвавшись вперед нас всего на два курса, Иван разговаривал с нами тоном Министра обороны. То его не устраивал порядок в наших рундуках, то не удовлетворяла заправка коек, то наши физиономии казались ему слишком унылыми. Как и всякий крупный военачальник, Иван особое внимание уделял состоянию оружия. Наши карабины он осматривал всегда неожиданно, в глубокой тайне, как стратегическую операцию. На оценки не скупился. Тогда была принята двухбалльная система — Г (грязное) и Н (норма). За «гуся» в ближайшее увольнение собираться было не принято. Короче, высказывание А. В. Суворова «Далеко шагает мальчик, пора его унять» мы относили не иначе, как на счет новоявленного Бонапарта. И случай подвернулся. А подсунул его нам сам Иван, дав точнейший рецепт, вернейший способ и наименование операции. За обедом.

Мы тогда не обедали, а «принимали пищу». Так это официально называлось. Иван сидел во главе стола, а мы, подчиненное ему отделение, соответственно слева и справа, образуя так называемый «бачок» в составе восьми человек. Нам выделялась кастрюля первого, кастрюля второго и по кружке компота. Тогда в моде были разные хохмы за обедом и ужином. То бросали очередность выбора блюд «на морского»: первый съедал все мясо из второго блюда, второй лучшее, что осталось и т. д. (Последние бежали за «добавкой»). То разыгрывали компот. Но стоило взять лишнего и не доесть — кара была жестокой. Так вот, Иван за обедом как-то спросил — предложил:

— А не дернуть ли нам кружечку «смерча»?

— Какого еще «смерча»?

— А такого. В кружку компота добавляем ложку черного перца и ложку горчицы, тщательно размешиваем и бросаем «на морского» — кому достанется, кому повезет.

Сам Иван, конечно, надеялся, что повезет не ему. Начальство! Однако к моменту его предложения кое-кто уже успел пригубить «сладенького», потому идея повисла в воздухе. Саша Бубнов вообще уже выпил свой компот — была у него привычка пить компот после первого блюда. Знание математики, как оказалось, не только облегчает жизнь, по иногда делает ее даже веселой. У меня сразу появилась идея… Пришли в класс.

— Мужики! Слушай сюда! Угостим Ивана «смерчем» собственного рецепта и собственноручного розлива!

— Как же мы узнаем, сколько пальцев выкинет он?

— Это не имеет значения. Вернее имеет, но не принципиальное. Главное, самим выкинуть сколько надо и счет начать с конкретного человека, например, со Славы Домогацкого. Он сидит рядом с Иваном. Кто-то крикнет: «Счет с Домогацкого и „по солнцу“». Слава хватает пальцы Ивана и громко называет их число.

— Так мы же не знаем их число.

— Для тех, кто не усек с первого раза, повторяю. Я сижу тоже рядом с Иваном, только с другой стороны, напротив Домогацкого. Мои пальцы он сосчитает последними, а выкинул столько, чтобы дополнить Ивановы до 8 или до 16, если он выкинет 9 или 10. Ну а вы выкипите по результатам простого подсчета, который сейчас и проведем.

Идея овладела массами и стала материальной силой. После проведения тренировок настроение поднялось на недосягаемую высоту. Каждый запомнил, сколько должен выбросить пальцев на следующий день. За обедом Саша Бубнов бросил пробный шар: «Так мне пить или не пить? Или дернем кружечку „смерча“»? Иван оживился: «Да, действительно!». Он энергично потер руки, приготовил раствор, тщательно перемешал и поставил на середину стола.

— С кого считаем?

— С Домогацкого и «по солнцу».

— Раз, два, три!..

Все шло, как на тренировке. Требуемые 48 единиц были набраны. Слава, не торопясь, начал считать с себя и закончил, естественно, Иваном. Психологический жим курсантского стола из двух «бачков» был так силен, что Иван твердо взял кружку, шумно выдохнул и выпил залпом. Потом, затыкая себя с двух сторон, помчался в гальюн. Иван оказался молодцом. Все донес до гальюна, по дороге не продулся. На следующий день попробовали повторить. Не получилось. Наука пошла Ивану впрок.